Стальной король - Юлия Латынина

— Вы были в Ахтарске? — полувопросительно, полу утвердительно спросил мэр. Черяга кивнул.

— И что говорит Извольский?

— Извольский говорит, что угольщики — не пенсионеры, и должны жить на свои деньги, а не на чужие.

— Я не об этом! Я по поводу стрельбы…

— Это сделал Премьер. По приказу Извольского.

— Он вам так и сказал?

— Нет.

Черяга помолчал и добавил:

— Вообще-то это не очень похоже на Извольского, а, Геннадий Владимирович? Он ведь не любит действовать через бандитов. Я вообще так понимаю, что его любимое оружие — это пресса. По крайней мере, судя по истории с выборами Никишина и со льготными кредитами.

— Какими кредитами?

— Которые вы предоставили из городского бюджета принадлежащей вам сети магазинов. Кстати, господин гендиректор мне намекнул, что защита вами шахтерских пикетов носит не совсем платонический характер. В том смысле, что чем больше они будут бастовать, тем больше правительство выделит денег угольщикам, а чем больше правительство выделит денег угольщикам, тем больше денег будет в городском бюджете, а чем больше денег будет в городском бюджете, тем больше льготных кредитов вы сможете дать собственным магазинам.

Курочкин даже не покраснел.

— Вы должны на него подействовать, — сказал мэр, — вы понимаете? Вы представитель Москвы, следователь Генеральной прокуратуры. Он должен понять, что это позиция федеральной власти, что никто не допустит беззаконных расстрелов людей, которые всего-навсего просят, чтобы правительство отдало причитающиеся им деньги!

— Я в отпуске, — сказал Черяга, — я не выражаю точку зрения Генеральной прокуратуры.

— Вадим Федорович! Но ведь Извольскому это знать не обязательно, а? А что касается того, что вы в отпуске, так ведь неурочную работу можно компенсировать. А? Я думаю — ну, тысяч пять? Не рублей, разумеется…

Черяге очень захотелось спросить, откуда мэр нищего города возьмет пять тысяч «не рублей». Наверное, из внебюджетного фонда поддержки малого предпринимательства. Но вместо этого следователь промолчал, и мэр истолковал его молчание не совсем верно:

— Ну хорошо, десять тысяч. А? Вы должны напугать Извольского, вы не понимаете, насколько это серьезно…

— О чем шепчетесь?

Денис поднял голову. Рядом, на фоне сверкающего огнями дома, стоял темный силуэт: белые волосы и загорелое, невидимое в темноте лицо.

— А, Александр Ильич, — приветливо сказал мэр, — мы вот тут с Денисом Федоровичем обсуждаем вопрос об ахтарском директоре.

— А пошел бы ты отсюда, — негромко и безо всякой интонации сказал Негатив. Руки он по-прежнему держал в карманах, и весь его легкий, худощавый силуэт напоминал изготовившуюся для прыжка кошку.

— Я? — переспросил мэр.

— Ну не кузнечик же. Мэр откашлялся.

— Я, пожалуй, пойду, — известил он Дениса. И бочком-бочком заспешил к выходу из сада.

Негатив сел на его место. Денис не шевелился и молчал. Из раскрытых окон дома отдыха то и дело доносились взрывы смеха, и где-то в расселинах будущего грота стрекотал кузнечик. Они просидели так минуты две, потом Негатив потянулся к карману и достал оттуда тускло взблеснувший крошечный револьвер. Денис напрягся, но тут же на конце револьвера вспыхнуло голубое газовое пламя, осветив загорелые руки и белые манжеты бандита, сколотые сверкнувшей в лунном свете запонкой.

Негатив зажег сигарету и спросил:

— Куришь?

— Нет.

— А я на зоне начал.

И они опять замолчали. От Негатива слегка, но все-таки попахивало спиртным. Денис испытывал большое желание набить морду человеку, вчера приказавшему выкинуть его в мусорный бачок.

— Ты на Ольгу-то зря глаз положил, — сказал Негатив, — это такая девка, охомутает тебя как Вадика. Глазом не успеешь моргнуть, как вместе в Москву укатите.

И опять Денис заметил в словах бандита некую странность. Негатив говорил так, как будто Ольга была для него отдельным живым существом, со своим характером и своими закидонами. Крестному отцу города, по идее, вообще не полагалось считать, будто у ресторанной бляди может быть характер, — не говоря уже о том, чтобы отличать характер одной от характера другой.

Веселые крики из дома сменились залихватской музыкой.

— Знаешь, откуда у меня погоняло? — спросил Негатив.

— Из-за волос?

— Да. А знаешь, где я такие волосы заработал?

Черяга помолчал.

— На зоне. Я туда в девятнадцать лет попал. Знаешь, за что?

— Да уж наверно не за пятерку по географии.

