Приказ Императрицы - Татьяна Ренсинк

поцелуем.

Он продолжал целовать её лицо, силою захватив губы. Настя мотнула головой от презрения, но Салтыков продолжал целовать её шейку и грудь, на которой резкими движениями рук разорвал платье.

-Нет,... умоляю, - пропищала Настя, не боясь нового удара, лишь бы прекратились его ласки. - Малыша я жду... Пощадите...

-Я знаю, дурочка, - взглянул он с улыбкой. - Ты думаешь, удавалось всегда прятаться от глаз и ушей? Мои люди следили за Морозовым, а там и за тобою. Знаю даже про то, как свято веришь, что молитвы образу Святого Николая на медальоне или амулету отца, помогут как-то. Да... Много знаю...

Тут Салтыков резко поднялся и толкнул попытавшуюся приподняться Настю лежать обратно:

-Скоро устрою венчание твоё с моим племянником, а там и ребёнок этот будет признан его, если выносишь. Не боись.

-Зачем Вам мы? - поразилась Настя, но Салтыков поправил на себе одежду и отошёл к выходу.

Когда он открыл дверь и оглянулся, то ответил:

-Мне лишние люди ни к чему. Столько раз мои помощники пытались тебя забрать, похитить ото всех и привезти сюда. Но как везло твоему дружку! Только его вот-вот не станет... Это я про Морозова, чтобы дорогу мне впредь не переходил. А что касается тебя, то у меня уже сложились свои планы. Мне по нраву больше ты, чем сама Симолина. От неё избавимся в два счёта, как только отыщем. Вы, действительно, похожи. Это чудо природы мне помогает завладеть добром Симолиных. У неё прекрасное приданое.

С этими словами он покинул спальню...

-Господи, не допусти, - сползла с постели Настя, заливаясь слезами.

Она встала на колени, обратив взгляд к окну и молилась, крестилась, молилась... Только,... чем дальше, тем становилось всё хуже. Мысли дурные одолевали, страх закрывал сознание, погрузив её вскоре в кромешную тьму и бесчувствие...

Глава 32

Звёздная долина меж белых облаков,

Не скрывай от жизни тёплых, добрых снов.

Пусть же вереницей нежности твоей

Сбудутся мечтания этих юных дней.

Стоя на заре столь ранней, столь короткой,

На дорогу я смотрю, что кажется мне долгой.

На тропинку звёзд я на небе гляжу

Да о своей судьбинушке снова я ропщу.

Вуаль тумана светлого покрыла верх берёз.

Ах, как же на душе моей тесно вдруг от слёз.

Не скрывай же от меня, долина звёздная,

Куда же мне свой путь держать, где звезда моя... слёзная...

Накинув на плечо камзол, Владимир прогуливался в саду у дома Татьяны. То раннее утро ещё не совсем наступило. Рассвет был прохладным, слегка туманным. Розовые разливы на облаках опьяняли очарованием. Владимир невольно остановился, любуясь видом и показавшейся тропою звёзд.

Он на миг словно перенёсся туда, ввысь небес. Оторвавшись всей душой от земного, волнующего, Владимир дышал всё свободнее. Его сердце билось спокойнее,... мирно,... желаннее... Такого покоя он не ощущал никогда и осознал резко, что именно этого и хочет. Его возвращение в реальность с новым чувством было таким же резким.

Услышав голоса слуг на дворе у дома, Владимир поправил белокурый парик, который будто соскользнул чуть назад. Он оставался стоять неподвижно, делая вид, что продолжает любоваться видом и ничего иного не замечать...

-А, - протянул один из слуг. - Это ж тот! Ну, как его,... который уезжал, или тот раненый?

-Так вроде раненый уезжал, не вышло у него сердце завоевать нашей Татьяны. А этот, поди, более удачлив, - смеялся другой слуга, после чего их голоса стихли, и о чём говорили — слышно не было.

Оглянувшись, Владимир увидел, как они скрылись за угол дома.

-Глупцы, - усмехнулся он...

Почему-то сразу захотелось вернуться в дом, что он и сделал. Пройдя в столовую, где в тот момент Татьяна распоряжалась насчёт завтрака, он дождался, когда служанка выйдет и закроет к ним дверь.

-Татьяна Алексеевна, - с неловкостью встал он перед нежно улыбнувшейся хозяйкой дома и поцеловал её руки, взяв их в тёплый плен ладоней. - Великодушно прошу простить за всё.

-Вы уезжаете? - с волнением смотрела она.

-Вижу, плохо спали, - заметил он, стараясь быть нежнее, чтобы Татьяна не расчувствовалась совсем, но всё шло иначе.

-Я не спала. Я рыдала. Я, - здесь она резко повернулась спиной и схватила лежавший на краю стола кружевной платочек.

Татьяна не могла сдерживать начавшихся вновь слёз. Не вынося боли за неё, Владимир прикоснулся к плечам. Ничего не говоря, он повернул Татьяну к себе лицом, но она лишь мотала головой и пыталась осушить непослушные слёзы.

-Иван... Настя, - только и смогла проговорить она, как Владимир прикоснулся губами к её губам, долго целуя.

Подглядевшая в столовую служанка раскрыла широко глаза и скорее закрыла дверь. Услышав звук двери, Татьяна вздрогнула и отошла в сторону, высушивая слёзы вновь:

-Зачем?... Зачем Вы сделали это?

-Простите, Татьяна Алексеевна, не смог сдержаться, - вновь смотрел он виновато.

-Не делайте больше этого... никогда, - умоляюще звучал её голос.

-Обещаю, - выполнил Владимир поклон.

Он стал смотреть за окно рядом, где солнце уже возвышалось над верхушками берёз, и тихо говорить:

-Исчезла твёрдость, справедливость, благородство, умеренность, родство, дружба, приятство, привязанность к божию и к гражданскому закону, и любовь к отечеству; а места сии начинали занимать презрение божественных и человеческих должностей, зависть, честолюбие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность и лесть, чем каждый мнил своё состояние сделать и удовольствовать свои хотении*...

-Что Вы... Вы не правы. Есть и дружба великая, и любовь, и благородство, - с удивлением взглянула Татьяна, видно успокаиваясь.

-Это сказал мой друг... Я познакомлю Вас с ним при встрече, - улыбнулся Владимир. - Увы, как бы ни было грустно, он во многом прав, считаю я. Он кабинетный человек, пишет историю