Проект НЛП: исходный код - Вольфганг Волкер

В 1927 году (Вирджинии было как раз 11 лет) мать решила покончить с фермерской жизнью. Семья переехала в Милуоки в штате Висконсин, городок около озера Мичиган. Там были расположены лучшие школы.

Сатир была очень способной ученицей. Школу и колледж она закончила в рекордные сроки. Закончив колледж, она шесть лет работала учителем. Чтобы собрать больше опыта с людьми различного происхождения, она специально обучала в шести различных школах. При этом, она обрела весьма ценные взгляды на специфику ситуации детей белых и черных, бедных и богатых, деревенских и городских семей. Уже тогда она старалась включить родителей в жизнь школы. Для этого, почти каждый день она отводила одного из своих учеников домой, чтобы посетить его семью. Часто ей удавалось решить школьные проблемы детей, увеличив у родителей осознание того, что результаты в школе и атмосфера в семье, зависимы друг от друга. Позднее эти визиты дали плоды в виде весьма продуктивного опыта в терапевтических встречах с семьями.

В то же время, когда она работала учителем, Вирджиния Сатир посещала в Чикаго курсы из области социальной работы. Поскольку теоретическая программа обучения базировалась на психоанализе, она записалась одновременно на курс психоанализа. Этот курс включал также самоанализ.

Во время занятий и после их завершения Сатир работала в различных организациях. При этом она открыла свой особый дар -умение работать с опасными пациентами, страдающими сильными нарушениями. Позднее она открыла в Чикаго свой кабинет. Поскольку она не была врачом, то не имела доступа к нормальной клиентуре аналитиков. Поэтому она работала исключительно с бездомными, алкоголиками, тяжело больными детьми, шизофрениками и клиентами, которые после многих неудачных попыток лечения, направлялись к ней из публичных институций. В связи с тем, что она не была врачом, она также не могла застраховаться от профессиональной гражданской ответственности и поэтому работала без всякой страховки. Поэтому она не могла позволить себе допустить ошибку[213].

С перспективы времени, Вирджиния Сатир определила эти годы как исключительно тяжелые. Несмотря на это, она воспринимала свою ситуацию, как хороший способ обучиться основам. В это время она вела исключительно индивидуальную практику. При этом, стараясь интуитивно, вопреки принципам аналитической техники, войти в хороший контакт с клиентом. Опыт учительской и социальной работы научил ее, как важно искать в человеке его сильные стороны. Поэтому она старалась внимательно слушать, наблюдать, передавать позитивный взгляд и избегать подчеркивать патологические явления, как это было в практике других терапевтов. При этом она достигла удивительно хороших результатов. Об этом стали говорить и вскоре у нее уже было столько работы, что она не могла с ней справиться. Наконец появились также "нормальные" клиенты и Вирджиния Сатир признала, что ее подход, независимо от отдельных симптомов, чаще всего приводит к исключительно позитивным результатам.

Весной 1951 года она работала с двадцативосьмилетней клиенткой, страдающей шизофренией. Эта женщина уже прошла несколько неудачных попыток терапии. Спустя около шести месяцев, она почувствовала улучшение. Вскоре после этого Вирджинии Сатир позвонила ее мать, угрожая вызвать Сатир в суд, из-за растущего эмоционального отчуждения дочери. Во время телефонного разговора Сатир заметила, что мать в действительности передает два коммуниката: угрожает на словах, хотя в ее голосе ясно ощущается призыв о помощи. Сатир поняла, что ранее никогда не замечала, на сознательном уровне, такой пропасти между вербальным и невербальным содержанием послания. Вместо того чтобы ответить на угрозы, она спонтанно пригласила мать на терапию, решив помочь также ей. Мать приняла предложение. К огромному удивлению Вирджинии Сатир, клиентка в присутствии матери, повела себя также странно, как и в тот день, когда она впервые познакомилась с ней. Как обычно, когда Сатир не понимала, что происходит, она отступала на позицию наблюдателя. Во время первых встреч, не вмешиваясь, она сконцентрировалась на событиях, происходящих перед ней, и заметила, что клиентки в течении разговора, наряду с вербальным, передают и эмоциональное послание. Это было открытие, которое независимо от нее, сделал в начале пятидесятых годов Грегори Бейтсон[214]. Позднее у нее возникло впечатление, что между дочерью и матерью действовала, неосознаваемая женщинами, невербальная система сигналов: легкий наклон головы, изменение тона голоса, пожатие плечами и т.д., казалось вызывали сходные реакции у партнерш. Это явление было ею досконально изучено, она обострила своё внимание на восприятие этих элементов. Тогда ей стало ясно видно, как были важны данные невербальные указания и раздражители для коммуникационного обмена, и тем самым для отношений между клиенткой и ее матерью[215].

