Неистощимая - Игорь Тарасевич

Сейчас Настя ничего не ответила; мужчина, сидящий у бутылки, налил и Чижику.

– Какое звание ему присвоить, не знаю… Мой член экипажа должен быть званием не меньше капитана или хотя бы старшего лейтенанта, но этот козлик наверняка офицером не аттестован… Присваиваю ему звание младшего сержанта… Ну, младшой, Цветочек, с почином на новом месте с хорошими людьми. Это у нас Настена, так и зовем Настеною, – Чижик показал на Настю, – это Света, – показал он на вторую женщину, – это Семен, это Тимур, потому что хромой, вот и зовем Тимуром, а там, – он ткнул за спину большим пальцем, – Паша Ситало, дежурный сегодня. Можешь его звать апостол Павел… Я тоже апостол… Петр… Давай! – Чижик протянул стакан, чтобы чокнуться.

Цветков уже успел маленько взять себя в руки.

– Я доктор биологических наук, магистр медицины, профессор, подполковник медицинской службы, – насколько мог спокойно произнес он. – И представление давно ушло на полковника, наверняка уже подписали. – Цветков чокнулся своим стаканом со стаканом в замершей руке Чижика и опрокинул в себя чистую воду – в стакане, можем мы совершенно точно засвидетельствовать, находилась именно вода, причем очень плохо отфильтрованная, но что уж требовать тонкой очистки от людей, сидящих в норе. Цветков, значит, опрокинул в себя пойло подземных жителей и выдохнул, сведя губы в трубочку, словно бы мерзкого самогона хлебнул, тут же содрогнулся, вновь выдохнул тонкую струйку гнойного воздуха в голую шею бывшей жены; положил ножку на ножку. – Так что, – заключил разом согревшийся, словно бы действительно самогону он выдул сейчас, – так что, – заключил Цветков, – называйте меня просто, друзья мои: господин полковник.

Повисла тишина, нарушаемая только шипением жаровни. В этой тишине дежурящий Апостол Павел, словно бы ничего до сей минуты не слыша, произнес:

– Готово.

Он повернулся от огня, через грязное полотенце держа на вытянутых руках противень с лежащими на нем кусками мяса.

– Приятный был котик. И зажарился отлично.

Вот тут деланное спокойствие и слетело с Цветкова; изнутри ударило его сначала почему-то в промежность, потом под черепом изнутри в виски, и только потом уже в желудок; Цветкова вывернуло прямо под ноги. С утра он ничего не ел, так что под ногами у него оказалась только пустая желчь, распространившая немедленно отвратительный запах гнилой воды, перебивающий даже запах грязи и тления, исходящий от людей, – желчь, приправленная желудочным соком и кровью. Поэтому запах, влетевший в ноздри всех сидящих возле очага, мы словами описать не беремся, несмотря на определенную, как вы сами можете видеть, стилевую нашу изощренность и грандиозное, признаться, наше самомнение по поводу собственного умения передавать что-либо словами. Не беремся, нет.

Потом, во благовременье, когда именем Константина Цветкова назовут один из новых городских проспектов, научно-исследовательский институт вирусологии, бывший Серафимовский мединститут, когда его имя присвоят самой престижной международной премии по биологии, а также еще многим улицам, поселкам, институтам, премиям и стипендиям, потом никто и не вспомнит первый миг появления Константина Константиновича Цветкова среди товарищей, а вот сами товарищи чрезвычайно сильно сей миг почувствовали, особенно чувством, извините за тавтологию, чувством обоняния. Мы – впрочем, как и всегда – мы избавим вас от возгласов и комментариев, раздавшихся в норе, дорогие мои.

Извергнувшись, значит, себе под ноги, Цветков несколько мгновений тыкал руками в смрадную тьму вокруг, словно вдруг ослепший – да он и действительно не видел ничего тогда, и рухнул бы прямо в свою блевотину, если б Чижик, вновь схватив его за шиворот, не вытащил Цветкова – не сказать, что на свежий воздух, но наверх, наружу. Цветков молча разевал замурзанный рот, как рыба на песке. Настя вышла следом, встала рядом, скрестив руки на груди – неким таким молчаливым символом укоризны. В руках у Чижика невесть как тут же оказался ватник, давеча положенный им у стены; Чижик укрыл им Настю; та поправила полы, и на руке гражданки Цветковой вновь тускло блеснул золотой браслет.

Ну-с, тут мы оказываемся в необходимости сделать некоторые пояснения.

Когда Чижик начал жить с Настей – да, да, увы, так дела и обстояли ко времени описываемых нами событий, как ни прискорбно это для Константина Константиновича Цветкова, коего сопереживателем мы от всей души являемся, сочувствуем мы ему, дорогие мои, – да, так когда, значит, Чижик начал жить с Настей, он, как и каждый настоящий мужик, озаботился подарком для возлюбленной, подарком дорогим, символизирующим бы их с Настею соединение, и символизирующим бы достойно, весьма достойно. Чижик помнил еще, что был он русским офицером, летчиком – до повсеместного введения Инспекций Чистого Города. Магазинов, как таковых, к тому времени, когда Настя ушла от Цветкова и стала жить с Чижиком, магазинов в городе уже не оставалось, в Пункте Распределения, к которому был приписан Чижиков, ни о каких подарках можно было бы и не заговаривать. В расстройстве некотором Чижик пребывал, и тут-то к нему и подошел Лектор – главный на полигоне металлист.

