Петербургские женщины XVIII века - Елена Первушина

Елизавета, как и Анна Иоанновна, ценила роскошь и богатство. В Оружейной палате хранится ее платье из серебряного глазета и шелка, украшенное золотыми позументом и создающее тот же эффект «мягкого сверкания», как и платье Анны Иоановны. Для своей будущей невестки она заказала удивительное по красоте и изяществу платье из серебряной парчи, отделанное серебряной вышивкой, создававшей эффект бриллиантовой россыпи.

Современник царствования Елизаветы князь Михаил Щербатов писал: «Двор подражал, или, лучше сказать, угождал императрице, в златотканные одежды облекался. Вельможи изыскивали в одеянии все, что есть богатее, в столе все, что есть драгоценнее, в шитье все, что есть реже, в услуге возобновя древнюю многочисленность служителей. Дома стали украшаться позолотою, шелковыми обоями во всех комнатах, дорогими мебелями, зеркалами. Все сие доставляло удовольствие самим хозяевам. Вкус умножался, подражание роскошнейшим нарядам возрастало. И человек становился почтителен по мере великолепности его жилья и уборов».

Роскошны были дворцы в стиле барокко, построенные для Елизаветы Бартоломео Франческо Растрелли: Зимний дворец, Большой дворец в Петергофе, Екатерининский дворец в Царском Селе. Роскошен был Аничков дом, где жил ее тайный супруг Алексей Разумовский. Сад, окружавший дворец, тянулся до современной Садовой улицы. Крытые аллеи по моде XVIII века шли по берегу пруда. В саду росли около 200 яблонь, 300 вишен, 350 кустов орешника, 5350 кустов «смородины и крыжовнику», вдоль аллей росли буки, клены и липы. Были здесь также розы и клумбы с цветами. На месте Публичной библиотеки находились конюшни, сараи, погреба, а также теплицы и оранжереи, где росли «заморские априкозовые деревья», сливы и виноград. Посреди парадного двора была вырыта прямоугольную гавань, связанная с Фонтанкой каналом, по которому гости на шлюпках могли подплыть прямо к ступеням парадного входа. По сторонам канала у реки были выстроены две галереи-колоннады, здесь же располагался обширный висячий сад.

Роскошны были балы и маскарады. В эту эпоху фижмы максимально расширились, так что женская фигура потеряла естественные очертания и превратилась в «бабу на чайнике», но это не мешало женщинам и мужчинам любить быстрые танцы.

На свадьбе Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны, как пишет Иоанна-Елизавета Ангальт-Цербстская, мать Екатерины, «…был бал в домино, т. е. из четырех кадрилей, каждая в шестнадцать пар, имевших своими предводителями Великаго Князя, Великую Княгиню, моего брата и меня. Первая была цветом розовая с серебром: вторая — белая с золотом, третья — голубая с серебром; четвертая — оранжевая с серебром. Императрица и все, не участвовавшие в кадрилях, были в обыкновенном платье. Ужинали в галерее за четырьмя разными столами, составлявшими столько же полукружий вокруг водоема, в котором бил великолепный фонтан».

Ей вторят воспоминания «придворного брильянтщика» (т. е. ювелира) Иеремии Позье: «Маскарады… были роскошны… по этому случаю раскрывались все парадные покои, ведущие в большую залу, представляющую двойной куб в сто футов. Вся столярная работа выкрашена зеленым цветом, а панели на обоях позолочены. С одной стороны находится 12 больших окон, соответствующих такому же числу зеркал самых огромных, какия только можно иметь; потолок написан эмблематическими фигурами… Есть несколько комнат для танцев, для игры, и общий эффект самый роскошный и величественный».

* * *

На новогодних маскарадах, где императрица любила появляться в мужском платье, демонстрируя всем свою великолепную фигуру, ее сопровождало более сорока фрейлин, среди которых выделялись красотой камер-фрейлина Екатерина-Смарагда Кантемир, младшая сестра Марии Кантемир, и Наталья Федоровна Лопухина, урожденная Балк.

Наталья Федоровна была дочерью той самой Матрены Монс-Балк, статс-дамы Екатерины, сестры Анны и Виллима Монсов, в 1718 году она вышла замуж за Степана Васильевича Лопухина. Брак, заключенный по настоянию Петра I, оказался несчастливым. Впоследствии Лопухин откровенничал с Джейн Рондо: «Мы были вынуждены пожениться по желанию Петра Великого. В то время я знал, что она ненавидит меня, а сам я был к ней совершенно равнодушен, хотя она красива. Я не могу ни любить ее, ни ненавидеть, и теперь по-прежнему равнодушен к ней. Так почему же я должен расстраиваться из-за ее связи с человеком, который ей нравится, тем более что, надо отдать ей должное, она ведет себя настолько благопристойно, насколько позволяет положение».

