Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников - Александр Бельфор

Мне не хватает присутствия Башлачева в этом мире, его новых вещей - так же, как не хватает Майка. Я практически никогда не слушаю его песни - так же, как не слушаю других, хотя у меня есть его записи. Но раз или два в год я беру в руки старую, убитую наумовскую ленинградскую девяти-струнку и пою Сашкины вещи. Пою просто себе, или одному или двум знакомым. Его песни у меня внутри, и они оттуда не уйдут до самого конца.

Самое последнее, о чем, похоже, надо сказать: чуть более года назад на музыкальном форуме, где я в свое время активно участвовал, случилась беда. Умер молодой и очень талантливый гитарист из Германии. Умирал он мучительно, от рака желудка, за последние полтора года перенес порядка пятнадцати операций. Я организовал на форуме компанию по сбору денег на его основную операцию, мы наскребли достаточно, чтобы ее покрыть, только не помогло. Когда его отпустили домой, умирать, я взял билет на самолет, отпросился на работе, забронировал гостиницу, уже сидел на чемоданах, когда получил письмо от его брата. Меня просили не приезжать - он уже был в хосписе, накачанный морфием… Он ушел, и в день его похорон я себе просто места не находил. Налил водки, налил еще, взял девятиструнку, надел на руку колокольчики - и спел «От винта!» Я просто не мог проводить очень хорошего человека вот так, с пустыми руками.

Башлачев спел о том, о чем в его время никто не решался петь. Одни много знали, другие догадывались, но для большинства его слова прозвучали откровением: «На своем поле, как подпольщики». А БГ спел: «Этот поезд в огне и нам не на что больше жать». Какая разница…

Кто из них был первым: Башлачев, БГ или Майк?

Ты знаешь БГ, Майка или Бучина? Того Диму Бучина, у которого Башлачев остановился в свой первый приезд в Ленинград… А когда это было - день, месяц? Кто знает? Может быть, первая ночевка Башлачева была и не у Димы Бучина, а у кого-то другого?

РЕАКЦИЯ НАСТУПАЛА ПОЗЖЕ

Башлачева я увидел осенью восемьдесят четвертого, сразу в его первый приезд в Ленинград. Случилось это таким образом: был популярен «обмен»: питерцы ездили в Москву на выходные - на концерты сходить и отдохнуть. Взаимно и москвичи компаниями приезжали в Питер. Звонили заранее, предупреждали: приезжаем попить портвейна, время провести. Тогда клубов не было. Чем молодежи заниматься? Был один московский заводила Маркелов, любил поездить туда-обратно. Звонит он мне как-то и говорит: «Есть парень из Череповца, поет интересные песни. Давай сделаем ему концерт вместе с Лешей Рыбиным ». В каком-то ДК или общежитии в районе «Советской» на аппарате сидел Жак Волощук, и Леша Рыбин там должен был играть концерт. И вот Маркелов с компанией приехали с вокзала ко мне, а жил я тогда на улице Смоленской, это рядом с метро «Фрунзенская», в пустой коммунальной квартире. Привезли Башлачева… Естественно, выпили немножко. И перебрались на точку, где должен был пройти концерт. Но он по каким-то причинам не состоялся. Тогда мы переместились в гримерку или какое-то служебное помещение, там посидели. Леша Рыбин не пришел, а Саша спел свои песни. К тому моменту все мы были уже изрядно выпившие. По жизни я довольно скептически отношусь к такому жанру - бард, не бард? Но меня что-то зацепило. Энергичностью и напором. Выкладывался он сильно. С первого раза я не понял, но, в общем-то, мне понравилось.

С точки мы благополучно вернулись на Смоленскую, где наши посиделки продолжались дня два, наверное. Вино лилось рекой - портвейн, сухое-такие традиции были. А потом мы поехали все вместе на вокзал. И вот, москвичи уехали, а мы с Башлачевым едем в трамвае № 16. Я смотрю на него, он смотрит на меня. Спрашиваю: «Вроде, ты должен был в Москву ехать?» - «А я и не понял…» Ну, раз не уехал, значит - и не должен был. Мы приехали на Смоленскую, и он остался у меня жить.

В моей квартире Саша познакомился с марихуаной… Насколько я знаю, до этого у него такого опыта не было. Было это так… Жила тогда на Фонтанке известная сайгоновская тусовщица Ира Бастинда, мать двоих детей, такая тучная барышня. Была у нее собака, бульдог по имени Стив, активный «употребитель» марихуаны. Когда к ней приходила компания и она делала папироску, бульдог входил в комнату на шелест папиросной бумаги, клал голову ей на колени и шевелил ноздрями, втягивая дым. «Накурившись», бульдог мог явственно произнести: «ма-ма»!

