Венец безденежья (СИ) - Васильев Владимир Анатольевич

— Вот пишут, что некоторые племена людей живут в пещерах и делают себе оружие и инструменты из камня. Прямо как некоторые гоблины. И не спорьте! Я механик, и нас даже учили, как делать разные каменные молотки, топоры и ножи, — размахивала руками довольно щуплая для местных девушка, а по моим стандартам, самая обычная. — А раньше так жили многие, возможно и наши предки. Так вот, тогда было всё проще! Не надо было девушке ухаживать за парнем, рискуя получить отказ на ее чувства. Проще было, понимаете? А значит и лучше! Хватаешь понравившегося мужчину за волосы и тащишь в пещеру! А если сильно сопротивляется, то можно и дубинкой по башке сначала стукнуть.

Народ вокруг хихикал, Аниса переводила удивленный взгляд с разошедшейся пьяной студентки на меня и обратно, а Нарика прокомментировала:

— Наша скромница Гилла разочаровалась в своих попытках добиться взаимности хоть от какого-то парня и решила пропагандировать силовые методы.

— Нет, не разочаровалась, а не желаю тратить на это свое время, которое могу посвятить науке, — возразила Гилла. — И аргументированно утверждаю, что раньше было с этим проще. С тех времен сделали много полезного во всех сферах жизни, но вот такой правильный подход забыли. И очень зря!

Впрочем, это происшествие вечер не омрачило, а когда мы вернулись в нашу комнату, Аниса серьезно сказала:

— А эта Гилла влюбилась в тебя, муж мой. Не хотелось бы, чтобы что-то случилось, но если что, я тебе всё прощу, за то, что ты меня простил сегодня.

— Не собираюсь я пускаться во все тяжкие, — возразил я, ничуть не солгав. И правда не собираюсь. А то, что в меня влюбилась девушка, это с одной стороны приятно, а с другой и не очень. Ей же будет некоторое время очень не легко, пока не отпустит.

Так прошла неделя. Аниса ходила на службу, а я на разведку. Мы только один раз сходили на прием, но ничего особенного. Трость спасла меня от попыток пригласить на танец, но и ничего интересного мы не услышали, кроме совершенно пустого трепа о светской жизни империи.

На мои вопросы о службе жена охотно говорила примерно одно и тоже:

— Глупое и бесполезное занятие. Заседания штаба проходят почти каждый день, но конспектировать мне там нечего. Старые грымзы-генералки трындят о внучках, семьях и мужиках, в зависимости от настроения. Если как-нибудь прозвучит что-то интересное, я тебе сразу скажу, но это же армия, а торговлей с остальным миром занимается специальный департамент при императрице. Других мелких служащих, которые могли бы со мной общаться, я теперь презираю за то, что они так оскорбили меня. А с хоть сколько-то интересными посетительницами, которые заходят в штаб, тоже пообщаться не получается, так как эти девки армейские офицеры и на штабных смотрят свысока.

Я обратил внимание, что Анису по настоящему оскорбляло, что никогда не воевавшие девицы смотрят на нее, участвовавшую в двух боях воительницу, с презрением, но на мои попытки как-то поддержать ее, моя любимая делала вид, что на такое не обижается. А я как-то не придал этой проблеме большого значения, и как оказалось в дальнейшем, очень даже напрасно.

На седьмой день я залез в голову соколу и за несколько часов прописал ему приобретенные инстинкты, соответствующие неделям дрессировки. Но на утро, когда я принес птицу дрессировщице-торговке на ее ферму, меня ждало большое разочарование.

— Никчемная птица, — проворчала тетка после того, как и я, и она сама провели успешные имитации охоты. — В самый нужный момент подведет, а мне краснеть перед покупательницами. Так что так и быть, я верну тебе за нее один золотой из твоего залога, а сама попытаюсь исправить твои ошибки в дрессировке.

Я страшно разозлился. Эта грымза продавала соколов за десять-двенадцать золотых, я ей дал возможность заработать на негодной птице, заплатив мне всего одну монету, но она вместо этого хотела нагреть меня еще и на два моих золотых. Впрочем, я уже сам подумывал, что смогу пристроить эту птичку подороже, у меня даже спрашивала про нее одна из студенток, которой был нужен подарок для матери, но пока я рассчитывал договориться с дрессировщицей на три золотых оплаты за мою дальнейшую и более-менее постоянную работу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Так что я просто сказал пару плохих слов и собрался уходить, подхватив клетку. Но торговку такой расклад совершенно не устроил.

