Кладбище для однокла$$ников (Сборник) - Сергей Дышев

Мигульский сдержанно кивнул на подпорченный комплимент, Ирина же расцвела. И тут все разом заговорили, загалдели, словно желая тут же подтвердить истинность мысли: все мы крепки задним умом.

– Друзья, – вновь заговорил Распорядитель. В голосе его почувствовалось что-то заговорщицкое. – Я хочу представить вам моих помощников.

Внезапно двери отворились, на пороге появился высокий человек в красном костюме и с огромной серебристой бабочкой под горлом. Круговым движением руки он поправил остатки черных волос вокруг лысины и щелкнул каблуками. В другой руке он держал серебряный поднос.

– Это Кент, – представил Распорядитель. – Он профессиональный артист. Ему не очень везло в карьере. Но в нашем отеле он нашел себя, хотя уверяет, что все еще продолжает искать. В этом, я думаю, нам еще предстоит убедиться… Я все правильно сказал, Кент?

– Вы всегда правы, господин Распорядитель, – бесстрастно заметил тот.

– А где же второй помощник? – спросил Карасев.

– Минутку терпения… Я уверен, что второму помощнику будут рады мужчины, потому как он сегодня играет особую роль. Мой помощник Юм! – провозгласил Распорядитель и показал на стену.

Гости недоуменно переглянулись, но тут обшивка из черного мореного дуба разверзлась, в стороны отлетели ставни и всем предстало ярко освещенное помещение с множеством бутылок на полках. Откуда-то снизу выпорхнул пухленький толстячок с растрепанным чубчиком, неожиданно ловко перемахнул через стойку, даже не задев стоящие на ней стаканы.

– Я тут, хозяин! – Он поклонился.

Гости зааплодировали. Особенно, как и предупреждал Распорядитель, неистовствовали мужчины. Тут же у стойки образовалась очередь. А Распорядитель продолжил:

– Он тоже профессиональный артист, причем самого широкого амплуа. Он начинал петь в опере, потом были какие-то неурядицы, трения. В мире искусств, как все мы знаем, склок и конфликтов не меньше, чем где-либо… Вы нас побалуете своим пением, Юм?

– Охотно, – артист откашлялся, выбросил вперед левую руку, но передумал, опустил ее и поднял правую.

– У-устал я греться у чужого огня. Но где же сердце, что полюбит меня. Живу-у без ласки… – проревел он, запнулся, низко поклонился и признался:

– Дальше не помню. Кажется, ему надо было ходить в маске, – и Юм пожал плечами.

– О, боже, – тихо сказала Маша.

– Я согласен, скверно, – повернулся к ней Распорядитель. – Надеюсь, Юм, вы реабилитируетесь в роли бармена.

Последние его слова утонули в громогласном сочном баритоне:

– Кто может сравниться с Матильдой моей, сверкающей искрами чудных очей! Как на небе звезды осенних ночей, все страстною негой дивно полно, в ней все опьяняет, в ней все опьяняет и жжет, как вино…

Голос был силен, густ, потрясал оперной статью, и пока Кент не пропел куплет до конца, все, завороженные, стояли с открытыми ртами.

Первой зааплодировала Мария, по ее примеру бешено зааплодировал Захар Наумович, тут же присоединился и Виталий, его огромные ладони звенели от ударов, будто два хороших металлических блина.

– Ария Фигаро! – бесстрастно объявил Кент и на одном дыхании исполнил очередной шедевр.

Выждав, когда смолкнут овации, Распорядитель сказал:

– Поблагодарим Кента, у него потрясающие вокальные данные. Благодарю вас, Кент, на сегодня вы свободны.

Тот коротко поклонился и исчез за дверями. Тут же раздался приглушенный грохот, что-то зазвенело.

– Кажется, упал поднос, – констатировал Шевчук. Он стоял последним в очереди.

Мигульский взял порцию шампанского со льдом и рюмку коньяка, а Шевчук, не колеблясь, заказал сто пятьдесят водки. Платили, не отходя от стойки.

– Разжился деньгами? – спросил Эд.

– Получил выходное пособие… Да и черт с ними, нет уже здоровья грузчиком ишачить… Пойдем в тот дальний угол. Там как раз два кресла и столик.

– Так кто ж твои знакомые? – нетерпеливо спросил Эд.

– А ты как сам думаешь?

– Кто-то из женщин?

– Ход мыслей правильный.

– Значит, Ира.

– Карасева. А раньше была Поповой. Видишь, сидит, спинка напряженная, но виду не подает. Никогда б не подумал, что она за Карася замуж выйдет. Дебил. Я еще лейтенантом был, когда познакомился с ней. В отпуске зашел к друзьям, они поволокли меня на какую-то хату. Там – студентки, портвейн льется, нравы простые, все друг друга любят. В общем, весело было. Я с ней до самого конца отпуска встречался. А потом, как пишут в романах, следы ее затерялись.

