Новые герои. Массовые убийцы и самоубийцы - Франко Берарди

Отец Алексиса рассказал полиции, что его сын имел проблемы с неконтролируемой агрессией, связанной с посттравматическим стрессовым расстройством, и что он был активным участником спасательных действий во время нападения на Всемирный торговый центр 11 сентября. Детали профиля Алексиса в социальной сети LinkedIn связаны с его учебой в авиационном университете Эмбри-Риддл и его работой в качестве сетевого специалиста в SinglePoint Technologies. По словам друзей, он был спокойным парнем, который исповедовал буддизм, но жаловался на отсутствие хорошей работы и денег, а также любил носить пистолет за поясом.

Алексис, как оказалось, страдал от психического заболевания. За несколько недель до того, как он пошел на военно-морскую верфь в Вашингтоне, округ Колумбия, и открыл огонь по работавшим там сотрудникам, он пришел в полицию, чтобы пожаловаться на преследования неизвестных лиц. Он сообщил, что слышал голоса, которые его пугали, они «посылали волны через его тело», чтобы вредить ему. Офицер, принявший жалобу Алексиса, написал в своем докладе, что он заявил: некие индивиды используют «какую-то машину вроде СВЧ-печки», чтобы посылать вибрации через стены, проникая в его тело так, что он не может уснуть[74].

В 2004 году Алексис был вовлечен в инцидент, прострелив задние шины автомобиля, принадлежавшего строителю, выполнявшему работу в его районе. Тогда Алексис сказал полиции, что был в состоянии аффекта от ярости, но добавил, что он ощущал, будто над ним «издевались» и проявляли «неуважение» рабочие. Тем не менее молодому человеку было разрешено сохранить смертельное оружие.

В соответствии со статьей Мэтта Кеннарда «Как война и террор приходят в наш дом», опубликованной в Guardian, историю этого молодого человека следует рассматривать не как отдельный случай, но как один из многих результатов идущей войны с терроризмом, начатой администрацией Буша в первое десятилетие XXI века. Мэтт Кеннард пишет:

Эта эпидемия посттравматического стресса является лишь одной из многих проблем, с которыми сталкиваются военные США, поскольку она связана с последствиями десяти лет войны и оккупации. Еще один аспект проблемы в том, что во время «войны с террором» военная система США ослабила свои критерии отбора, чтобы справиться с возникшим в середине десятилетия кризисом набора желающих служить в армии. Как прямое следствие, более 100 тысяч американцев с судимостями — в том числе за серьезные уголовные преступления, изнасилования и убийства, отправились на службу — облагодетельствованные по программе «морального освобождения», что позволило военным закрыть глаза на вербовку солдат с темным прошлым[75].

Также:

Посттравматический стресс, по оценкам, поразил свыше 30 % ветеранов, и в то время как финансирование военных нужд все увеличивается, для лечения психиатрической болезни катастрофически не хватает средств. Травмированные ветераны на сегодняшний день представляют наибольшую угрозу не для других, но для самих себя: подсчитано, что в США каждый день совершают самоубийства 22 ветерана[76].

Некоторые из них совершают самоубийство с помощью полицейских.

Что это такое — самоубийство с помощью полицейских? Дело в том, что это не так легко — убить себя самому. Одному, в своей комнате, нажать на курок — это требует большой решимости. Более привлекательным для определенного рода лиц является убить случайных людей, так что рано или поздно полиция будет вынуждена убить их самих.

Читая о стрельбе на военно-морской верфи, об истории Алексиса — его душевных страданиях, его параноидальных проблемах, его насильственных действиях и последовавшем предсказуемом конце, — приходишь к пугающему осознанию, что часто (хотя, очевидно, не всегда) массовое убийство совершается с целью своего рода самоубийства по доверенности.

Глава 9. Суицидальная волна

Катафалки свозят самоубийц, чьи руки унизаны кольцами.

Федерико Гарсия Лорка

Япония. 1977 год

1977 год стал годом массовых самоубийств среди молодежи Японии: по официальным данным, его совершили 784 молодых человека.

