Верные враги - Ольга Громыко

Честно говоря, затрудняюсь сказать, что хуже: тягать нежить за хвост или гарцевать на ней по лавке, сшибая разложенное на подставках оружие. Пару раз мы даже перекатились по полу, но веса твари достало только на то, чтобы основательно, но не смертельно намять мне бока. Придушить ее мне удавалось с тем же успехом — нежить вообще может не дышать несколько минут, не испытывая при этом особых неудобств, а сломать шею медведю и то было бы легче (конечно, медведь в свое время тоже без боя не сдался, но сам виноват — в малиннике надо кушать малину, а не собирающую ее девушку).

В итоге мы обе только озверели окончательно — хрипящая, капающая слюной тварь вообще перестала разбирать дорогу, то и дело натыкаясь на стены, а я, позабыв, в какой ипостаси нахожусь, вцепилась клыками ей сбоку в шею. Без полного превращения смех один, а не клыки, у вампиров и то длиннее, но чтобы прокусить шкуру, их вполне хватило. Такого произвола нервы нежити не выдержали — представьте себе состояние пробравшейся в курятник лисы, на которую с лаем напала зубастая курица. Завизжав, как простая шавка, она волчком закрутилась на одном месте, а потом со всей дури боком врезалась в стену. Висящий аршином выше щит сорвался с гвоздя и ребром саданул меня по хребту, а тварь по голове. На этот раз мы взвыли вместе и разлетелись в стороны. Щит брякнулся посредине, лицевой стороной вверх. Мельком отметив чеканку — придавленный деревом бобер, геральдический знак старинного рода Апеховых (славного большей частью этим оригинальным гербом), — я ухватила щит за острый конец, широким подставив устремленной ко мне пасти. Клыки с металлическим клацаньем сомкнулись на краю щита, проткнув его насквозь. Я сдуру потянула щит к себе, тварь инстинктивно уперлась лапами, намертво стиснув челюсти и с рычанием мотая башкой. Бобер, кажется, еще больше выпучил глаза, испугавшись, что мы растянем его в листовое железо.

Под ногой провернулось что-то тонкое, длинное, требовательно звякнувшее. Я глянула — и с силой оттолкнула щит, нагнулась, схватила и тут же, снизу наискось, распластала воздух серебристой чертой. Короткое, неожиданно слабое сопротивление — и даркан снова оказался на свободе, свечой взметнулся к потолку, а я чуть не рухнула на спину, еле сумев погасить излишне мощный замах.

Тварь содрогнулась всем телом, словно ее внезапно окатили ледяной водой. Неуверенно подняла переднюю лапу… Да так и завалилась набок. Щит зазвенел по полу, как огромная жестяная тарелка. Башка осталась висеть на его краю, медленно стекленея глазами. Я с трудом заставила себя отвести от нее взгляд, машинально провела рукой по губам, стирая кровь… и увидела бледного как полотно Карста-э-Лата, прижавшегося к стене возле косяка. Кажется, он так и простоял здесь всё время, едва успевая хотя бы следить — не говоря уж о вмешаться! — за моим поединком с нежитью.

Вернее, остервенелой грызней двух тварей.

Я бочком-бочком, тяжело дыша и не сводя с гнома глаз, проскользнула мимо него к двери. Оружейник даже не шелохнулся, продолжая судорожно сжимать рукоять занесенного топора. Выражение лица у него наверняка было такое же, как у меня, когда я впервые увидела эту полупризрачную гадину.

В лицо ударил холодный ветер, взъерошив и без того растрепавшиеся в схватке волосы. С ее начала прошло не больше пяти минут, город по-прежнему утопал в полумраке, цепляясь за сладкий предрассветный сон. Я поспешно и бесцеремонно выдернула из конюшни привычно капризничающего Дымка, но, разгоряченная, вскакивать в седло не стала, а просто побежала по улице наравне с мерином, держа его под уздцы.

Боги, как же я это ненавижу! Раз за разом сжигать за собой с таким трудом наведенные мосты и уходить под стонущий треск рушащихся в пламени опор, делая вид, что там, за спиной, ничего и не было, и всё, кроме жизни, наживное…

Только делая вид.

— В каком-то смысле мы даже оказываем ей благодеяние…

И всё из-за этого проклятого колдуна! Какого лешего я не придушила его еще в овраге, голыми руками или клыками, если так уж хотелось крови? На кой мне понадобилась эта комедия с «честным поединком»?

Хватит, надоело! Сегодня. Сейчас же. Плевать как. Я же бесчувственный и безжалостный монстр, в конце-то концов. Пора оправдывать возложенные на меня ожидания.

Кружащая в небе воронья стая чуть было не попадала замертво душеспасительным повтором знамения и, вразнобой хлопая крыльями, кинулась прочь, поспешно набирая высоту. Крысиное шуршание в домах и мусорных кучах мгновенно утихло, зато вдали завыли, забесновались собаки.

Дымок попытался стать на дыбы, потом попятиться, но с тем же успехом бунт могла поднять взнузданная кошка.

Люди моего вопля не услышали.

Стало чуть-чуть полегче. Я виновато потрепала храпящего мерина по шее и только сейчас сообразила, что продолжаю судорожно сжимать рукоять окровавленного даркана. Зашвырнуть в снег от греха подальше? Жалко, такая штуковина больше тысячи кладней стоит, подберет еще какой-нибудь бандюга. Вернуть Карсту? Ха-ха-ха! И как я себе это представляю? Приоткрыть дверь лавки, сунуть в щель руку с мечом и виновато проблеять: «Вот… прихватила ненароком… вы уж не серчайте»? Да гном наверняка, уже за стражниками побежал.

Ладно, найду потом способ передать, на худой конец с почтовой каретой отправлю. Успокоив свою совесть, я обмотала клинок шарфом и, закинув его поперек конской спины, вскочила в седло.

— К знахарю, Дымок. Да, рискуем, знаю. Но дожидаться заснеженьской [2] зарплаты тем более не стоит, а значит, надо бы кой-чего прихватить в качестве компенсации.

Светильник я зажигать не стала: за три года даже слепой выучит, что на какой полке стоит. Основную выручку хозяин по вечерам уносил домой, оставляя в стенном тайнике только мелочь для утренней сдачи, которую я и выгребла без зазрения совести. Так, ползарплаты уже отбила. Еще вот этот серебряный кубок прихвачу — и мы в расчете.

Распахнув шкаф, я небрежно провела рукой по шеренге склянок — они так и посыпались на пол, открывая второй ряд без этикеток. Надергав из него с десяток флаконов, я побросала их в сумку. Туда же отправилось несколько мешочков из нижнего ящика стола. Знахарь всё равно не найдет этим травам применения, выкинет или сожжет, как оскверненные нежитью, а мне вовсе не хотелось ждать лета, чтобы заново выкапывать недоступные сейчас коренья или караулить у распускающегося бутона звездолиста, цветущего всего полтора часа одну ночь в году.

Дверь я всё-таки не поленилась, закрыла, зло пихнула ключ в щель над притолокой. По-своему знахарь относился ко мне честно, разбросанные-то баночки он подберет, а вот много ли останется от ушлых городских воришек?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});