Великий пост - Иннокентий Херсонский

Да будет же известно, братие мои, всем и каждому, что без сораспя-тия нашего Господу и Спасителю нашему невозможно, решительно невозможно, участвовать нам и в Воскресении с Ним, ибо естественная жизнь наша во грехе и страстях так противоположна истинной жизни нашей в Боге, как ночь противоположна дню. Чтобы настал день и взошло солнце, непременно прежде должна пройти ночь; подобно сему, чтобы явилась в нас жизнь Христова, а с нею вечные радость и блаженство, прежде должна быть истреблена в нас жизнь греховная. Посему думающие достигнуть спасения иным каким образом, а не через умерщвление своей плоти и страстей, подобны тем людям, кои желали бы получить здоровье, не исцелившись от лютой болезни. Сего не может сделать для нас Спаситель наш, ибо это значило бы предоставить Царствие Небесное греху и страстям. Посему, кто хочет последовать Ему, тот заранее должен решиться на умерщвление в себе всего, противного воле Божией, и следовательно, прежде всего — на умерщвление своего самолюбия, которое составляет корень всех наших нечистот и преступлений.

Дело столь великое, хотя может начаться в нас каждое мгновение, очевидно — не может совершиться в краткое время; ему должна быть посвящена вся наша жизнь. Посему тот в жалком заблуждении, кто думает, что для вечного спасения души своей достаточно, например, провести в покаянии и молитве один какой-либо Великий пост. Нет, этот Великий и воистину душеспасительный пост должен состоять из всей нашей жизни. Пасха и Воскресение после таковой четыредесятницы празднуются уже не на земле, а там — в невечернем дни Царствия Христова.

Очевидно также, что умерщвление в нас ветхого человека сопряжено со многим принуждением себя, с лишениями и скорбями. Но что же делать? Это болезни нового рождения от духа. Как по плоти нельзя родиться без крови и слез, так нельзя возродиться и по духу без скорби и печали по Бозе. Спаситель никого не принуждает к сему: "иже… аще" кто "хощет"! Но мы сами, поняв надлежащим образом дело спасения нашего, мы сами должны отвергнуть широкий путь, вводящий неминуемо в пагубу, и возлюбить путь узкий, который один вводит в живот. Ибо что пользы, если мы, уклонившись от ига Христова, и избегнем скорбей временных, но подвергнемся через то, подобно богачу Евангельскому, мучению вечному? Но избегнем ли, уклонившись от последования Христу, даже временных скорбей? Увы, мир, нас обольщающий, имеет не одни розы, а и множество вместе с ними тернов: первые цветут кратко, а последние — всегда на древе. Какая неизмеримая толпа миролюбцев! Но много ли довольных своей участью? Все стонут и воздыхают. Посему, если уж неизбежно страдание, то лучше терпеть и страдать для Христа и со Христом, нежели для мира и с миром. В первом случае временными страданиями искупается вечное блаженство; а в последнем — временные страдания послужат залогом и предначатием вечных мук.

Уразумеем же тайну Креста Христова и нашего. Познаем необходимость обоих крестов; познав, возлюбим тот и другой любовью неразрывной; возлюбив, будем нести свой крест, по следам Спасителя нашего, распиная на нем ветхого человека нашего, тлеющего в похотех прелестных. Сделаем все сие, братие мои; ибо се есть живот вечный! Другого пути к животу и Царствию для нас нет и быть не может! Аминь.

Слово на память Алексея человека Божия

Святой апостол Павел, беседуя с Коринфянами о будущем воскресении мертвых, заметил, что как "звезда… от звезды разнствует во славе" (1 Кор. 15; 41), так будет в день Воскресения и с телесами Праведников: то есть все, они заблистают светом небесным; но свет сей будет не одинаков: в одних сильнее, в других слабее. Таковое разнообразие в блаженном просветлении праведных на небе произойдет, без сомнения, не от чего другого, как от внутреннего разнообразия их душевных качеств и степени богоподобия, достигнутой им на земле.

Как бы в некое предварение и залог сего, служит теперь разнообразие тех особенных проименований, коими Святая Церковь отличает многих из угодников Божиих. Так, иной на языке Церкви называется великомучеником и многострадальным; другой — прозорливым, третий — постником, тот милостивым, сей молчаливым, иной столпником, другой начертанным, иной вселенским учителем. Все сии и подобные проименования, очевидно, не праздные имена, а выражают собою отличительный характер святых угодников и служат предвестием и залогом той особенной славы и того величия, коим каждый из них украсится во Царствии Отца Небесного.

