Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 1) - Николай Берг

— А почему я должен спать? — так же шепотом отвечаю я.

— Вам положено так делать.

— Не знаю, что нам положено, а спать совершенно не хочется.

— Тебе не тяжело? — задает она совершенно нелепый вопрос.

Ну да, разумеется, она лежит так, как почему-то очень любят лежать многие женщины: прильнув к мужчине, положив ему голову на плечо, руку на грудь и закинув согнутую в колене ножку аккурат на то место, где спереди у мужчин соединяются обе ноги.

— Что молчишь? — осторожно спрашивает она минуту погодя.

— Не знаю, как ответить. Особенно учитывая, что я гораздо тяжелее тебя и после того, что мы тут вытворяли я очень удивляюсь как ты вообще задаешь такие вопросы. Мне впору спрашивать об этом тебя, хотя показалось, что тебе тяжело не было. Ну а мне после такого странно даже сравнивать.

— А что тут мы вытворяли? — невинно спрашивает медсестричка.

— Всякое — веско отвечаю я. Потом, помедлив, признаюсь: 'Вот ведь досада, когда я три дня назад уронил при ассистенции поднос с инструментарием, то и сейчас могу описать, что куда полетело, и кто как на меня уставился. Хоть картину рисуй. Но связно описать все, чем мы занимались полночи… Нет. Не выходит — только эпизодами и кусками.

— Тебе не понравилось? — обеспокоено спрашивает она.

— Нет, что ты, было великолепно. Действительно великолепно. Ты замечательная! Но вот связно вспомнить — не получается. Почему-то всякие паршивости запоминаются навсегда и с первого раза, а что прекрасное — так шиш.

— Это мудро природа сделала — успокоенно и рассудительно выговаривает Надежда.

— Что именно?

— То, что гадости и глупости запоминаются с первого раза, чтобы человек их не повторял. А вкусности можно и повторить. Как ты относишься к тому, чтобы повторить?

— С одобрением. С полным одобрением!

Она засыпает первой. Я успеваю немножко погордиться собой — и вырубаюсь моментально, даже толком не догордившись как следует.

Просыпаюсь оттого, что чувствую на себе взгляд. Сначала первая мутная мысль, скорее даже не мысль, а какой-то огрызок таковой, что это опять Лихо приперся за жратвой и на меня своим оком таращится. К счастью это не он, здесь есть еще кому на меня смотреть.

— Как насчет завтрака в постель? — спрашиваю я Надежду.

Она вздрагивает от неожиданно бодрого голоса.

— А что, такое возможно?

— Запросто! Что мэм предпочитает на завтрак?

— Кофе. Черный. Сладкий. С булочками. И еще какую-нибудь футболку большого размера.

— Надя! Не ерунди.

— Это ты о чем?

— О том, что зря комплексуешь из-за стрий на груди. Они тебя совершенно не портят, поверь мне. И кстати если ты мне покажешь свои груди при солнечном свете — я гораздо быстрее приготовлю завтрак.

— Это обязательное условие для приготовления завтрака?

— Ну, вообще-то нет, конечно. Но вид женских сисе… то есть грудей, персей меня приводит с давних времен в прекрасное расположение духа.

— Это, с каких же интересно времен? — подозрительно смотрит на меня женщина.

— С глубокого детства. С грудничкового возраста. Мне так и рассказывали — как титю увижу, так сам не свой становлюсь от радости. И я не один такой, сколько ни видел младенцев — все поголовно такие.

— Что ж. Раз уж так, ладно. Любуйся! — и, скинув с себя простынку, Надя открывает две аккуратные кругленькие сись…, то есть груди, увенчанные коричневыми сосочками. На белой нежной коже и впрямь есть атласно — розовые растяжки, возникающие у тех девчонок, у которых груди появились очень быстро, и кожа не успела за таким ростом, вот ее и растянуло. Ну, или еще у кормящих, хотя тут ясно — еще не кормила Надька никого. С моей колокольни — ничем это вид кругленьких шедевров природы не портит.

— Мой любимый цвет! Мой любимый размер! — выражаю я свои ощущения и спешу на кухню, чтобы сварганить завтрак — до сбора у нас еще есть время, успеваю нормально.

Подушкой все же Надька в меня кинула.

— Ну и как? — спрашиваю я Надежду, сосредоточенно разбирающуюся со стоящем на подносе завтраком.

— Очень непривычно — серьезно отвечает она, намазывая горячий ломтик хлеба малиновым вареньем…

— Ну, вообще-то должна быть специальная подставка для подноса. Не на живот же его ставить, мне пришлось запихнуть скамеечку в наволочку. Поднос — наличествует. Ну и все, что на подносе. Самое кислое — можно опрокинуть на себя горячий кофе, а потом оставшиеся в постели крошки черствеют и становятся проблемой. Но девушкам это нравится. Вот я и постарался.

— И что еще нравится девушкам?

— Всякие глупости. Почему-то многие думают, что для любви надо насыпать в постель и ванну лепестков роз, простыни должны быть обязательно шелковыми и все должно происходить обязательно при свечах, да еще чтоб и свечи были в высоком подсвечнике.

— А это не так? — спрашивает как-то слишком вежливо Надя, протягивая мне бутерброд.

— Да глупости девчачьи. Эти дурацкие лепестки моментально сохнут, прилипают к разгоряченному телу как банный лист, а потом либо забивают сток в ванне, либо сохнут забившись в складки белья и гербарий этот вычесывать приходится отовсюду. Простыни шелковые скользкие, либо сам свалишься, либо они с кровати съедут не вовремя. Опять же влажнеют моментально, а люди взмокают изрядно — льняные простыни влагу на себя берут, шелковые нет. Получаются любовники, как из бани, скользкие и мокрые. Про свечки в высоком подсвечнике вообще разговор простой — от ээээ… вибрации легко вываливаются и падают. Пожар можно устроить, а сгоряча не сразу и заметишь. Не, свечи для любовных дел — только в плоской прозрачной вазе, воды туда и свечки плоские пускать плавать. И красиво и не подпалишься…

— И откуда это тебе все эти тонкости известны? — весьма ледяным тоном спрашивает подобравшаяся Надежда.

Давлюсь кофе, которое только что начал пить и в очередной раз выслушиваю свой внутренний голос: 'Чуешь, какой я хороший — что ни скажу — никто кроме тебя не слышит. А ты как помелом бряк бряк. Язык без костей в тридцать локтей!'.

— Я это в Интернете прочитал. Предупрежден — значит вооружен! — и честным взглядом смотрю в самый точный детектор лжи — женские пытливые глаза.

— Надо же и впрямь не врешь! — удивленно отмечает успокоившаяся любовница.

Внутренний голос тут же ехидно заявляет о себе: 'Конечно, правда. Когда сам пишешь — сам же и читаешь. Не мог же ты написать не читая… Но молодец. Выкрутился. А сейчас перехватывай инициативу, атакуй!'.

Дельный совет. Потому тут же спрашиваю успокоившуюся Надежду: 'А ты ревнивая, однако?'.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});