Газета "Своими Именами" №3 от 07.09.2010 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Г.К.: На какой фронт Вы попали? Где приняли боевое крещение?

Е.Г.: Попал я под Сталинград, в донские степи. Фильм «Они сражались за Родину» помните? Тяжелая пора для всей страны и для нашей армии. Наш 594 стрелковый полк 207 стрелковой дивизии занимал оборону северо-западнее Сталинграда. Бои были настолько кровопролитными, что после недели пребывания на передовой я не верил, что еще жив и даже не ранен! Сделал «головокружительную карьеру», уже на третий день командовал отделением, в котором осталось четыре бойца вместе со мной. Остальные семь бойцов моего отделения выбыли из строя уже в первых боях. А еще через пару недель принял взвод, уже в сержантском звании.

Иногда было так тяжело, что смерть казалась избавлением. И это не пустые слова.

Бомбили нас почти круглосуточно. Люди сходили с ума, не выдерживая дикого напряжения. Бомбежка по площадям. Мне за войну пришлось десятки раз бывать под бомбежкой. На так называемом «Миусском фронте», на Самборских высотах, Матвеевом Кургане, Саур-Могиле, в Дмитровке, по ожесточению и упорству боев названной «малым Сталинградом», и еще много где. Но то, что довелось испытать в донских степях! Хуже нет кассетного бомбометания. Двухметровый цилиндр раскрывается, и десятки мелких бомб идут косяком на цель. Неба не видно. Если нет надежного укрытия или под бомбежку в поле попался - пиши пропало. Та бомба, что над тобой отделилась от самолета, - эту пронесет. А вот та, что с недолетом, - твоя. Истошный вой летящих бомб. Визг становится нестерпимым. Лежишь и молишься: «Господи, если убьют, только бы сразу, чтоб без мучений».

Расскажу просто об одном боевом дне лета 1942 года. Занимали оборону возле разъезда N564. На путях стоял эшелон сгоревших танков Т-34. Никто не знал, какая трагедия здесь разыгралась и как погиб этот эшелон. Утром пошли в атаку при поддержке танков и - просто фантастика для 1942 года, - при поддержке огня «катюш». Отбросили немцев на километр, дело дошло до штыковой атаки. Мне осколок попал в лицо, а я, в горячке боя, долго не мог понять, почему капает кровь на ложе моей винтовки. Остатки роты отвели назад, в резерв командира полка. Наш танк намотал на гусеницы провод, и 2-й батальон полка остался без связи. Послали двух связистов, никто не вернулся. Командир полка Худолей приказывает мне: «Комсомол, личным примером, вперед!» Фамилию мою многие не могли выговорить, так прозвали меня «Комсомол», поскольку к тому времени я уже был комсоргом роты. Пополз к подбитому танку. Смотрю, оба связиста убитые лежат. Работа немецкого снайпера. Чуть приподнялся - выстрел! Пуля снайпера попала в тело уже застреленного связиста. Лежу за убитыми, двинуться не могу, снайпер сразу убьет. Зажал концы проводов зубами. Есть связь! Мимо ползет комиссар полка Дынин, направляясь в батальон. Это был уже пожилой человек, который, будучи комиссаром медсанбата, сам напросился в стрелковый полк. Сердце патриота и совесть не позволили ему находиться в тылу. В атаку ходил наравне со всеми, с винтовкой в руках. Увидел меня, только рукой мне махнул, и в то же мгновение ему снайпер прямо в сердце попал. Понимаю, что долго здесь не пролежу, рано или поздно немец и меня угробит. Тут началась заварушка на передовой, обрывки провода скрепил и под «шумок» вскочил и добежал целым до наших окопов. Пришел на НП батальона, а комбат ухмыляется: «Прибыл к месту службы». По телефону уже передали приказ: «сержант Гольбрайх назначается комиссаром батальона». Попросил поесть. Дали мне в руки котелок, а в нем - невиданное богатство: макароны с тушенкой. Начался артиллерийско-минометный обстрел, я телом котелок закрыл, чтобы комья земли в еду не попали. Рядом окоп артиллерийских наблюдателей, кричат мне: «Ползи к нам!» Пару секунд я замешкался, а потом пополз, пытаясь котелок поудачней пристроить, а в это время в окоп наблюдателей - прямое попадание. До ночи продержались. Отбили три атаки. Вечером был «праздник», принесли воду. Каждому наливали по половине котелка чая. Хочешь пей, - хочешь руки от чужой крови отмывай. Страдали мы очень там от жажды.

Знаете, что больше всего запомнилось из событий того дня? Стоит наш подбитый танк, внутри что-то горит и взрывается. Солдат, судя по внешности, нацмен из Средней Азии, подходит к танку с котелком каши, подвешенным на штыке. С чисто восточной невозмутимостью он ставит котелок разогреть на догорающий танк.

