Будут неприятности (сборник) - Галина Щербакова

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Навалом.

ГРОМОВ. Извини, Оля.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Не будем извиняться друг перед другом. Будем лечиться. (Со смехом.) Меня когда-то отпаивали собачьим жиром, тебя колют магнезией. В тебе всегда не хватало металла, а во мне, видимо, собаки.

ГРОМОВ. Я виноват перед тобой.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Ты спрашиваешь или утверждаешь? Если спрашиваешь – нет. (Мягко.) Не лохмать свою обиду, как пишет один мой знакомый графоман. Все будет хоккей.

ГРОМОВ. Никто не виноват, и все виноваты.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Не очень думай. Я пошла. (Уходит.)

ГРОМОВ (один). Дашка долго не идет из института. Натянутая ходит, как струна. А я всегда возмущался ее непробиваемостью. (Звонок телефона. Громов быстро берет трубку.) Да! Я. Здравствуй, Марусенька! Все у тебя хорошо? Оформила перевод в Москву? Вот и чудесно. Я рад за тебя… Так и дерзай… Я ничего… Я как гвоздик… Скоро побегу трусцой… Да… Слушаю внимательно… какого Мартына? (Волнуется.) А! Вспомнил… Да, да… Ну? Катя? Вернулась в ту деревню, где начинала?.. Он это просил сказать мне?.. Именно просил?.. (Растерянно.) Я должен это знать?.. И ты считаешь, что я должен… это знать? Маруся, Маруся, не клади трубку… (Очень растерян.) У тебя все хорошо? Я рад… Он получил от нее письмо?.. А! Заявление на перевод на заочное. Ему нет письма… И он так решил, что я должен это знать?.. Нет, нет, я все понял, Марусенька… Почему ты так говоришь? (Нервничает.) Почему я могу считать, что ты мне ничего не говорила? Очередь в автомат?.. До свидания! Спасибо, Марусенька… Я еду. Еду, ты меня слышишь?.. (Дует в трубку.) Положила…

* * *

Холл квартиры Росляковых. С телеграммой в руках Росляков.

РОСЛЯКОВ. Чушь какая…

ИННА ПАВЛОВНА (входит из глубины квартиры). От кого?

РОСЛЯКОВ. Громов пропал. Спрашивают, не у нас ли.

ИННА ПАВЛОВНА. Что?

РОСЛЯКОВ. Читай. (Протягивает ей телеграмму.) Я иду звонить. Какой-то глупый розыгрыш.

ИННА ПАВЛОВНА (читает). «Папа неожиданно уехал. Куда, не знаем. Волнуемся. Даша…» (Недоуменно.) Ведь он же больной. Говорили, криз. (С ужасом.) Боже мой! Неужели?

РОСЛЯКОВ (входит). Не отвечает у них телефон. Ты что-нибудь понимаешь?

ИННА ПАВЛОВНА (с иронией). А ты нет?

РОСЛЯКОВ (удивленно). Видит Бог…

ИННА ПАВЛОВНА. Я сейчас же еду.

РОСЛЯКОВ. Куда?

ИННА ПАВЛОВНА. Туда! (Кричит.) Ты идиот?

РОСЛЯКОВ. Ни за что! Не суетись, женщина. Не надо! Большие начальники не так часто выскакивают из собственной постели, чтобы бежать в неизвестном направлении. Если они не увозят с собой оборотный капитал, искать их надо спокойно и тонко. С пониманием… Я тебя не узнаю. Всегда спокойная женщина, а сейчас вертишься, как ужака на сковородке. Сохраняйте индивидуальность, мадам!

ИННА ПАВЛОВНА. Не хами!

РОСЛЯКОВ (идет в комнату). Не мешай мне, киса, я слегка подумаю. Чуть-чуть…

Закрывается дверь. Гаснет свет, зажигается вновь. Росляков один.

РОСЛЯКОВ. «Неожиданно уехал. Куда, не знаем». Не знаем… Что я, в самом деле идиот? Да, все началось еще тогда, в аэропорту. Самолеты ходили абы как… А дома Инна жарила куриц…

Звонок в дверь. Входит Громов.

ГРОМОВ. Это я, не пугайся.

РОСЛЯКОВ. Ваша фамилия Лопахин? Так, кажется, звали одного исчезнувшего гражданина. Или, может, Федор Протасов? «Живой труп» – это не про вас, случайно, написано? (Внимательно оглядывает Громова.) Судя по вашему внешнему виду, про вас. А еще знаете, какая книжка есть? «Пропавший чиновник».

ГРОМОВ. К черту! Не надо заполнять пауз, Виталий.

РОСЛЯКОВ. Не надо – не буду.

ГРОМОВ. Я был у Кати.

РОСЛЯКОВ. Знаю.

ГРОМОВ. Откуда?

РОСЛЯКОВ. Я не идиот.

ГРОМОВ. Какое-то стихийное бедствие всеобщей осведомленности.

РОСЛЯКОВ. Просто раньше ты этого не замечал, что люди поумнели.

ГРОМОВ. Кажется, раньше я не замечал слишком многого. Как-то пропустил…

РОСЛЯКОВ. Я всегда говорил, что ты не на своей магистрали.

ГРОМОВ. Я думал, это одна из твоих дежурных хохмочек. Почему ты ни разу не сказал, что это серьезно?

РОСЛЯКОВ. Потому что есть вещи, не поддающиеся объяснению. Они познаются только собственной шкурой.

ГРОМОВ. Но ведь в жизни-то бывает по-разному…

РОСЛЯКОВ. Бывает… В жизни бывают горбатые, хвостатые, шестипалые…

Пауза.

ГРОМОВ. Тебе не кажется странным, что я пришел именно к тебе?

