Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Кроме магии, искусства тренировки тела и боевых приемов (они входят в комплекс оздоровительных упражнений), Уна давала Диане уроки хороших манер. Пришлось достать из укромного уголка посеребренные ложки (на настоящее серебро надо слишком много денег), ножи и вилки. Уна некогда купила их на ярмарке у обедневшей купчихи, распродававшей все свое имущество с молотка, чтобы закрыть долги, оставленные непутевым пьющим мужем, утонувшим весной на переправе через реку. Купила, сама не зная — зачем. Просто повинуясь импульсу — увидела блестящее — спросила цену — купила. И с тех пор столовые приборы практически не вытаскивала из тайника.

Почему из тайника? Да потому что так принято — все ценные вещи, которые можно унести, надо прятать по тайникам. Когда ты уходишь из дома на часы, а то и дни, существует шанс того, что к дому забредет какой-нибудь чужой человек, нищий бродяга, который точно не погнушается в отсутствии хозяина забраться в жилище и поживиться чем-нибудь таким, что можно легко поменять пусть даже на небольшие деньги. Вряд ли украдут деревянные ложки, глиняные миски и все такое. А вот «серебряные» ложки — запросто.

Так вот Уна учила Диану правильно вести себя за столом. В какой руке держать вилку, в какой нож, как правильно вытирать губы, как заправлять салфетку, дабы не испачкать платье.

Кстати сказать, платья, купленные Уной, пришлись Диане почти впору — чуть-чуть больше размером, можно сказать «на вырост». В ближайшие месяцы она дорастет до своего нормального размера — хорошее питание, физические упражнения, отдых, покой — все это сделает свое дело.

На четвертый день появился пациент. Его привезли на санях — бледного, как полотно, еле держащегося на ногах. Это был молодой парень, почти мальчишка лет семнадцати-восемнадцати. Он поскользнулся и упал на бревно, которое распиливали вдоль, на доски. Правая рука выше локтя срезана чисто, как если бы это сделал острый нож.

Парень был в сознании. Он смотрел на Уну так, что у нее сжалось сердце — красивый парень, можно сказать породистый. Высокий, копна золотистых волос, голубые глаза — смерть девкам, да и только! И вот теперь — без правой руки. Практически никому не нужный инвалид. Кому нужен лесоруб без правой руки? Парень из деревни, не умеющий ни читать, ни писать? Ладно бы какой-нибудь книгочей — можно устроиться писарем, либо курьером… там, где нет необходимости иметь в целости все руки. Но лесоруб! Который целый день машет топором! Или работник лесопилки, которому нужно таскать доски, бревна и все прочее!

Жалко парня, да, но сам виноват. Надо быть осторожнее. Выходное пособие ему на инвалидность — серебряный секунд, и давай, выживай как сможешь.

Такие инвалиды долго не заживались. Спивались, или кончали с собой не в силах пережить свою ущербность. Сидеть на шее отца и матери, братьев и сестер — это постыдно для молодого мужчины. Мужчина без руки — все равно как женщина, неспособная родить…

Они и отрезанную руку с собой привезли… наивные! Думают, раз Уна лекарка, то умеет пришивать отрезанные конечности? Выращивать новые глаза? Пальцы? Зубы? Эх, люди, люди… да к такой лекарке, которая умеет все это делать, ехали бы больные со всей Империи! Да что с Империи — со всего материка!

Только вот стоило бы это огромных денег. Потому что такое может сделать только волшебник уровня Магистр. Уна же дотягивала только до уровня «старший ученик», если определять это по рангам Академии магии. Да, она была достаточно сильна, чтобы приготовить эффективные снадобья и даже вылечить болезни одной только силой Голоса. Но чтобы изменять человеческую плоть?! Нет, это ей не под силу. Разрушить — может. А вот восстановить…

О чем она и сказала парню и его друзьям, грустно стоявшим возле входа в дом. Не о Голосе, нет. Конкретнее. А именно: все, что она может сделать — обработать рану, постараться зашить обрубок, натянув на него кожу с отрубленной руки. Ну и… все на этом. Больше никаких вариантов.