После истечения еще шести месяцев работы с дочерью и матерью, Вирджинии Сатир пришла идея пригласить на терапию отца. Это было необычно, так как мужчин даже не считали, в то время элементом эмоциональной жизни семьи. Вопреки ее ожиданиям, отец пациентки выразил готовность участвовать во встречах. Его присутствие привело к подобным резким переменам, как и появление пол года назад матери. Отношения клиентки и матери стали теперь очень хаотичными. Впервые Вирджиния Сатир смогла изучить влияние третьего лица на пару. Особенно заметными стали при этом меняющиеся коалиции этой тройки, отец - мать - дочь. Сатир терпеливо работала уравновешивая их отношения, добиваясь однако скромных результатов. Несмотря на то, что Вирджиния Сатир работала с группой из трех человек, ее мышление все еще концентрировалось на одной личности. Впрочем, так поступали все, современные ей терапевты, поэтому длительное время она не догадывалась спросить, есть ли еще дети в семье. Когда она сделала это, оказалось, что есть еще брат, на два года старший своей сестры. Его также пригласили на терапию. Когда он зашел в помещение, Сатир интуитивно почувствовала, что нашла еще один ключ к пониманию семейной динамики. Сын был высоким, необычайно красивым молодым человеком, Сатир поняла, что он играл роль модели идеального ребенка. Родители явно его обожали, в то время как дочь считали плохой и ненормальной. По мере накопления опыта проблем семей, Сатир все чётче видела, что такого типа признаки имеют огромную силу. Согласно самоисполняющемуся предсказанию, навешивание этикеток членам семьи, укрепляет специфические паттерны стереотипного поведения, отдельных ее членов. Если наступает подобное упорядочивание, то оно часто может привести к закреплению нарушений в жизни семей[216].

После расшифровки существенных моментов этого случая, Вирджинии Сатир удалось довести лечение семьи до увенчавшегося успехом финала. Отношения между членами семьи улучшились, были открыты новые пути коммуникации, а молодая женщина выздоровела. Работа с этой семьей создала, согласно Сатир, основы для многих принципов, какими она позднее руководствовалась. Принцип, касающийся восприятия психических нарушений, как семейных явлений, возникающих в результате патологических интерперсональных реакций, стал основной идеей ее дальнейшей работы. Это был взгляд на то время революционный, поскольку оказался совершенно противоположным, всем действующим научным взглядам, относительно возникновения психических заболеваний[217].

Вирджиния Сатир начала теперь применять новый опыт также в других случаях. Она все чаще приглашала на терапевтическую встречу всю семью, при этом добиваясь подобных удовлетворительных результатов. Два года спустя она была уже так известна, что ее попросили вести курс обучения для врачей психиатров, в только что созданном Психиатрическом Центре Штата Иллинойс в Чикаго. Она вела его в 1955- 1958[218]. Кроме того, у нее было два частных терапевтических кабинета. Дополнительно она работала в школьном центре и советником в фирме. Согласно ее собственным подсчетам, она работала тогда около 85 часов в неделю.

В 1956 году Вирджиния Сатир встретилась с Мюрреем Боуэном. За несколько месяцев до этого, она узнала, что он принимает целые семьи у себя в клинике. Она хотела узнать побольше об этом проекте. Кроме того, она желала обсудить свои открытия о семейной динамике со специалистами. Она так представляла ту ситуацию:

"Ну вот, я пошла на эту встречу и провела информативный совет с людьми. Передать им то, что я делаю! [...] Все что я делала, было полной противоположностью того, что делали они. Но я знала что есть нечто, на след чего я вышла, не имея понятие что это, но не смотря на это знала. [...] Поэтому я встретилась с Мюрреем. Он был весьма вежлив со мной, позволив войти, мы говорили и все прошло как положено. Я сама уже многое сделала, поскольку в 1951-1955 старалась применять все, что только было возможно. Тогда Мюррей еще ничего не знал и я также [...] Это были времена, когда каждый был уверен, что страдающим шизофренией нельзя помочь. Шизофрения была базой для нас всех, поскольку если бы мы начали с чего-то другого, то ни к чему бы не пришли. Все "послушные" невротики и им подобные, лечились психоаналитиками. Агрессивных сажали в тюрьмы, а шизофреников в психиатрические лечебницы. Невротики, таким образом, шли к другим, а мы все семейные терапевты, с самого начала работали с шизофрениками. Этим больше никто не занимался. И когда мы пытались лечить шизофреников, это также никого особенно не интересовало"[219].