В конце летних каникул этого года 13 детей младшего школьного возраста убили себя один за другим в течение короткого времени. Беспричинность и непонятность жеста особенно сильно привели в замешательство и вызвали общее возмущение в стране: во всех этих случаях не было никакой понятной мотивации или причин для такого поступка.

Бросалось в глаза отсутствие объяснений, неспособность взрослых, которые заботились о детях, предсказать, понять или объяснить, что произошло.

В 1983 году группа школьников-старшеклассников в Иокогаме убивала несколько бездомных стариков в парке. Когда их допросили, дети не предложил никакого другого объяснения, кроме того, что бездомные, которых они убили, были obutsu, грязной и нечистой вещью. Как в комиксах манга, которые пришли к массовому читателю именно во второй половине 1970-х годов, враг всегда был грязен. Чистота, избавление мира от «отбросов», тех, кто смущает, волосат и грязен, готовит мир для идеально гладкого, цифрового облика. Эротическое соблазнение постепенно отключается от сексуального контакта, пока оно не станет виртуальной эстетической стимуляцией. Именно в Японии могут быть замечены первые симптомы этой тенденции.

По многим причинам 1977 год можно рассматривать как время перехода в современность. Но если в это время в Европе переход заметен по философии таких авторов, как Бодрийяр, Вирилио, Гваттари, Делез, и политическому сознанию массовых общественных движений, таких как творческая итальянская автономия или панк-движение в Лондоне, а в Северной Америке он принимает форму культурного взрыва, движения городских преобразований, которое выражается в художественной и музыкальной «новой волне» (new wave)[77], то в Японии переход появляется без какого-либо посредничества созидательной силы, в качестве необъяснимой чудовищности, которая быстро становится ежедневной нормой, преобладающей формой коллективного существования.

В том году реальный мир стал восприниматься как элемент научной фантастики автора Филипа К. Дика — «хлам»:

Хлам — бесполезные вещи вроде разорванных конвертов, пустых спичечных коробков, оберток от жевательных резинок или использованных гигиенических салфеток. Когда никого нет поблизости, хлам самовоспроизводится. Например, если вы не уберете хлам в своей квартире, прежде чем лечь спать, наутро, проснувшись, вы обнаружите, что его стало в два раза больше. И его повсюду становится все больше и больше… «Никто не справится с хламом, — произнес он. — Можно ненадолго победить его только в одном месте»[78].

1977-й — год с двойным обличием. Это год последних коммунистических, пролетарских восстаний XX века против капиталистического владычества, против буржуазного государства, но это также год, когда Стив Возняк и Стив Джобс создали торговую марку компании Apple и инструменты для распространения информационных технологий. В 1977 году Ален Минц и Симон Нора написали «Информатизацию общества» (L’informatisation de la societé), текст, который выдвигает теорию грядущего роспуска национальных государств в результате политических последствий начинающейся телекоммуникационной революции. В тот же самый год Жан Франсуа Лиотар написал книгу «Состояние постмодерна» (La condition postmoderne), а также умер Чарли Чаплин, и с ним, казалось, исчезли последние следы человеческой доброты.

В культурной продукции, появившейся в этом году, я вижу предчувствие нового ландшафта: воображения, отмеченного сознанием будущего без эволюции, истощения физических ресурсов и энергии прогресса.

В 1977 году Ингмар Бергман продюссировал фильм «Змеиное яйцо», который, несмотря на то что он не стал его лучшей картиной, является выдающимся отражением процесса строительства тоталитарности. «Змеиное яйцо» — фильм о молодости нацизма, десятилетии с 1923 по 1933 год. В те годы яйцо змеи медленно раскалывается, и происходит рождение монстра. Во время восстания студентов в марте 1977 года в Болонье и Риме я тоже чувствовал, что яйцо змеи находится в инкубаторе. Похожие ощущения распространились во время панк-движения в последующие годы — мы почувствовали зарождение нового тоталитаризма.

Это не политическое поражение общественного движения, но антропологическая мутация, которая рассматривается как определяющая отметка fin de siècle[79], который начался в 1977 году. Захват общественного сознания вездесущим экраном телевизора, колонизация сознания и извращение желаний, начало неолиберальной агрессии — это были признаки неизбежного раскола змеиного яйца.