На любом полигоне ТБО – твердых бытовых отходов – неизбывно существует, чтоб вы знали, иерархия, в коей «металлисты» – разбирающие отбросы первыми, и забирающие все – вы понимаете значение этого слова? – забирающие все металлы из отбросов, металлы и камешки, металлы и цифровые платы, содержащие те же металлы, да-с, а Лектор был прежде, можем вам сообщить, Лектор действительно был когда-то лектором ХМОСОЗ – Храпуново-Мормышевского общества содействия знаниям, теперь тоже закрытого. Так вот Лектор подошел, значит, к Чижику с рукою в кармане ватника, словно бы там у него скрывался маленький дамский «браунинг». Лектор чуть высунул руку из кармана и вместо тусклого блеска белого бельгийского металла, вместо изделия льежских оружейников из ладони бывшего работника просвещения высунула слепую голову, словно бы новороженный птенец, безглазая золотая змейка.

Мы не знаем, как Чижик расчелся с Лектором, у Чижика, как мы совсем скоро с вами обнаружим, оказались весьма обширные связи и знакомства в самых неожиданных сферах, и в оных сферах Чижик имел куда больший вес, чем мог бы иметь простой водитель мусоровоза и бывший майор военно-воздушных сил, бывший пилот двухместного реактивного самолета, называемого по авиационной классификации так – фронтовой штурмовик.

Да, так вышли все трое, значит, на поверхность. Настя ежилась в чижиковом ватнике, черная ее челочка скрывала блеск глаз.

– Не приживешься ты тут, Цветочек, – сказал Чижик, теперь, наконец-то, понявший, кем друг другу приходятся Цветков и Настя. – Завтра же мы Газу скажем, что разлетаемся с тобой… – он собирался сказать – Цветочек, но вдруг помимо себя произнес: – Господин полковник… Рoспуск! – еще помимо себя сказал Чижик и хмыкнул. – Рoспуск! Понял?

«Роспуск», дорогие мои, означает команду, выполняемую группой самолетов, когда идущие единым строем машины вдруг разлетаются каждая в свою сторону веером.

Цветков, разумеется, не знал, что такое роспуск да и находился сейчас в состоянии полного одурения, поэтому, с трудом ворочая шершавым языком, высказал самое сокровенное – спросил у Насти:

– Девочка, ты вернешься ко мне?

Повисла пауза.

Настя шагнула вперед и встала перед Чижиком, то ли его загораживая от Цветкова, то ли Цветкова от Чижика.

– Я за тебя вышла, потому что ты не спрашивал, чем я занимаюсь и целыми днями пропадал в своей вшивой лаборатории, – бесстыдно сообщила Настя Цветкову. – И я собаку твою сама выводила, между прочим! Я всегда… То есть, еще тогда… Словом, у нас с Петей уже тогда… Мне нужно было прикрытие… Но живем мы с Петечкой только полгода, с тех пор, как ты выступил по тэвэ… А я-то, дура! – Настя всплеснула руками. – Дура! Я тебе не изменяла! Я-то надеялась, что ты сможешь быть нам полезным! Себе полезным! Стране! Вот дура! Ну, дура! А ты на тэвэ… На телевидении…

– На тэвэ… – бесчувственно повторил Цветков, стараясь не упасть.

Мы вам еще не сказали, дорогие мои, о чем тогда говорил Цветков на телевидении. Так вот о чем. Цветков, перед телекамерой стреляя в разные стороны глазами, представленный миллионам телезрителей по полной форме – Константин Константинович Цветков, профессор, доктор биологических наук, заведующий лабораторией Института эпидемиологии – Цветков, значит, авторитетно заверил всю страну, так вот представленный сугубым вшивым специалистом, что вши по всей стране целиком и полностью и совершенно блистательно отсутствуют, и все благодаря неустанной заботе Центральной Инспекции и Центрального Комитета Храпуново-Мормышевской партии России. Так-то вот.

– Я… – залепетал потрясенный Цветков, – я… Мне сказали… Сказали – возобновим работу… Я думал, в институте… Возоб… новлю… Мой препарат… Довести препарат… Спасти людей от тифа… Ты же знаешь… Дело не только в площицах… Это лобковые вши так называются, – отнесся он к молчащему Чижику. – Они безвредны, собственно, только что кусаются… А вот платяные вши… – вновь он повернулся с сожителю жены, – переносчики… Называются платяные… Живут в вещах… В платьях… – Чижик молчал. – Я думал, в институте, – совсем уже сник Цветков, – а меня вот сюда… Сюда… А ты… Ты, значит… Ты всегда… Ты никогда…