Вот эта Бастинда и пришла ко мне в гости, совершенно неожиданно. Половина компании знала, кто она такая. Кто-то равнодушно отнесся к ней, а кому-то это было дорогоблизко - они обрадовались, конечно. Саша удивился - выяснилось, что он ни разу в жизни не пробовал марихуану. «Ну, попробуешь…» - «Ну, попробую!» И он попробовал. Кто-то из компании попросил Бастинду, чтобы Стив сказал «маму». Саша сидел за журнальным столиком на невысоком стульчике, а позади него находился этот бульдог. Я сидел лицом к Саше, и, когда в паузе у него за спиной прозвучала «ма-ма!», по его лицу было видно, что он очень удивился и пытается понять, кому бы мог принадлежать такой голос. Пытается - и не может. Повернувшись, он увидел собаку и чуть не упал со стула. Он потом мне сказал: «Я понял, что я либо сошел с ума, либо на меня серьезно подействовала эта штука!» Да, это была одна из причин, почему я не особо удивился, что он едет вместе со мной в трамвае с вокзала. Может, мы и перед поездкой на вокзал немного покурили. Больше в тот месяц Бастинда не приходила, в этом не было необходимости. Если он и курил тогда марихуану, то это могло быть только на квартирных концертах. Реагировал Саша на марихуану без азарта: ну да, понравилось, но не так, чтобы он что-то для себя новое открыл. «Ах, как же я без этого жил?» -такого не было. И в дальнейшем никаких призывов, типа: «Давай, найдем чего-нибудь!» - с его стороны не звучало. Ему понравилось, но не настолько, чтобы это в дальнейшем стало каким-то желанием. Вряд ли он воспринял это как средство расширения творческих возможностей. Просто, как отдых, релаксацию. Наркотики для него, по-моему, вообще ничего не значили. Я даже уверен, что кроме курения анаши у него не было другого опыта. Курил постольку-по-скольку и отказывался, когда не хотел.

Он тогда в Питере никого не знал. Ну, может, и знал кого-то, но не настолько, чтобы сразу бросаться. Общий язык нашли мы как-то сразу, собственно, почему нет? Я тогда работал садовником в садово-парковом хозяйстве Московского района и утром уходил на работу, а он оставался. Человек был совершенно не светский, не тусовочный, даже немного замкнутый. Ему не хотелось особо выходить «в люди». У него была тетрадка, девяносто шесть листов в темном переплете, туда он все и писал. Я вечером приходил, а он мне: «Вот, написал песню!»

Постепенно я стал его знакомить с разными людьми. Начал ему организовывать домашние концерты, в мастерских, каких-то временно арендованных помещениях типа красных уголков. Я помню, какие-то небольшие помещения, человек на сто. В мастерской у Сергея Хренова было несколько концертов. У него была огромная мастерская, в нашем кругу все ее называли «мансардой». Находилась она рядом с метро «Чернышевская», на последнем этаже. Это место было до какой-то степени богемным - туда приходили художники, музыканты, люди мира искусства. Там Сашка пел. Постепенно он так и знакомился, круг знакомых рос. Там он познакомился и с Женей Каменецкой. Новый год мы встречали на юго-западе у Жени в тесной компании, Башлачев уже жил у Жени. Ведь надо было быть где-нибудь

прописанным и обязательно где-нибудь работать. Вот они, как познакомились с Женей, довольно быстро сделали фиктивный брак.

Концерты происходили у Сашки два или три раза в неделю, к моменту нашего расставания он успел дать их штук десять-двенадцать. Кроме того, пару раз он уезжал на выходные в Москву. Концерты были «платными», организаторы ставили людей в известность, что «три рубля». Но если очень надо было послушать, а денег не было, народ пускали так - это было не принципиально. Получал он рублей двад-цать-тридцать с концерта. В Москве компании были побольше, там он и пятьдесят рублей мог получать. Но в Москве были большие концерты - по четыре, по пять исполнителей. Богатые москвичи деньги давали… Деньги, конечно, небольшие, но особо ему и не надо было. Насколько я помню, он ходил все время в одной одежде - сапожки, джинсы, курточка кожаная. Он неприхотливый человек был.

Но в тот месяц, что он жил у меня, он тяготился неопределенностью своего положения. Конечно, ему помогал Троицкий, с Градским его познакомил. Но Градский холодно отреагировал на знакомство, не изъявил желания участвовать в его судьбе. Все остановилось на уровне «я тебе позвоню» и «я тебя найду, когда будет что-то», на этом и закончилось их знакомство. Троицкий познакомил его с множеством такого плана людей, музыкантами. Только ничего это не дало…

Однажды приехал человек со студийным магнитофоном «UHER». Небольшой такой, но очень матерый. Саша меня предупредил: «Придет человек… Если можно, сделаем у тебя запись». Кто-то его прислал специально записать Башлачева. Это было уже после нескольких концертов, на одном из них Гребенщиков присутствовал - послушал, но без восторга, по-моему. Так вот, приехал этот человек, приехал Леша Вишня. Вишня привез два дорогих студийных микрофона - один на звук, другой на гитару. Чтобы микрофон не «ловил» звуки, подцепили его к люстре, передвинув для этого стол.