Секс под гипнозом - Гера Фотич

Гипнотизером оказался молодой мужчина лет тридцати. Чёрного в нём было лишь то, что говорило о принадлежности его предков к южным национальностям: смоляные короткие волосы, крутые нависшие брови и угольки глаз, пронизывающие насквозь словно буравчики. Одежда его была стерильно белой — на нём был медицинский халат.

Станислав Александрович Пронин, так звали доктора, предложил ей сесть в кресло и завёл разговор. Как-то незаметно просто. В процессе, которого, делал пометки в своей тетрадке. Так естественно Катерина рассказала ему всё о себе. Затем о муже, о дочке.

И в глазах Пронина уже не было той сверлящей пустоты. Они светились заботой и пониманием. Его брови уже не казались нависшими, а мягко обрамляли лобные дуги. У него была замечательная улыбка, и весь он светился участием и обаянием.

Катерина уже отвечала ему автоматически, думая о своём. А в голову лезли разные мысли о том, что доктор хорошо сложён, о его красивых кистях рук с длинными как у пианиста пальцами. Что такие большие ладони наверно очень тёплые, когда охватывают оголённые плечи. И руки, должно быть, очень сильные, когда обнимают и прижимают к себе.

Она чувствовала, что его голос рассевается в стороны, окружая её, а потом понемногу начинает проникать внутрь через макушку её головы. Становился частью её организма. Катерине уже хотелось его слышать постоянно, чтобы он не переставал звучать. В нём чувствовалось спокойствие и уверенность, которые были ей так необходимы.

Неожиданно она очутилась в длинном узком коридоре, освещённом внутри тусклым светом, словно проходящем сквозь стены и потолок.

Она шла по нему, вернее плыла. Понимая, что перебирает ногами, но совершенно не чувствовала опоры и не слышала собственных шагов. Слева и справа вдоль стен через равные промежутки находились закрытые двери. От них веяло сокрытой внутри холодной тайной и тревогой. Иногда в голове проносилась мысль открыть очередную дверь, но тут же гасилась навеваемой жуткой боязнью познания безвозвратно печального состояния, полного горечи и обречённости.

Но вот руки сами потянулись к одной из дверей, толкнули её. В тот же миг они оказались на крепких мускулистых плечах. Затем из белёсого тумана появилась мужская грудь в спортивной майке. Знакомое лицо с маленькими усиками, тонким ровным носом опускающимся к вздёрнутой верхней губе, зелёные искрящиеся на солнце глаза от взгляда которых её мысли в голове разлетелись как пушинки от ветра, оставляя место заполняющему желанию касаться его, видеть его, слышать его.

Десятиклассницей, она сидела на широком школьном подоконнике с преподавателем физкультуры, в которого была влюблена по уши. Ощущая познание первых прикосновений и поцелуев, вздрагивая от любых звуков и случайных голосов в соседнем кабинете.

Она вспомнила всё. Почувствовала одновременно прилив желания и страха, дрожь в конечностях и теплоту его руки, опустившейся на её затылок. Лицо его стало приближаться. Губы прикасаются к её шее, она закрыла глаза. А когда открыла — уже снова плыла по бесконечному коридору. Двери продолжали появляться справа и слева, а затем пропадать позади, храня не потревоженной оставшуюся в них тайну.

Руки Катерины уже тянулись к следующей двери. Толкнув её, она почувствовала, как неведомая сила затягивает её в непроглядную темноту. Вытянув вперёд руки, почувствовала, как они ухватились за холодные металлические трубки, увлекаемые куда-то вниз.

Темнота исчезла. Сквозь рассеивающийся белый туман проступила зелёная трава, в которую она угодила, держа в руках руль от детского велосипеда и теперь кубарем, через уткнувшееся в камень колесо, переворачиваясь в воздухе, летит прямо на землю. Бьется правым коленом о торчащую арматуру так сильно, что нога выворачивается куда-то в сторону и слышится хруст косточек.

Она кричит что есть мочи. Осознание того, что сейчас снова наступит когда-то испытанная боль, вырывает Катерину обратно в белый туман, возвращая в коридор с дверьми.

И вот опять дверь, куда её заставляет зайти голос, возникающий где-то сверху, а затем проникающий внутрь её сознания.

Вытянутые вперёд ладони рук хватают толстую угловатую деревянную рейку на уровне груди — ограждение детской кроватки.

И хочется толкнуть её от себя, чтобы колёсики, на которых та стоит, качнулись вперёд, к тому освещённому заветному проёму, где папа и мама смотрят волшебный ящик, наполненный сказочными существами. Отблески которого, заглядывают в маленькую комнату Катерины, играя на стенах разноцветными зайчиками, радужными переливами, манящими в сказочное путешествие по выдуманной реальности.

Но упрямая кровать, выполняя наказ родителей, не хочет понимать желание маленькой девочки, продолжает упрямо возвращаться в первоначальное положение. Приходится трясти её из последних сил, раскачивая всем маленьким телом. То, ударяясь об решётку животом, то упираясь в неё коленями.

Словно сжалившись, недовольно скрипнув, кроватка начинает, поскрипывая, медленно двигаться к заветному проёму. И тут к весёлым звукам добавляется скрип старого паркета и недовольный голос матери. О, ужас!

В этот миг кроватка начинает злорадно катиться сама, словно в отместку за её беспокойство, предательски выдавая с поличным своего наездника. Высовывается наполовину.

И вот уже он — этот желанный волшебный квадратик экрана с убегающим в нём весёлым хохочущим зайчиком и догоняющим его зубастым волком.

Но шаги явно приближаются. И, завидев появившийся в щели между стеной и наличником кусочек юбки, Катерина падает на смятые простынки и сбитую в сторону подушку. Закрывает глаза, пытаясь на ощупь прикрыться отброшенным в сторону одеялом. Тянет его на себя…

И снова длинный, нескончаемый коридор. Дверь, за которой темнота оказывается очень вязкой. Будто Катерину бросили в чан с желе. Всё начинает кружиться: белое, чёрное, непонятные просветы, наползающие тени, чьи-то незнакомые голоса.

А потом свет! Растворивший всё вокруг, проникающий внутрь тела, словно тёплое молоко. Такой яркий, что глаза сами зажмуриваются крепко-крепко, дабы не быть опалёнными.

А потом — страх неизвестности, безграничный, владеющий всем вокруг. И хочется выдохнуть его из себя вместе с криком, чтобы стало легче. Она кричит изо всех сил.

Слышится голос:

— Девочка! У вас девочка.

А затем счастливый смех матери. Что-то говорит отец. Но всё это движется, кружится, словно нить, наматываемая незнакомым голосом на клубок, которым и является Катерина. А потом тишина и неведомый полёт, словно воздушная яма, в которую проваливаешься, и которой нет конца. Нужно попытаться управлять этим полётом, чтобы не разбиться. Раскинуть руки, чтобы замедлить падение, изменить положение тела, изогнуться. И тут Катерина понимает, что ни рук, ни тела у неё нет. Есть только мысль, посредством которой она движется. Именно она заставляет падать, потому что кроме падения Катерина ни о чём не думает.