ИДИОТ - Федор Достоевский

- Но дозвольте, как же это? - спросила вдруг Настасья Филипповна: - пять или шесть дней назад я читала в Indйpendance - а я постоянно читаю Indйpendance, - точно такую же историю! Но решительно точно такую же! Это случилось на одной из прирейнских железных дорог, в вагоне, с одним французом и англичанкой: точно так же была вырвана сигара, точно так же была выкинута за окно болонка, наконец, точно так же и кончилось, как у вас. Даже платье светло-голубое!

Генерал покраснел ужасно, Коля тоже покраснел и стиснул себе руками голову; Птицын быстро отвернулся. Хохотал попрежнему один только Фердыщенко. Про Ганю и говорить было нечего: он все время стоял, выдерживая немую и нестерпимую муку.

- Уверяю же вас, - пробормотал генерал, - что и со мной точно то же случилось…

- У папаши, действительно, была неприятность с мистрис Шмидт, гувернанткой у Белоконских, - вскричал Коля, - я помню.

- Как! Точь-в-точь? Одна и та же история на двух концах Европы и точь-в-точь такая же во всех подробностях, до светло-голубого платья! - настаивала безжалостная Настасья Филипповна: - я вам Indйpendance Belge пришлю!

- Но заметьте, - все еще настаивал генерал, - что со мной произошло два года раньше…

- А, вот разве это!

Настасья Филипповна хохотала как в истерике.

- Папенька, я вас прошу выйти на два слова, - дрожащим, измученным голосом проговорил Ганя, машинально схватив отца за плечо. Бесконечная ненависть кипела в его взгляде.

В это самое мгновение раздался чрезвычайно громкий удар колокольчика из передней. Таким ударом можно было сорвать колокольчик. Предвозвещался визит необыкновенный. Коля побежал отворять.

X.

В прихожей стало вдруг чрезвычайно шумно и людно; из гостиной казалось, что со двора вошло несколько человек и все еще продолжают входить. Несколько голосов говорило и вскрикивало разом; говорили и вскрикивали и на лестнице, на которую дверь из прихожей, как слышно было, не затворялась. Визит оказывался чрезвычайно странный. Все переглянулись; Ганя бросился в залу, но и в залу уже вошло несколько человек.

- А, вот он Иуда! - вскрикнул знакомый князю голос: - здравствуй, Ганька, подлец!

- Он, он самый и есть! - поддакнул другой голос. Сомневаться князю было невозможно: один голос был Рогожина, а другой Лебедева.

Ганя стоял как бы в отупении на пороге гостиной и глядел молча, не препятствуя входу в залу одного за другим человек десяти или двенадцати, вслед за Парфеном Рогожиным. Компания была чрезвычайно разнообразная и отличалась не только разнообразием, но и безобразием. Некоторые входили так, как были на улице, в пальто и в шубах. Совсем пьяных, впрочем, не было; зато все казались сильно навеселе. Все, казалось, нуждались друг в друге, чтобы войти; ни у одного не достало бы отдельно смелости, но все друг друга как бы подталкивали. Даже и Рогожин ступал осторожно во главе толпы, но у него было какое-то намерение, и он казался мрачно и раздраженно-озабоченным. Остальные же составляли только хор, или, лучше сказать, шайку для поддержки. Кроме Лебедева, тут был и завитой Залежев, сбросивший свою шубу в передней и вошедший развязно и щеголем, и подобные ему два, три господина, очевидно, из купчиков. Какой-то в полувоенном пальто; какой-то маленький и чрезвычайно толстый человек, беспрестанно смеявшийся; какой-то огромный вершков двенадцати господин, тоже необычайно толстый, чрезвычайно мрачный и молчаливый, и, очевидно, сильно надеявшийся на свои кулаки. Был один медицинский студент; был один увивавшийся полочек. С лестницы заглядывали в прихожую, но не решаясь войти, две какие-то дамы; Коля захлопнул дверь перед их носом и заложил крючком.

- Здравствуй, Галька, подлец! Что, не ждал Парфена Рогожина? - повторил Рогожин, дойдя до гостиной и останавливаясь в дверях против Гани. Но в эту минуту он вдруг разглядел в гостиной, прямо против себя, Настасью Филипповну. Очевидно, у него и в помыслах не было встретить ее здесь, потому что вид ее произвел на него необыкновенное впечатление; он так побледнел, что даже губы его посинели. - Стало быть, правда! - проговорил он тихо и как бы про себя, с совершенно потерянным видом; - конец!.. Ну… Ответишь же ты мне теперь! - проскрежетал он вдруг, с неистовою злобой смотря на Ганю… - Ну… ах!..

Он даже задыхался, даже выговаривал с трудом. Машинально подвигался он в гостиную, но, перейдя за порог, вдруг увидел Нину Александровну и Варю, и остановился, несколько сконфузившись, несмотря на все свое волнение. За ним прошел Лебедев, не отстававший от него как тень, и уже сильно пьяный, затем студент, господин с кулаками, Залежев, раскланивавшийся направо и налево, и, наконец, протискивался коротенький толстяк. Присутствие дам всех их еще несколько сдерживало и, очевидно, сильно мешало им, конечно, только до начала, до первого повода вскрикнуть и начать… Тут уж никакие дамы не помешали бы.