Празднуемый нами, угодник Божий Алексий также отличается особым названием человека Божия. И все праведники суть человеки Божий; подобно как грешники — человеки не Божий, а сыны, как называет их Сам Спаситель, диавола; но святой Алексий именуется человеком Божиим в особенном некоем значении: как бы это название принадлежало ему преимущественно перед всеми другими.

От кого наречен святой Алексий сим высоким именем? Если бы его нарек так и глас человеческий, подобно как святой Иоанн еще при жизни его наречен был Златоустом за сладость бесед своих, то и тогда это название составило бы для него великую похвалу; ибо это значило бы, что все, видевшие его, признавали в нем человека Божия в высшей степени. Но Алексий наречен так не от человек и человеком, а свыше, от Самого Бога, ибо в то время, когда праведник скончавал течение свое и приближался к исходу от сей жизни, недоведомый глас в церкви, во время богослужения возгласил: грядите зреть человека Божия!

Поелику же на небе нет имен праздных или преувеличенных; и что нарекается с неба, то нарекается по строгому соответствию названия с тем, что называется, то в имени человека Божия, данном таким образом святому Алексию, содержится, братие мои, и величайшая похвала для него, и обильное назидание для нас.

Итак, вникнем в жизнь человека Божия и посмотрим, чем заслужил он наименование столь великое и поучительное.

Обозревая жизнь святого угодника, тотчас видишь, что она вся исполнена пламенной любви к Богу, соединенной с самоотвержением самым высоким и всецелым. Нет почти ни одной возможной для человека жертвы, которой бы он не принес в дар Богу. Алексий был единственным наследником великих и разнообразных стяжаний своих родителей, но, отвергнув все сии богатства, соделался на всю жизнь нищим Христа ради. Алексию, по самому происхождению его от славного и высокого рода, предлежал путь почестей и отличий, благоволение монарха и близость ко двору его; он, презрев всякую славу и честь, смирил себя, подобно Спасителю, "зрак раба приим" (Флп. 2; 7). Алексий цвел красотой и избытком сил телесных, но в самой юности еще увядил постом и трудами плоть свою до того, что самые родители не могли узнать его и до самой кончины содержали его в доме своем, как чуждого странника. С ним сочетана была браком благороднейшая и лучшая из невест римских; и, дева до брака, осталась девой до конца своей жизни, не зрев супруга своего на ложе брачном; ибо уязвленный другой, высшей любовью, Алексий в самую ночь брачную сокрылся навсегда из-под крова родительского. Казалось, окончен весь ряд жертв — все отдано Богу; и отдаленная пустыня, в которую уклонился юный подвижник, сохранит навсегда в себе всю ветвь райскую. Нет, она только возрастит и укрепит ее для новых плодов, то есть для новых жертв и подвигов.

Но что же можно сделать более? Разве претерпеть мученическую смерть за Христа? Но время гонений за веру уже прошло: венца мученического уже нет. Нет рукотворенного, кровавого; но есть нерукотворенный, бескровный; и он должен украсить главу подвижника. Каким образом? Внемлите и возблагоговейте!

Пустыня, ограждавшая Алексия от всего мира, начинает терять безмолвие от славы его подвигов: он видит вокруг себя непрестанно людей, ищущих его молитв и благословения; видит — и спешит бежать от похвал и чести, его преследующих, в другое отдаленное место, где бы никто не знал его, кроме Бога и Ангела Хранителя. И что же? Море, коему он для сего вверяет себя, внезапно воздымается бурею, и, — так устроившу Промыслу, — износит корабль его пред врата града отеческого!..

Другой со взором, менее очищенным и не так способным проникать в глубину путей Божиих, увидел бы в сем простой случай и снова начал бы искать удаления от того места, где сосредоточены все искушения для сердца. Но для человека Божия нет случая: он познает в сем событии волю Божию о себе; и что же предпринимает? Искомую пустыню умышляет найти для себя в самом доме отеческом: является пред него в виде странника, испрашивает себе у родителей, во имя давно потерянного сына их, малого угла в дому; и, — самозаключенный, — проводит в нем семнадцать лет в подвигах поста и молитвы! Собственные слуги его, по научению духа злобы, обливают его иногда нечистотами; он терпит! Ежедневно видит мать и отца, скорбящих о потере сына, — и терпит! Слышит вопли супруги, оплакивающей свое вдовство безвременное, — и терпит! Когда все беседуют о нем, он за всех беседует с единым Богом. Судите, чего стоили для сердца человеческого сии семнадцать лет, проведенных таким образом! И вот, тот безкровный венец мученический, коим суждено было свыше укреситься человеку Божию!..