Укус технокрысы - Владимир Гусев

Пеночкин молча пьет кофе.

- Поэтому не сделал карьеры, не посадил дерева, не родил сына и даже не женился...

- Отчего же? Четыре года назад. Но быстро развелся. И квартира у меня есть, как ты сам видел. Все же остальное - карьера, дерево... Я мечтал о лесе, понимаешь? Потому что лес - моя колыбель, и могила - лес.

- Потому что ты стоишь на земле лишь одной ногой, - перефразирую я следующую строчку стихотворения. - Это позволительно женщине, поэту... Пожалуй, это даже неизбежно для женщины-поэта, но вот мужчине - совершенно непростительно. Впрочем, не будем отвлекаться. В конце концов, безуспешно потыкавшись в двери бывших ученых, успешно сделавших свои карьеры и перешедших в ряды бюрократов, и сменив пять или шесть мест работы...

- Семь на сегодняшний день.

- Ты вдруг пронюхал, что местный "Эллипс" лопнул, как проржавевший обруч, и, рванув с низкого старта, предложил свои услуги системного программиста.

- Не совсем так. Разрыв "кольца" - счастливая случайность. Первоначально я планировал убирать лишние связи программным путем. Соответствующий пакет был у меня почти готов.

- Ага. Не было бы счастья, да несчастье помогло. А как ты решил вопрос с памятью? Тебе ведь ее требовалось - о-го-го!

- Тут мне опять повезло. ГИВЦ получил новые рабочие станции, и библиотека обзавелась компьютером с почти бездонной памятью.

- И ты, конечно, предложил свои услуги. За чисто символическую плату.

- Денег на программиста библиотеке вообще не выделили. Пришлось на общественных началах.

- То-то библиографша тебя так превозносит! Внакладе ты не остался. Вопрос с постоянной памятью худо-бедно решился. Труднее было с оперативной. Ее тебе требовалось много, очень много. Гораздо больше, чем было у всех машин "Эллипса", вместе взятых.

- Не совсем так. Ты рассматриваешь мозг как гиперсуперкомпьютер, а это неправильно.

- Кстати, как ты впрягал в одну повозку нейрокомпьютеры, мэйнфреймы и рабочие станции? - перебиваю Петю. Мне важны практические моменты, а не теоретические изыски.

- Программным путем преобразовывал двоичные компьютеры в нейронные. Это оптимальный путь. Дело в том, что один-единственный нейрон способен иногда распознавать целое слово. И, кроме того...

Пеночкин снимает очки, начинает жестикулировать, и я чувствую себя, словно рыцарь, противник которого зазевался и неосторожно опустил щит. Грудь его беззащитна, через минуту я нанесу неотразимый удар, но Петя все еще не понимает этого.

- Таким образом, последние проблемы были решены как раз полгода назад?

- Да. И я сразу же приступил к экспериментам.

Допив кофе, Пеночкин удовлетворенно крякает, надевает очки и подмигивает. Мне становится скучно. Ну, а что еще от него можно было ожидать? Неудачник - он и есть неудачник. Хорошим идеям следует держаться от таких субъектов подальше.

- И ты хочешь сказать, что тебе удалось создать модель человека? С помощью этих набитых процессорами, СБИСами и прочим полупроводниковым дерьмом железных ящиков? Модель, обладающую пятью органами чувств, умеющую смеяться и плакать, ненавидеть и любить? И размножаться? Да к тому же заключающую в себе некую неуловимую субстанцию по имени "душа"?

Вот так вот. Нужно, нужно было поставить нахала на место.

- Нет, конечно, - спокойно возражает Пеночкин. - Моя цель была гораздо скромнее: моделирование искусственного интеллекта, обладающего сознанием. Ну, и некоторыми неотъемлемыми качествами разумного существа.

- Способностью к самоубийству?

- Я на второе место поставил способность к творчеству.

- А на первое?

- Речь. Борис Федорович Поршнев еще сорок с лишним лет показал, что это - основной признак, отличающий человека от животных.

- А как насчет эмоций? Тебе удалось их смоделировать?

Я ставлю пустую чашечку на стол. Петя тут же сгребает кофейные аксессуары и прячет их в ящик стола.

- Не знаю. Не думаю, - говорит он наконец. - Ну конечно же нет!

- Тогда чудо-юдо, которое ты сотворил, - не человек. Это нелюдь, Голем, Франкенштейн! И даже хуже. Последний-то был хоть из плоти и крови, а твой...

- Но я не собирался создавать гомункулуса. Разве я говорил так? Искусственное сознание - вот моя скромная цель.

Петя вновь усаживается напротив меня. Я пристально смотрю в его наивные голубые глаза и молчу. Молчу так долго, что он, поежившись, начинает отчаянно подмигивать мне чуть ли не раз в секунду. То есть с частотой в один герц.

Сейчас я задам вопрос, на который он не сможет ответить, а потом... У нас осталось ровно пятнадцать минут.

- Зачем? - тихо спрашиваю я. - Зачем ты это сделал?

Пеночкин недоуменно пожимает плечами и, поглядывая на меня, как на первоклассника, не понимающего, для чего учить таблицу умножения, если есть такие удобные и умные калькуляторы, говорит:

- Чтобы познать человека. Чтобы сделать первый шаг к выполнению древнего завета: "Познай самого себя!"

Нервно подмигнув, Петя ждет возражений, но я молчу. Списав затянувшуюся паузу на мою туповатость, Пеночкин вскакивает со стула и, выписывая вокруг меня замысловатую орбиту, начинает с жаром объяснять:

- Понимаешь, этот вопрос относится к числу проклятых. Их, в общем-то, не так и много. А скорее всего только один. "В чем смысл жизни человека" и "Что есть человек" - это почти одно и то же, верно? Зная ответ на один из этих вопросов, вполне можно вычислить ответ и на другой. Да и на все остальные тоже. Но главная закавыка в чем? Нам не с кем сравнивать. В этом вся и сложность, вся и трагедия бытия человеческого. Любая наука начинается с классификации и сравнения, но человек - единствен и неповторим. Нет на Земле другого подобного феномена!

Остановившись, чтобы перевести дух, Петя выжидающе смотрит на меня, но я молчу. Я не собираюсь предлагать ему сравнивать между собой людей разных времен и культур. А тем более замешивать сюда высших животных. В логике ему не откажешь. Человек - единственное разумное существо на Земле. В этом и ответ на мой дурацкий вопрос "зачем?"

- И это все? Эта эфемерная проблема - единственное, из-за чего ты пошел на должностное преступление? - спрашиваю я, становясь напротив Пеночкина.

- Единственная. Она и у человечества - единственная.

Мне надоедает смотреть в нахальные голубые глаза и, заложив руки за спину, я прогуливаюсь между заваленными распечатками столами и беспорядочно расставленными стульями.

- И что же будет, когда человечество получит ответ на этот проклятый вопрос?

- Пессимист сказал бы - конец света. Оптимист - пробуждение истинного человека, богочеловека. Понимаешь, да? Человек, познавший самого себя, это уже иное существо, чем-то неуловимо отличающееся от себя прежнего. А может быть, и вполне уловимо. Новый человек...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});