– В романах не так пишут. Прошли годы. И вот однажды в маленьком отеле граф Шевчук увидел женщину, лицо которой показалось ему до странности знакомым…

– Неплохо.

– Ну, а кто второй, доктор?

– Доктор. Он, правда, тогда не такой чопорный был. Попроще. От триппера меня лечил. За деньги, естественно. В госпиталь мне идти не хотелось – настучали бы на работу. Я ему потом еще австрийскую зажигалку на пьезоэлементе подарил. У него в кабинете во всю стену муляжи висели пораженных половых органов. В цвете, во всей красе. Пока доктор с мазками возится, стоишь, рассматриваешь, просвещаешься, делаешь для себя выводы. Идет процесс покаяния. Вот такой Захар Наумович… А сейчас, видишь, чуть ли не светило научное.

– И, конечно, не хочет вспоминать о своей подпольной практике.

– Еще бы! Ведь в «кожвенке» порядок такой: не лечат, пока не назовешь имя дамы сердца… Только давай, Эд, о моих знакомых – никому. Договорились?

– Ладно.

– Доктора, доктора скорей! Какое несчастье! – вбежал Азиз, он растерянно озирался, наконец заметил Крига:

– Вы же – доктор, скорее, помогите!

– Что случилось?

– Там… Такое несчастье!..

Все сорвались с мест. В дверях возникла давка, толпой выскочили в коридор. В ярком свете люстры мерно раскачивалось тело повешенного. Это был Карасев. Ирина при виде его издала дикий вопль. Все оцепенели, прикидывая возможные последствия этой пренеприятнейшей ситуации. Захар Наумович как завороженный смотрел на посиневшее, почти до черноты, лицо повешенного, потом медленно перевел взгляд на его ботинки.

– Что ж вы стоите, быстрей несите стул! – первым опомнился Шевчук.

И тут повешенный высунул язык и нахально подмигнул, потом вытащил из кармана платок и шумно высморкался:

– Наверное, на сквозняке протянуло… – заметил он из положения сверху.

Раздался глухой стук: Анюта хлопнулась в обморок. Потом что-то заскрипело, и повешенный плавно вернулся на грешную землю. Но момент воскрешения был подпорчен. Лишь ботинки коснулись пола, Виталий получил крепкую оплеуху от молодой супруги.

– Ты подлец! – с чувством высказалась она и с размаху влепила вторую пощечину. Тут она заметила Распорядителя:

– А шуточки ваши идиотские – хуже некуда.

Распорядитель повернулся к Виталию:

– Вы же сказали, что обо всем предупредили супругу! Значит, обманули меня!.. Мне очень жаль, Ирина, что ваш муж такой черствый и грубый человек. Что же касается остальных посетителей, позволю напомнить, что в названии моей игры присутствует слово «убийство».

Пока Карасев распутывал на себе хитроумные ремни, на которых он был подвешен и которые были скрыты под пиджаком, Распорядитель продолжил:

– Моя игра сопряжена с риском нервного срыва. Надеюсь, этого не произойдет, если уважаемые гости будут выполнять мои рекомендации… Кстати, как вы, милейший доктор Криг, оцените цвет лица удавленника? Не переживайте, Виталий, сейчас в вашем лице есть что-то притягательно-сатанинское.

Криг пожал плечами:

– Вообще-то моя специализация – венерические болезни…

Карасев наконец распутался и поспешно исчез в своем номере. Оттуда донеслись приглушенные крики: «Ты сделал меня посмешищем в глазах твоих кретинов-одноклассников!..»

– Ну вот, одна драма налицо, – невозмутимо отметил Распорядитель.

– А вы что, собираетесь устроить вселенский скандал? – спросил Шевчук.

Распорядитель холодно посмотрел на Игоря и небрежно обронил:

– Все драмы и скандалы находятся внутри людей. И я тут абсолютно ни при чем… Кстати, весь прошлый заезд, все до единого человека, пожелали быть сфотографированными в повешенном виде. Я даже думаю сделать это доброй традицией моего заведения. Портрет в петле и с золотым тиснением: «На долгую память об отдыхе в отеле "Завалинка".» Или же: «Добро пожаловать в отель "Завалинка".»

– Второй вариант, по-моему, лучше, – заметил Мигульский.

– Возможно… Фотоаппарат к вашим услугам. Разумеется, за дополнительную плату. Спокойной ночи, господа!

Распорядитель коротко поклонился, четко повернулся и вышел.

– У него выучка лакея высшего света, – бросил негромко уже окончательно пришедший в себя Криг.

– Зря, доктор, уж на лакея он совсем не похож… Он не берет чаевых, – произнес Шевчук и многозначительно усмехнулся.

Установилась несколько нервозная тишина. Бледная Анюта сидела в кресле. Азиз обмахивал ее платком. В полном молчании гости бесшумно поднялись и разбрелись по номерам. Алиев помог подняться своей подруге, пробормотал безадресное «спокойной ночи». Мигульский и Шевчук остались вдвоем.