- Как? И ты тут, князь? - рассеянно проговорил Рогожин, отчасти удивленный встречей с князем: - все в штиблетишках, э-эх! - вздохнул он, уже забыв о князе и переводя взгляд опять на Настасью Филипповну, все подвигаясь и притягиваясь к ней, как к магниту.

Настасья Филипповна тоже с беспокойным любопытством глядела на гостей.

Ганя, наконец, опомнился.

- Но позвольте, что же это, наконец, значит? - громко заговорил он, строго оглядев вошедших и обращаясь преимущественно к Рогожину: - вы не в конюшню, кажется, вошли, господа, здесь моя мать и сестра…

- Видим, что мать и сестра, - процедил сквозь зубы Рогожин.

- Это и видно, что мать и сестра, - поддакнул для контенансу Лебедев.

Господин с кулаками, вероятно, полагая, что пришла минута, начал что-то ворчать.

- Но однако же! - вдруг и как-то не в меру, взрывом, возвысил голос Ганя: - во-первых, прошу отсюда всех в залу, а потом позвольте узнать…

- Вишь, не узнает! - злобно осклабился Рогожин, не трогаясь с места: - Рогожина не узнал?

- Я, положим, с вами где-то встречался, но…

- Вишь, где-то встречался! Да я тебе всего только три месяца двести рублей отцовских проиграл, с тем и умер старик, что не успел узнать; ты меня затащил, а Книф передергивал. Не узнаешь? Птицын-то свидетелем! Да покажи я тебе три целковых, вынь теперь из кармана, так ты на Васильевский за ними доползешь на карачках, - вот ты каков! Душа твоя такова! Я и теперь тебя за деньги приехал всего купить, ты не смотри, что я в таких сапогах вошел, у меня денег, брат, много, всего тебя и со всем твоим живьем куплю… захочу, всех вас куплю! все куплю! - разгорячался и как бы хмелел все более и более Рогожин. - Э-эх! - крикнул он: - Настасья Филипповна! Не прогоните, скажите словцо: венчаетесь вы с ним или нет?

Рогожин задал свой вопрос как потерянный, как божеству какому-то, но с смелостью приговоренного к казни, которому уже нечего терять. В смертной тоске ожидал он ответа.

Настасья Филипповна обмерила его насмешливым и высокомерным взглядом, но взглянула на Варю и на Нину Александровну, поглядела на Ганю и вдруг переменила тон.

- Совсем нет, что с вами? И с какой стати вы вздумали спрашивать? - ответила она тихо и серьезно, и как бы с некоторым удивлением.

- Нет? Нет!! - вскричал Рогожин, приходя чуть не в исступление от радости: - так нет же?! А мне сказали они… Ах! Ну!.. Настасья Филипповна! Они говорят, что вы помолвились с Ганькой! С ним-то? Да разве это можно? (Я им всем говорю!) Да я его всего за сто рублей куплю, дам ему тысячу, ну три, чтоб отступился, так он накануне свадьбы бежит, а невесту всю мне оставит. Ведь так, Ганька, подлец! Ведь уж взял бы три тысячи! Вот они, вот! С тем и ехал, чтобы с тебя подписку такую взять; сказал: куплю, - и куплю!

- Ступай вон отсюда, ты пьян! - крикнул красневший и бледневший попеременно Ганя.

За его окриком вдруг послышался внезапный взрыв нескольких голосов; вся команда Рогожина давно уже ждала первого вызова. Лебедев что-то с чрезвычайным старанием нашептывал на ухо Рогожину.

- Правда, чиновник! - ответил Рогожин: - правда, пьяная душа! Эх, куда ни шло. Настасья Филипповна! - вскричал он, глядя на нее, как полоумный, робея и вдруг ободряясь до дерзости: - вот восемнадцать тысяч! - и он шаркнул пред ней на столик пачку в белой бумаге, обернутую накрест шнурками. - вот! И… и еще будет!

Он не осмелился договорить чего ему хотелось.

- Ни-ни-ни! - зашептал ему снова Лебедев, с страшно испуганным видом; можно было угадать, что он испугался громадности суммы и предлагал попробовать с несравненно меньшего.

- Нет, уж в этом ты, брат, дурак, не знаешь, куда зашел… да видно и я дурак с тобой вместе! - спохватился и вздрогнул вдруг Рогожин под засверкавшим взглядом Настасьи Филипповны. - Э-эх! соврал я, тебя послушался, - прибавил он с глубоким раскаянием.

Настасья Филипповна, вглядевшись в опрокинутое лицо Рогожина, вдруг засмеялась.

- Восемнадцать тысяч, мне? Вот сейчас мужик и скажется! - прибавила она вдруг с наглою фамильярностью и привстала с дивана, как бы собираясь ехать. Ганя с замиранием сердца наблюдал всю сцену.