Парень упал на колени, уткнулся головой в снег:

— Лекарица, милая, дорогая! Век буду за тебя богов молить! Отдам все, что у меня есть — пришей руку! Говорят, ты можешь творить чудеса! Сделай, пожалуйста, молю тебя всеми богами! Я только жениться собрался! Сватов заслали! Невеста согласна! А теперь все, не отдадут они ее за меня! Я повешусь! Милая, пожалуйста, я рабом твоим буду! Отслужу! Что хочешь сделаю! Только пришей!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Пойми, парень — грустно, мрачная как туча ответила Уна — Это уже все. Рука отрезана. Я не волшебница, я только лишь лекарка! Ладно бы там рана, или порвало, и на месте осталась. А так — ну как я сделаю?! Ну, сам подумай!

— Я не знаю… я не знаю! — парень раскачивался, как камыш на ветру — Сделай что-нибудь! Сделай!

— Уна, правда — сделай! — поддержал его длинный, худой, но широкоплечий парень с узким костистым лицом — Мы денег соберем! Пустим шапку по кругу, односельчане накидают! Много соберем, только сделай! Пропадет ведь Блэр! Он хороший! Он тебя всегда очень уважал! Если кто-то про тебя плохо говорил — он ему сразу в морду давал! Говорит — Уна, это самая лучшая женщина, которую он знает! Он ведь влюблен в тебя был! Помоги ему, у них с Аной любовь, а теперь точно ее за него не отдадут!

— Не отдадут! — баюкая культю, обмотанную грязной тряпкой эхом откликнулся Блэр — Не отдадут! И мне тогда не жить!

— О Создатель! — Уна яростно рубанула воздух рукой — Да что вы не понимаете?! Сил у меня не хватает! Ну не могу я, просто не могу! Тут нужна могучая волшебница! Магистр! Да и то — шансов мало! Ну как вам еще это сказать?!

Она вдруг замерла с открытым ртом, и секунды три стояла так, глядя в пространство над головами парней, лица которых были мрачны, как на похоронах. Потом закрыла рот, сжала губы, и превратив их в тонкую полоску, и постояв еще секунды три, грустно сказала:

— Я попробую. Только никаких обещаний не даю. Получится — значит получится. А нет — не обессудьте. Блэр, сейчас ты пойдешь со мной, и я тебе дам снадобье, от которого ты уснешь. Вы, парни — берете отрубленную руку и держите ее в снегу, пока я не выйду и не скажу отдать ее мне. Дальше — я буду лечить. Если кто-то из вас заглянет в окно — колдовство может не получиться. То же самое — если будете подслушивать под дверями. Теперь насчет оплаты — я все-таки не святыми молитвами питаюсь, нам с дочкой есть нужно. Так что если получится — вы, во-первых, вставите мне разбитое окно. Видите, у меня там подушка? Медведь приходил, разорил. Вот вы мне новое и вставите. А еще — соберете денег — сколько сможете. Мне дочку надо одевать, обувать, да и сама поизносилась. Все понятно?

— Понятно! Понятно! — лица парней просветлели, и они смотрели на Уну с таким выражением надежды и радости, что ей стало не по себе — ведь скорее всего не получится. Времени прошло много. Рука уже могла умереть. Надежда только на то что отрубленная конечность все время находилась на холоде, а значит не успела непоправимо разложиться.

Блэра подняли с колен, повели в дом. Он шел с трудом, шатаясь, видимо потерял много крови. Его завели в дом, тщательно вытерев ноги о коврик у порога, и раздев до пояса (он сам уже не мог), положили на лекарскую кушетку, обтянутую толстой кожей (чтобы легче отмывать кровь и гной). Кушетку поставили возле печи на свободном месте — чтобы и ходить удобно было лекарке, и чтобы больной не замерзал, ведь после потери крови всегда сильно знобит.

Положили, и повинуясь жесту Уны быстро ушли, не оглядываясь и не говоря ни слова.

Приготовить снадобье сна — дело пятнадцати минут. Через двадцать минут Блэр уже спал лицом к потолку, бледный с синим оттенком, как покойник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Уна еще раз с некоторым даже женским интересом оглядела крепкое тело парня. Она не была с мужчиной… уже и забыла сколько времени, с лета, наверное. Когда приезжал молодой купец Кесан — приятный, сильный и красивый молодой мужчина, некогда понравившийся Уне с первого взгляда. Тогда она решила, что этот парень достоин ее внимания. И что в постели он должен быть хорош. И Кесан не обманул ее ожидания.