— Я спортсмен был. Боксер. Гулял как-то вечером с девушкой. Навстречу три мента. Сильно поддатых. Увидели Настю, все обслюнявились. Подошли, говорят проверка паспортного режима. Ни у меня, ни у Насти паспортов нет. Менты цап Настю и говорят: «Идем, соска, в отделение, мы тебя сейчас там оприходуем». «А я?» — «А ты, парень, иди, пока по почкам не навешали. Там и без тебя мужиков хватит».

Негатив замолчал. Потом продолжил:

— Ну, я в кулаки, а они меня втроем сапогами. Настя успела убежать. А мне предъявили хулиганское нападение на работников милиции при исполнении служебных обязанностей. Мол, подлетел к троим в пьяном виде и нагло бился почками об их сапоги. Теперь понял, почему я ментов не люблю?

Черяга чуть пошевелился.

— А чего жы ты со мной разговариваешь?

— Хочу — и разговариваю. Ты братан Чижа. Слабо завтра со мной поехать?

— Куда?

— На стрелку. Ты же хотел с теми, кто братана завалил, разобраться? Черяга помолчал.

— Не стремно с собой мента на стрелку; брать? — наконец спросил он.

— Не дрейфь. Там твои коллеги будут.

— А стрельба будет?

— Да на хрен мне тебя брать на стрельбу, — с досадой сказал Негатив, — у меня что, своих солдат нет? Побазарим и разойдемся, ты мне и нужен-то, чтобы стрельбы не было, кто в московского следака шмалять будет? Ну так как пойдешь?

— Я не так привык разбираться. Негатив встал.

— А как? — закричал он, — как? Ты Извольскому что ли, повестку пошлешь? Да он эту повестку тебе в жопу засунет. У них там не ментовка — бордель, он начальника УВД минет попросит сделать, тот сей момент отсосет!

Денис некоторое время молчал.

— Ну что ж, — поеду.

Негатив поднялся и исчез в растворенной двери дома.

Денис посидел немного, вглядываясь в кирпичный чертеж грота и слушая музыку из раскрытых окон. Иногда музыка умолкала, и тогда, если; очень прислушаться, слышен был другой звук — у станции кто-то громко-громко кричал в матю-гальник, и в вечернем воздухе до трехэтажных особняков за кирпичной стеной долетало слабое: «азворовали Россию…» «мерть капиталистам».

Денис вздохнул и пошел к трехэтажному дому.

Внутри было по-прежнему весело. Негатив стоял на ступенях, ведущих в гостиную, окруженный целой кучкой паразитов. Со своими белыми волосами он напоминал кусок мокрого сахара, к которому сбежались муравьи. Последним в кучке стоял начальник городского УВД.

Денис прошел мимо в раскрытую дверь гостиной. И тут же услышал чей-то отчаянный вопль и звон разбитого стекла.

Посреди приемного зала, под роскошной люстрой, стоял неудачливый кандидат в губернаторы и сын генерального директора Мишенька Никишин. У ног его валялся разлетевшийся на тысячу кусков стакан. Перед ним, блестя настороженными глазами, возвышался мэр. Мэр осторожно пятился, пока не уперся задницей в праздничный стол. После этого он остановился и жалобно принялся обводить очами толпу. Он очень напоминал прикованную к скале красавицу, которая ждет, что сейчас толпу зрителей растолкает спешащий ей на помощь рыцарь. Но с рыцарями в толпе был дефицит.

— Ты-ты! Сукин сын! — сказал Никишин, поводя в стельку пьяными очами. — Ты деньги отдашь или нет?

И обернулся к аудитории.

— Вы представляете? Он у меня водку взял и второй месяц не платит.

— Как же я заплачу? — сказал мэр. — Ее никто не пьет, все самогон пьют. Вот придут из Москвы деньги, заплачу.

— Врешь ты, — проговорил Никишин, — вот у Кунака все расхватали. Что, по-твоему, «чернуху» покупают, а водку нет?

Мэр отчаянно оглянулся вокруг, заметил начальника УВД и Черягу и побледел еще больше. Начальник УВД отвел глаза.

— Ты, фуфел меченый, — сказал Курочкин, — попридержи язык!

Никишин вместо ответа жутко ощерился. Длинные его пальцы сомкнулись на спинке стула. Бывший кандидат в губернаторы схватил стул и от души им размахнулся, целясь в градоначальника. По счастию, Никишин был пьян выше глаз, и координация движений у него была не лучше, чем у амебы.

Курочкин проворно отступил в сторону. Стул свистнул в воздухе и обрушился на ни в чем не повинный торт, где и застрял всеми четырьмя ножками.

Дамы завизжали. Гендиректорский отпрыск шагнул вперед и попытался извлечь стул из произведения чернореченских кондитеров. Но стул завяз и не желал вылезать наружу. Курочкин шарахнулся к толпе и проворно перебирал присутствующих руками, словно надеясь выскочить наружу. Но люди прижимались друг к другу, как планки новенького забора, и задние ряды напирали на передние, чтобы получше разглядеть аттракцион.