(не)полная семья - Агата Чернышова

могла?

Иногда, задним числом я испытывала перед ней чувство вины за свою внезапно приключившуюся любовь. И вот жизнь столкнула нас снова: я, он и она. И мой ребёнок от её мужа.

Только теперь ситуация немного изменилась. Я больше не любила Вадима, хотя нет-нет, да и проскальзывало между нами что-то, напоминающее былую искру.

Но дважды в одну реку не войдёшь, я и не стремилась. Теперь, после стольких лет, когда сердце было заморожено не хуже чем у «Снежной королевы», я вновь ощущала подъём душевных сил и те самые пресловутые бабочки в животе. Дело было не только в умопомрачительном сексе ив удовольствии.

Мы с Максом совпали физически, эмоционально, ментально. По-всякому, как пишут в романах и мечтают перед сном, и всё же между нами оставалась недосказанность, и если в самом начале она придавала связи таинственности и романтики, то сейчас, по прошествии полутара месяцев начинала напрягать. Я хотела знать о Максе всё: чем он дышит, о чём мечтает или какие строит планы. И, чего уж греха таить, любит ли меня.

В наших отношениях не хватало слов, по крайней мере, тех, что хотелось слышать мне. Вадим никогда на них не скупился, а у Макса даже его пресловутое «мне хорошо с тобой» было на вес золота. Того самого, что гораздо лучше слова-серебра. А я жаждала купаться в комплиментах, слышать, что он никогда не встречал такую, как я, даже если это голимая ложь.

Я ловила себя на мысли, что с замиранием сердца и дрожащими губами жду подобного в каждую минуту наших встреч, от которых сносило крышу. И не только мне. Я видела, как Макс преподносит мне цветы, отмечала, что он запомнил, что я разлюбила белые розы и неизменно баловал меня только красными, винными или чайными, цвета разлуки. Чувствовала, как трепетно обнимает меня и поднимает на руки, будто драгоценную вазу древней китайской династии, чтобы в следующую секунду бросить на постель и накинуться, как голодный на еду.

Мы посещали театры, кино, каток, говорили обо всё на свете, даже о политике, в которой я ни черта не соображала ни черта, только не о нас. Макс говорил, что не женат, и этого было мне довольно в самом начале апреля, но уже к лету стало бесконечно мало.

И вот любовник сам завёл разговор о будущем. И лучшее для этого место, конечно же, кухня. У меня чуть колени не подкосились, а руки задрожали так сильно, что я боялась пролить сваренный кофе мимо чашки. Однако за несколько секунд самообладание вернулось, и я со спокойной улыбкой, помешивая ложкой сахар, поставила блюдце и чашку с дымящимся напитком на стол.

— Я думаю, что отпуск нам надо провести вместе, — рассуждал Макс, сверля меня таким взглядом, будто готовился к возражению.

— Нет, отпуск я провожу с дочерью, — нахмурилась я, как всегда это делала, когда кто-то пытался нарушить наше с ней единение. Глупо, конечно. — Не сердись.

Мама настаивала, чтобы Лиса на лето переезжала к ней. Мол, с ребёнком личную жизнь не устроишь, но это казалось мне неправильным. Не предательством, боже упаси, скорее выпячиванием своих интересов. Достаточно и того, что я чувствовала свою вину перед дочерью за то, что у неё нет отца. Не было до недавнего времени.

— И об этом я тоже хотел с тобой поговорить, — загадочно сказал Макс, не сводя с меня глаз. Я почувствовала, как краснею.

— О чём? — насторожилась я, но он опередил:

— Не пора ли нам с ней познакомиться?

— Ты серьёзно?

Разговор приобретал тревожный оттенок, и я боялась, что вот сейчас Макс произнесёт что-либо, что изменит наши отношения навсегда. Читай, разрушит их. Как бы я ни увлекалась тем, кто сидит напротив и смотрит так, что всё внутри сжимается, но дочь превыше любовника.

— Как никогда прежде. Мне тридцать шесть, тебе немногим меньше, — безжалостно выложил правду на стол Макс. — Я не хочу как пацан бесконечно встречаться и расставаться. Я хочу, чтобы мы жили вместе. Давай начнём с отпуска.

— Не хватает денег на домработницу? — усмехнулась я, переведя взгляд на руки. И испытала досаду и боязнь, что вот уже из красивого фасада отношений выбит первый камень, не выдержавший веса обычной жизни.

Он осторожно взял меня за руку, заставив посмотреть в глаза.

— Зачем так? Ты ведь знаешь о моих чувствах. Мне сложно всё это сказать, но я не хочу тебя терять.

— Ты и не теряешь, — покачала я головой, не отводя взгляда.

— Если ты будешь жить рядом, то этого не случится. Я позабочусь, чтобы тебе было хорошо. Давай проведём отпуск вместе. Втроём. Ты беспокоишься, что я не найду с твоей дочерью общего языка, верно?

Всё это было сказано таким серьёзным тоном, что я не сомневалась: Макс настроен решительно. И вероятно давно готовился к этому разговору. Его подбородок был опущен, движения стали медленными и осторожными, будто руки нащупывали тонкий мост, перекинутый через стол от одного сердца к другому. Макс отводил глаза в сторону и снова смотрел на мою реакцию.

— У тебя ведь нет детей, — вздохнула я, озвучивая свои страхи. — Алиса привяжется, а ты раздумаешь, исчезнешь. Я не хочу, чтобы ей было больно.

И вот уже картинка перед глазами расплылась, сейчас слёзы потекут по щекам, смешавшись с тушью. Я редко плачу, но сейчас отчего-то расчувствовалась и зашмыгала носом.

Я встала, сделав вид, что хочу помыть чашку, к которой так и не притронулась, только чтобы он не увидел, какая я уязвимая. Как мне важно всё то, что сейчас происходит между нами.

— Никому не будет больно, — внезапно он подошёл сзади и нежно дотронулся губами до шеи. А потом взял за руку, притянул к себе, заставив сесть к нему на колени.

— Я не могу тебе сейчас рассказать всё, что хотел бы, — прошептал он, прерывая поцелуй. — Но чтобы кто ни говорил, не отпущу тебя.

— Да кто там что может сказать? — засмеялась я и поймала его встревоженный взгляд.

Он обхватил мою голову руками и приблизил к себе так, что я утонула в зрачках:

— Кто угодно, Вита. Но я хочу чтобы