Наталья Федоровна Лопухина

Рондо добавляет: «Она (Лопухина) и ее любовник, если он действительно таковым является, очень постоянны в своем сильном и взаимном чувстве на протяжении многих лет». Этот роман закончился в 1741 году, когда при вступлении на престол Елизаветы Петровны новая императрица отправила любовника Лопухиной гофмаршала Рейнгольда фон Левенвольде в ссылку.

По воспоминаниям современников, «Лопухина была известна как светская женщина, модница, любительница балов и тому подобных развлечений, даже как кокетка, загубившая немало сердец. Говорят, но вряд ли это основательно, будто бы даже сама суровость, проявленная Елизаветой в отношении Лопухиной, была вызвана удачным соперничеством в амурных делах».

В 1743 году в результате доноса и политической интриги вскрылся так называемый заговор «Ботта — Лопухиных» в пользу Иоанна Антоновича. В нем якобы участвовали также и подруга Натальи Федоровны графиня Анна Бестужева, и посланник австрийского двора маркиз да Ботта. Наталья и Анна были приговорены к битью кнутом, вырыванию языков и ссылке в Сибирь с конфискацией имущества. Дочерей Натальи Настасью, Анну и Прасковью сослали в отдаленные деревни. Екатерина II в своих записках сообщает, что в одну из них был влюблен Петр Федорович и жаловался своей невесте на разлуку с предметом своей страсти. «Я слушала, краснея, эти родственные разговоры, благодаря его за скорое доверие, но в глубине души я взирала с изумлением на его неразумие и недостаток суждения о многих вещах», — добавляет Екатерина.

Рейнгольд фон Левенвольде

Посланник Ботта в результате переговоров с императрицей Австрии Марией-Терезией был в конце концов освобожден из заключения и прощен. Степан Лопухин умер во время следствия. Графиня Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина умерла в Якутске в 1751 году. Наталья Лопухина вернулась из ссылки в Москву в 1762 году и через год скончалась.

Под внешним блеском и роскошью таились казнокрадство, хаос и неустроенность. Екатерина II вспоминает, как странствовала вместе с двором Елизаветы. «При дворе в это время был такой недостаток в мебели, что те же зеркала, кровати, стулья, столы и комоды, которые нам служили в Зимнем дворце, перевозились за нами в Летний дворец, а оттуда — в Петергоф и даже следовали за нами в Москву. Билось и ломалось в переездах немалое количество этих вещей, и в таком поломанном виде нам их и давали, так что трудно было ими пользоваться; так как нужно было особое приказание императрицы на получение новых вещей и большею частью трудно, а подчас и невозможно было до нее добраться, то я решила мало-помалу покупать себе комоды, столы и самую необходимую мебель на собственные деньги как для Зимнего, так и для Летнего дворца, и, когда мы переезжали из одного в другой, я находила у себя все, что мне было нужно, без хлопот и потерь при перевозке. Такой порядок полюбился великому князю; он завел такой же для своих покоев».

Атмосфера двора, как это часто случается, была наполнена сплетнями и интригами. Екатерина рассказывает об одном из таких скандалов, связанных со сменой фаворитов Елизаветы. Ставки в игре были высоки, так как речь шла о по-настоящему больших деньгах и большом влиянии на политику. Поэтому соперники не стеснялись в средствах.

«В этот год в Петергофе случилось происшествие, главною причиною которого были происки господ Шуваловых, и которое послужило предметом толков между придворными, — пишет Екатерина в мемуарах. — Вышеупомянутый полковник Бекетов пользовался великою милостью до такой степени, что со дня на день ожидали, кто из двух фаворитов уступить друг другу, т. е. Бекетов ли Ивану Шувалову или Шувалов ему. Но, тем не менее, он очень скучал и от нечего делать заставлял у себя петь мальчиков-певчих Императрицы. Некоторых из них он особенно полюбил за их прекрасные голоса. Бекетов и друг его Елагин были оба стихотворцы и сочиняли для мальчиков песни, которые те распевали. Этому дано было самое мерзкое истолкование. Все знали, что Императрица ни к чему не чувствовала такого отвращения, как к порокам этого рода. Бекетов, в невинности сердца, беспрестанно гулял с певчими по саду. Эти прогулки была ему вменены в преступление. Императрица на несколько дней уехала в Царское Село и потом возвратилась в Петергоф, а Бекетову приказано было оставаться там под предлогом болезни. Он остался с Елагиным, вынес горячку, от которой едва было не умер, в бреду беспрестанно твердил об Императрице, которая занимала все его мысли, и, наконец, опять явился ко двору. Но милости больше уже не было; он должен был удалиться от двора».