Поездка в Хиву - Фредерик Густав Барнаби

Все уже знают, что его поймали. Слава богу! Прикажете сюда его привести?

– Разумеется, – сказал я.

Минуту спустя дверь отворилась, и преступника втолкнули в мой номер. Следом вошел участковый пристав. Лицо его было значительным и суровым. Сделав два коротких шага, а затем один длинный, он встал сбоку от арестованного, положил левую руку ему на плечо, а правой с достоинством взял под козырек. Вся эта сцена выглядела довольно комично: слуги у меня в номере, исполненные трепета; постояльцы снаружи, пытающиеся понять, что происходит; метрдотель, вытирающий потный лоб той самой салфеткой, которую он прежде выдал мне вместо полотенца, – и его огромный рот время от времени ошеломленно распахивается от уха до уха; арестант, молящий о снисхождении; монументальный пристав; и тут же Бекчурин, взволнованный более, чем я мог себе представить, имея в виду восточного человека, потрясает кулаками перед лицом преступника:

– Поймали тебя, братец! За шкирку привели, голубя! Решил опозорить наш народ?! Чтоб тебе пусто было! Теперь получишь плетей! Не нравится? Плачь сколько хочешь!

Арестант при этих словах на самом деле залился слезами, представив неизбежное наказание кнутом.

– А деньги, господин пристав? Деньги?! – продолжал Бекчурин. – Что с ними сталось? И где вы его поймали?

Полицейский не обладал тем даром красноречия, которым мог похвастаться его собеседник, и, дабы собраться с мыслями, снова взял под козырек, после чего выдавил:

– Двадцать пять рублей он пропил – половина осталась. Бабы во всем виноваты – две сразу с ним было.

Управившись с этим заявлением, пристав вынул отнятые у преступника деньги и положил их на стол.

– Простите меня, бога ради! – прорыдал арестованный, падая на колени и пытаясь поцеловать обувь Бекчурина. – Мы все пили. Я пил, она пила, все пьяные. Я верну деньги.

– Хорошо, – сказал Бекчурин. – Сначала деньги, а потом решим насчет плетей. Уведите его, господин пристав, и узнайте, сможет ли он вернуть потраченное.

Глава XIII

Одеяние из овчины – В поисках слуги – Татарский гном – Назар – Распределение багажа в санях – Киргизские верблюды – Уральские горы – Красногорск – Буран – Сбились с пути – Упряжь порвалась – Ямщик потерял дорогу – Голодный Назар – Спать нельзя – Спасение – Кулинарный талант Назара – Застрявшие на станции – Курьер – Офицер и его супруга – Врач – Кровопускание – Любопытство – Что хуже: тропическая жара или дикий холод?

После того как волнение в гостинице, вызванное приводом арестанта, улеглось, я отправился со своим другом Г. на поиски верхней одежды из овчины, какую носят русские крестьяне. Бекчурин же от всего сердца заверил, что найдет мне слугу. «Даже не сомневайтесь, – сказал он. – Один вы не поедете. Я не допущу, чтобы сложилось нелестное мнение о татарах, проживающих в Оренбурге».

Г. привез меня на улицу, где в основном жили и торговали своим товаром скорняки. Войдя в одну из лавок, мы тут же едва не выскочили обратно по причине омерзительной вони. Помнится, несколько лет назад в Лондоне стояла жара и Темза совсем обмелела, источая своеобразный аромат, сильно тревоживший обоняние. Однако запах в этой тесной русской лавке был намного более отвратительным. Повсюду лежали овчины, пребывавшие на разных стадиях обработки. Большая печь для сушки овечьих шкур источала невыносимый жар, и только крайняя необходимость приобрести теплую одежду вынудила меня остаться на краткое время в этом заведении. Одежда, купленная в Петербурге, совершенно не подходила для путешествия верхом. Достигавшая самых пят шуба была бы крайне неудобна в седле, тогда как одеяние из овчины с мехом внутри, невзирая на его неприятный запах, являлось коротким и самым теплым нарядом из всех возможных. С меня сняли мерки для полушубка, нескольких пар штанов из того же материала и пары обуви с высоким голенищем, напоминавшей скорее ведерки, также пошитые из овчины. Эти высокие чуни надевались поверх четырех пар рыболовных чулок. А на них в свою очередь натягивались еще огромные валенки – на собственном опыте к тому времени я уже уяснил, что любая кожаная обувь в этих условиях не годится – и, когда поверх изготовленной для меня в Лондоне одежды я надел свое новое обмундирование, мне стало понятно, что я готов к любому морозу.

Вечером в гостиницу снова явился Бекчурин, сопровождаемый самым низкорослым татарином из всех, которых я видел, ростом не более пяти футов. Меня уведомили, что он происходил из благородной семьи и что отец его служил офицером в русской армии; однако семья обеднела, а Назар – таково было его имя – любил путешествия и приключения. Он изъявлял полную готовность отправиться куда угодно по любой надобности. Спиртного не брал в рот с рождения. По-русски говорил очень хорошо, а также владел киргизским. Бекчурин поручился за его порядочность, и, поскольку тот просил пятьдесят рублей авансом, дабы оставить своей жене, я согласился выдать требуемую сумму, хотя испытывал некоторые сомнения после всего, что произошло с предыдущим кандидатом, ссылавшимся на престарелую мать. Деньги были выплачены. Бекчурин обнял меня на прощание, а мой новый слуга пообещал явиться в гостиницу следующим утром, чтобы мы смогли наконец отправиться в путешествие.

Поднявшись с постели задолго до рассвета, я стал собираться и к приходу моего татарина упаковал почти все. Но тут наступил момент, напоминавший перетягивание каната, поскольку в моем распоряжении были сани, лошади, слуга и багаж; однако оставалось совершенно неясным, как разместить в повозке все мои вещи и найти после этого еще место для моих ног.

Назар несколько раз перекладывал баулы и свертки с места на место, но это не решало проблему. На помощь в конце концов явилась гениальная изобретательность метрдотеля, предложившего накрепко привязать ящики с продовольствием к наружным стенкам саней, после чего я смог нормально разместиться. Слуга мой, к счастью, был гномом, и личный его багаж этому статусу соответствовал. Угнездившись на седельных сумках и оружейном чехле, он обернулся, ожидая распоряжений.

– Пошел! – крикнул я.

И мы помчались галопом по центральной улице Оренбурга, провожаемые добрыми пожеланиями и прощальными криками постояльцев гостиницы.

С востока дул колючий ветер, но воздух был чист, и через несколько минут я уже ехал вдоль реки Урал. То и дело навстречу нам попадались караваны верблюдов, запряженные в сани с грузом хлопка из Ташкента. Тому, кто знаком лишь с верблюдами Ливийской пустыни, трудно было бы уловить сходство между этими невысокими косматыми степняками с гривами, как у львов, и огромными гладкошерстными «кораблями пустыни», характерными для африканской Сахары. Природа наделила киргизских верблюдов всем необходимым