Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель)

*

Как только отряд Чернова ушел в Султанбаяз, баи и духовники Бувайды, собравшись тайком, решили послать гонца к Иргашу.

Иргаш выслушал гонца и приказал, чтобы джигиты седлали коней.

— Говоришь, сам видел, как сто аскеров ушли в сторону Дарьи? — переспросил он с радостью.

— Сам, Иргаш-бек, сам и пересчитал их.

Иргаш оделся, нацепив оружие. Заходил по кибитке, нервно потирая искалеченную руку.

— Я разделаюсь с ними в Бувайде! Они узнают, каков Иргаш!

Он быстрыми шагами вышел во двор, где по сотням выстроилась вся его банда.

...Туго пришлось тем, кто остался охранять Бувайду.

Басмачей было раз в десять больше. Они истошно визжали, крутясь на конях, как дьяволы, беспрерывно паля из ружей. Все сильнее нарастала перестрелка, все у́же сжималось кольцо окружения, и все меньше становилось защитников, способных держать оружие в руках, а главное — совсем мало патронов и гранат.

Павлова ранило в ногу. Он попытался встать, но не смог. Его перенесли в кибитку, приткнувшуюся к дувалу, сюда же перевели арестованных — амина и чайханщика.

Павлов командовал лежа. Когда басмачи ворвались во двор, он отдал приказ — всем в кибитку, будем защищаться до последнего!

Осталось в живых двенадцать красногвардейцев и девять человек из отряда самоохраны. Забаррикадировали двери, выставили ружья из окон — благо их оказалось целых четыре; по одному, на выбор, стали снимать басмачей.

Один из бойцов, зло посмотрев на арестантов, бросил:

— Чего их держать, надо в расход пустить!

— Не разрешаю! — сквозь стон глухо сказал Павлов. — Разве это дело. Ты лучше посчитай, сколько у хлопцев гранат осталось и сколько патронов.

Оказалось, на каждого по шесть патронов, а гранат — одна.

— Дайте ее мне! — потребовал Павлов. — Я знаю, когда она понадобится.

После нескольких отчаянных попыток овладеть кибиткой, басмачи, потеряв много убитых и раненых, попрятались за углами соседних строений и принялись осыпать осажденных градом пуль. А осажденные отвечали все реже. Оставалось по два патрона на каждого. Басмачи догадались, почему так редко стреляют красногвардейцы.

По приказанию Иргаша пятьдесят джигитов, вопя: «Алла, алла!.. Ур, ур!», бросились к кибитке.

Павлов передал гранату бойцу, стоявшему у двери.

— Швырни им под ноги!

Вслед за взрывом послышались крики, ругань. Пять убитых басмачей и несколько раненых остались около двери, остальные разбежались.

— Это дело! — громко сказал Павлов, а сам подумал: «Скоро конец! Неужели не поспеет Чернов? И чего он там застрял, в Султанбаязе?»

Басмачи решили поджечь кибитку. Ворохами гузапаи, янтака и клевера они обложили ее. В кибитке наступило замешательство. Кое-кто из отряда самоохраны стал просить переводчика, пусть уговорит Павлова сдаться. Амин закричал басмачам, чтобы те не поджигали дом, иначе вместе с русскими сгорит и он. Басмачи, услышав вой и причитания, решили, что осажденные намерены сложить оружие. Начали смелее подходить к кибитке.

Павлов приподнялся, оперся о стену и обратился к бойцам:

— Хлопцы, осталось десять патронов, да еще пять штук в моем нагане. А потом мы будем драться ножами и зубами.

Басмачи подожгли хворост, стали прикладами бить в стены, выкрикивая ругательства. Тут грянули выстрелы. Два бандита, стоявшие ближе к двери, рухнули наземь, остальные, взвыв, отскочили за угол.

Сухой янтак и клевер запылали ярким пламенем. Амин и чайханщик, увидев огонь и дым, заскулили еще громче, начали что-то кричать.

— Замолчите, жабы, и без вас тошно! — Павлов нашел в себе силы, поднялся на ноги. — Хлопцы, приготовьте ножи и штыки.

Вдруг на улице послышалось многоголосое «Ура!», застрочил пулемет. Раздались взрывы гранат.

— Наши успели! Хлопцы, наши пришли! — задыхающимся голосом проговорил Павлов и без чувств свалился на глиняный пол.

Басмачи, заслышав выстрелы подходившего отряда Чернова и крики «Ура!», бросились врассыпную, как мыши от кота. Шарипджан первым вскочил в охваченную пламенем кибитку, стал вытаскивать раненых.

Вечером Чернов, собрав всех бойцов, подвел итоги последних боев:

— Хотя мы упустили Атаджана и потеряли в обеих операциях двадцать с лишним человек, мы можем с гордостью сказать — обе банды сильно пострадали, а потери их во много раз больше, чем у нас. Я приношу глубокую благодарность узбекскому революционеру Шарипджану за оказанную помощь в борьбе с басмачами!

На другой день, после похорон погибших красногвардейцев и бойцов из отряда самоохраны, Шарипджан уезжал в Коканд. Прощаясь с Черновым, сказал:

— Вы вчера благодарили меня за помощь. Это вам спасибо за то, что сметаете с лица земли злейших наших врагов — басмачей! Рахмат! Катта рахмат!

Конец резидента

Суфи Аббасов уже не работал в школе. С созданием областных организаций его перевели в отдел народного образования.

Он не успел разложить бумаги на столе, как был вызван к заведующему.

— В пятницу в Наркомпросе состоится совещание. Вам, товарищ Аббасов, надо будет поехать в Ташкент. Приказ уже подписан, командировочные документы заготовлены. Выезжайте сегодня первым поездом, вы ведь знаете, что в Наркомпросе всегда спешка и там очень не любят, когда с периферии опаздывают.

Возвращаясь домой, Суфи миновал каменный мост и посмотрел в свой переулок. Все в порядке: две перекладины лестницы торчали над забором. Он остановился около лепешечника.

Рядом то и дело сновали люди. Аббасов перебирал в плетеной корзине лепешки, недовольно ворча: «Вечно они у тебя холодные и черствые». Лепешечник божился, что это не так, выхватывал со дна теплые лепешки и совал их в руки турка.

Дождавшись удобной минуты, Суфи прошептал:

— Сегодня же предупреди гараджи, что я выехал на совещание в Ташкент, где пробуду несколько дней.

...Когда Аббасов уже ехал в поезде, его слуга Васиф осторожно постучал в калитку дома Шарипджана. Через несколько минут турок и Муминджанов сидели за скромным дастарханом и вели деловой разговор.

Вскоре пришел начальник особого отдела Колосов и с ним молодой человек лет двадцати трех, в гимнастерке защитного цвета, туго перетянутый ремнями.

— Знакомьтесь, командир истребительного отряда Орлов!.. Один из десяти краскомов, которых прислал Михаил Васильевич Фрунзе. Товарищ Орлов принял командование над крепостным дивизионом Бобришева, вчера дивизион переформирован в истреботряд.

Услышав фамилию погибшего друга, Шарипджан тяжело вздохнул. Глядя на Орлова, подумал: «Как-то этот будет воевать, сумеет ли заслужить такую же любовь у бойцов, какой пользовался Николай?»

Александр Орлов тепло улыбнулся в ответ на изучающий взгляд Шарипджана и крепко сдавил ему руку. Юноша просветлел — почувствовалось сразу, что они станут друзьями, что приживется молодой командир в дивизионе, которым когда-то командовал лихой Николай Бобришев.

Совещались до утра, договорились, как захватить