Жизнь продолжается. Обычный фронтовой Сталинградский рядовой день августа 1942 года.

Г.К.: Вы много раз поднимали солдат в атаку личным примером. Что испытывает человек в эти мгновения?

Е.Г. - Поднять бойцов в атаку? Надо вскочить первым, когда единственное и естественное желание - поглубже зарыться, спрятаться в землю, грызть бы ее и рыть ногтями, только бы слиться с ней, раствориться, стать незаметным, невидимым.

Вскочить, когда смерть жадно отыскивает именно тебя, чтобы обязательно убить, и хорошо если сразу. Подняться в полный рост под огнем, когда твои товарищи еще лежат, прижавшись к теплой земле, и будут лежать на земле еще целую вечность - еще несколько секунд. Иной раз посмотришь на небо и думаешь: в последний раз вижу. Нелегко подняться первым... Но НАДО! Есть присяга, о которой в эти минуты никто не вспоминает, есть приказ, есть долг!

Я попросился сам

Г.К.: Ваша дивизия почти полностью погибла в боях в августе-октябре 1942 года. Читал воспоминания бывшего переводчика, а затем начальника разведки Вашего полка Ивана Кружко. Он пишет, что в Вашем батальоне оставалось11 «активных штыков». Неужели потери были так велики?

Е.Г.: Дело дошло до того, что полком командовал старший лейтенант, а дивизией подполковник. Потери были страшными, а батальон - один офицер. Присылали пополнение, в основном из Средней Азии. В ту пору была популярной одна, с моей точки зрения, неудачная хохма. Командир роты просит дать объявление в дивизионной многотиражке. Текст следующий: «Меняю десять узбеков на одного русского солдата». Половина бойцов с трудом понимала команды на русском языке. Обескровленную дивизию расформировали, только сохранили штабы, а нас передали на усиление соседней части. Уже 19 ноября я форсировал Дон в районе хутора Клетский, участвуя в знаменитом наступлении, положившем начало окружению армии Паулюса в Сталинграде. Очень тяжелые бои были в декабре, когда танки Манштейна, идя на выручку окруженным, прорвали оборону нашей дивизии на внешнем обводе кольца окружения. Вот где пришлось со связкой противотанковых гранат по кровавому снегу поползать! Прикрывали штаб полка, да только штаб сбежал, нас даже не предупредив, что есть приказ на отход. Задавили нас танками, отходим по огромному снежному полю. Единицы добежали до края поля, а там наши пушки стоят. Мы кинулись на них: «Мать-перемать вашу! Почему не стреляете?!» А у них по три снаряда на орудие и приказ: стрелять только прямой наводкой! Немцы нас обошли, и к ночи я остался с группой из десяти бойцов. К тому времени у меня уже был один «кубарь» в петлицах. Бойцы говорят: «Командуй, младший лейтенант, выводи нас к своим». У меня автомат, а у остальных только винтовки, и ни одной гранаты не осталось. Рядом дорога, и по ней очень интенсивное движение немецкой техники. А по полю, где мы лежим, немцы бродят. Понимаем, что это конец: или смерть - или плен. Обменялись адресами, договорились, что если кто выживет, сообщит родным о нашей судьбе. Русские ребята к плену проще относились, мол, ну что делать, на то и война, всякое может случиться. Но мне, еврею, в плен сдаваться нельзя! Стреляться так не хочется. Жить хочется. Говорю солдатам: «Ребята, если в плен нас возьмут, не выдавайте, что я еврей». В ответ - молчание. Я все понял. Ладно, думаю, если сегодня мой черед погибнуть, хоть умру достойно, с оружием в руках. Лежим в снегу, притворились мертвыми, мимо прошли два немецких связиста, ничего подозрительного не заметили. Мороз градусов тридцать, мы в шинелях и ватниках, оставаться дальше на снегу нельзя, иначе замерзнем. Смотрю, идет в нашем направлении здоровенный немец, по карманам у убитых шарит. Сержанту, что лежит рядом со мной, показываю знаками: «Брать немца живьем». Немец приблизился, а у моего товарища нервы сдали, он в упор в него выстрелил. Сразу с дороги пулеметы начали бить в нашу сторону, стреляют из ракетниц. Побежали мы так, что олимпийским рекордсменам не снилось - откуда только силы взялись. Вбегаем в какое-то село, навстречу мне человек в белом маскхалате. Кинулся на него, повалил наземь и душить начал, вдруг заметил на шапке звездочку, из жести вырезанную. Еле руки разжал. Бойцы меня оттащили от него. Вот так к своим пробились...

Г.К.: В 1943 году Вы командовали ротой в 999-м стрелковом полку. Кровавые бои на Миус-фронте, освобождение Донбасса. Но Вы не заканчивали пехотного училища или даже полковой школы. Трудно командовать ротой без специальной подготовки?