РОСЛЯКОВ. Кажется, в этом есть какой-то свой юмор. Ирония судьбы, как пишут в фельетонах.

ГРОМОВ (задумчиво). Мы проговорили пять часов подряд, а остаться она мне не позволила…

РОСЛЯКОВ (мгновенно становясь серьезным). А ты действительно хотел остаться?

ГРОМОВ. Я же поехал…

РОСЛЯКОВ. Брось, брось, старик, меня не проведешь! У тебя же было время – гипертонический криз, так сказать, оплачиваемый отпуск… Соцстрах…

ГРОМОВ. При чем тут криз?

РОСЛЯКОВ. А мог бы ты вот так же рвануть с работы, нарываясь на неприятности, скандал, может, даже увольнение, но чтобы догнать, вернуть то, без чего мы все, все без исключения, просто… биологические роботы. Догнать ее, главную и единственную. Судьбу. Любовь. Жар-птицу. (Резко.) Мог бы без бюллетеня, Алеша, Божий человек?

ГРОМОВ (растерянно). Что ты на меня прешь? Мог – не мог. Какое это имеет значение? Я поехал. (Тихо.) И я хотел остаться…

РОСЛЯКОВ (громко). Что значит хотел? А потом расхотел?

ГРОМОВ. Не то… Видимо, дело в ней…

РОСЛЯКОВ. Видимо или точно?

ГРОМОВ. Если бы я знал…

РОСЛЯКОВ. Значит, не знаешь? Ну что я тогда могу тебе сказать? Не хочешь быть счастливым, будь богатым и знаменитым.

ГРОМОВ. Прости, я не понял…

РОСЛЯКОВ. Я процитировал себя. Когда-то, очень давно, я рванул не с бюллетеня. С задания, срочного, ответственного… И я на все бы пошел, чтобы быть с ней. (Брезгливо.) Я не мямлил, как ты, – знаю, не знаю. А она, моя жар-птица, рвалась, но в другую сторону… И я ей сказал: «Ну ладно, не хочешь быть счастливой – будь богатой и знаменитой…» Ей того, кстати, очень хотелось. А сам женился, назло себе. (Весело.) И мне, Громов, с женой исключительно повезло, как никогда в жизни. Бывает же…

ГРОМОВ. Ты придумал эту историю для меня?

РОСЛЯКОВ. Делать мне больше нечего – придумывать для тебя истории… Скажешь же, братец…

ГРОМОВ. Но ведь зачем-то ты мне ее рассказал…

РОСЛЯКОВ. Ну, посоображай.

ГРОМОВ. Ты бы, значит, ушел – к жар-птице?

РОСЛЯКОВ. Смешной вопрос…

Входит Инна Павловна.

ИННА ПАВЛОВНА. Алеша! Господи!

ГРОМОВ. Как вы меня называете – Божий человек? Вот Божий человек пришел. Катя сказала – уходи.

ИННА ПАВЛОВНА. Она правильно сказала, Алеша.

РОСЛЯКОВ. А что она могла сказать еще, если он сам ни в чем не уверен. Что? Принимать решение за него? Я бы тоже не стал. Ты спроси его – он знает, что ему надо?

ГРОМОВ. Выпить есть что-нибудь?

РОСЛЯКОВ. Только водка. Но тебе нельзя. Инна, сбегай за коньячком.

Инна Павловна кивает головой и быстро выходит.

ГРОМОВ. Странно, но ты разговариваешь со мной как с виноватым, а я…

РОСЛЯКОВ. Ну да, ну да… Ты – просто несчастный выгнанный гипертоник.

ГРОМОВ. Но нельзя же воистину – пусть неудачник плачет.

РОСЛЯКОВ. Надо! С тобой только так и надо. Всю жизнь твоей судьбой распоряжались бабы…

ГРОМОВ. Прости? Но ты не обо мне.

РОСЛЯКОВ. О тебе, о тебе! Тебе и сейчас надо, чтоб Катерина взяла тебя за белые руки…

ГРОМОВ. Значит, я должен был остаться?

РОСЛЯКОВ. Тебе не спрашивать надо, отвечать.

Входит с легким чемоданом Ольга Константиновна.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Привет, мальчики. Какие мы все, оказывается, молодые еще и прыткие. Полтора часа – и я тут…

ГРОМОВ. Оля!

РОСЛЯКОВ. Ну, вот и поговорите. Раз уж вы такие прыткие. Оля! Здравствуй! Считай, что с этого я начал. (Хочет уйти.)

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Не уходи. Какие у нас от тебя секреты?

ГРОМОВ. Оля! Я был там. У Кати. Ты должна это знать.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Я так и думаю. Я хочу тебе сказать сразу: ты не думай, я не возвращать тебя приехала. Я приехала тебе сказать, Алеша, что Дашка взрослая, я зарабатываю себе республиканскую – как минимум – пенсию, так что ты о нас не волнуйся.

ГРОМОВ. О чем ты говоришь? Как та Сережина тетка…

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Мне сейчас все равно, на кого я похожа. Я хочу тебе объяснить, что горечи у меня оттого, что ты уходишь, не будет…

ГРОМОВ. Ты сильная.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА. Да выслушай ты меня до конца. У меня, Лешка, одна горечь на всю жизнь – не оттого, что ты уходишь, а оттого, что я не ушла.

ГРОМОВ. Я понимаю.

ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА (раздражаясь). Но ты же ничего не знаешь, как же ты можешь понимать? Слушай меня. Не перебивай. Это было давно-давно. Дашка только начинала говорить… И я на это наплевала. Не ради тебя. Вот в чем мой грех. Ради тщеславия. Ради успеха во всесоюзном масштабе…