— Эй, парнишка! — заорала она, уже достав для меня золотой. — А ну оставь клетку! Это мой сокол, а ты его только брал поработать с ним.

— У тебя остался залог, мошенница, — процедил я. — Для того он и вносился. Ты сказала, что птица испорчена, и мы в расчете.

— Ах ты гаденыш! — завизжала та. — Да у меня сестра в страже служит. Сейчас позову ее, и ты даже тюрьмой не отделаешься! Продадут тебя на юг в рабство!

Я размышлял, что делать. Просто уйти или сначала двинут тетке в глаз, но когда стал поднимать руку, чтобы как минимум оттолкнуть пытающуюся обежать и перекрыть дверь хозяйку, рукав приподнялся и блеснул браслет благородного. Тетка побледнела и согнулась в поклоне, понимая, что наговорила сейчас на огромные проблемы для себя, а может и сестры, если дело дойдет до суда. Я все-таки решил дать ей в морду, в знак завершения наших торговых отношений, но на склоненную женщину рука у меня не поднялась, так что просто ругнулся и вышел на улицу.

Около ворот переминалась с ноги на ногу пыльная женщина в рваной одежде, сжимая в руках завернутого в мешковину сокола. Услышав вопли торговки, мою ругань, а потом и явление благородного, она согнулась в поклоне чуть не до земли.

— Сокола принесла? — спросил я, стараясь говорить помягче. — Охотница?

— Да, милорд, — быстро произнесла та не разгибаясь. — Охотница. Но у меня и разрешение есть, и налоги плачу.

— За сколько у тебя здесь покупают?

— Обычно золотой за птицу, иной раз поменьше, если не самая лучшая. Но эта отменная, милорд.

Я порылся в кармане и выгреб почти все наши деньги.

— Держи, здесь полтора золотых. Этого я заберу, и в дальнейшем приноси птиц мне, буду платить также.

Я назвал адрес и, совершенно не жалея о перехваченном канале поставок дрессировщицы, направился домой. Уже к вечеру я договорился продать первого сокола за семь золотых. Одно было плохо, таких денег у студентки не водилось, так что она должна была отнести птицу сестре, та проверит ее охотничьи качества и тогда уже отдаст деньги. Примерно дней через пять.

А пока у нас с Анисой оставалась четверть золотого, и еще жена хвасталась, что получит половину золотого сегодня за первую неделю службы. Так-то ей обещали платить раз в месяц, но сейчас как раз подошел срок месячной выплаты. Вот тогда заживем! А когда за сокола расплатятся, то и кинжал выкуплю. А еще мы сможем переехать в нормальный гостевой дом, а то здесь хоть и весело среди студенток, но так на виду жить не хочется из опасения проколоться в какой-нибудь мелочи. Да и жарковато в нашей комнате, мягко говоря. Но скоро комфорт вернется к нам! В общем, жизнь налаживается.

Но оказалось, что я поспешил, решив, что финансовые трудности заканчиваются. Аниса явилась в положенное время с полными слез глазами. Я было насторожился, но потом, по мере ее речи облегченно выдохнул.

— Дорогой, прости меня, дурочку, — издалека начала жена, но хоть на колени падать не стала, что меня откровенно обрадовало. — Я проиграла свое жалованье.

— Дорогая, не расстраивайся! — улыбнулся я, с минутку помолчав. — Подумай лучше о том, что ты открываешься для меня с новой стороны. Мы знакомы скоро пять месяцев, а я и не знал что ты играешь.

— Я и не играла никогда, — нервно передернула плечами Аниса. — А тут только получила жалованье, как ко мне подошла одна девка из отряда охраны штаба, я ее даже и не знала, только в лицо видела. Они же не штабные, а вояки, хотя и трутся все время там же. На нас они смотрят свысока, а мне она ни на черта не сдалась. А тут она предложила мне сыграть пару партий, и я сама не знаю почему согласилась. В итоге очень быстро свое жалованье и проиграла.