Разбойники в горах Атласа - Аззедин Бунемёр

он смог бы жениться.

Хасан заснул, преисполненный веры в будущее. Брат лег рядом с ним. В тот вечер Айша ела лепешку с финиками. Потом задула керосиновую лампу и тоже легла.

«Мой мальчик вырос, — думала она. — Скоро у меня будет невестка».

В мечтах ей уже грезилась иная жизнь. Она видела своего сына женатым, а себя — в окружении внуков. Так она и заснула с ощущением грядущего счастья.

XXIX

Однажды в ночь полнолуния девушки вышли на улицу попеть и потанцевать. К тому времени Чернушка стала уже настоящей девушкой. Смуглый цвет лица лишь ярче оттенял ее красоту. Пышные волосы ниспадали до самой талии. Хасан, спрятавшись неподалеку, следил за всем происходящим. Девушки, смеясь, поддразнивали друг друга.

— За кого тебе хотелось бы выйти замуж? — спрашивали они одна другую.

Первая вызывающе заявила с непреклонным видом:

— За нищего я не пойду, да и за бедняка тоже!

Вторая сказала, что во всем полагается на судьбу. Когда же очередь дошла до Чернушки, та побледнела. Остальные хором закричали:

— Хасан, Хасан, она любит Хасана!

Он не мог удержаться и встал во весь рост. Сердце бешено колотилось у него в груди. Девушки тут же бросились врассыпную. Он побежал за ними и догнал Чернушку на дороге под тутовым деревом.

— Нас могут увидеть, отпусти меня, — попросила она.

Но он не отпускал ее, да она и не хотела этого. Так они и стояли, обнявшись. Внутри у них все горело огнем.

Тут послышались чьи-то голоса и шаги направлявшихся к ним людей. Хасан бросился в овраг, разрезавший их деревню, и спрятался там. Мимо прошла группа людей, рассуждавших о корове, которую покусала собака, может и бешеная.

— Надо будет привязать ее, — говорили они, — и подождать сорок дней. Тогда все станет ясно.

И вот за какую-нибудь неделю все переменилось. Родственники каида, только не такие богатые, жившие в другой деревне, посватали Чернушку за своего сына. Отец девушки был человек простой, недалекий, без всяких притязаний и к тому же характером слабый. Что же касается его жены, то это была сущая ведьма. Она заправляла всем в доме. В деревне судачили о том, что, как только они поженились, еще в самом начале, она опоила его приворотным зельем и с той поры стала командовать им, держала его, как говорится, под каблуком.

Так вот она тут же согласилась отдать свою дочь. Чернушка плакала, каталась по земле, царапая себе лицо. Грозила покончить с собой. Словом, обливалась кровавыми слезами. Но мать была неумолима и не спускала с нее глаз. Даже ночью, заперев на задвижку дверь, ложилась рядом с ней. Когда до Хасана дошла эта новость, он побелел как полотно, но никому ничего не сказал, даже матери. Айша, от природы очень застенчивая, тоже виду не подала и не позволила себе ни малейшего намека, только стала еще более нежной с ним и ласковой. Застав его в задумчивости, она молча прижимала его к себе и гладила по волосам.

А в голове у Хасана все перемешалось, мысли, одна другой мрачнее, накатывали как волны или черные тучи. Надежда сменялась отчаянием, и он уже ни в чем не мог разобраться.

«Надо похитить девушку, — решил он. — Ведь делали же это другие».

Да, он слышал, другие это делали, но у них не было ни отца, ни матери, они были свободны как ветер. Похитив девушку, они уходили далеко-далеко, строили себе хижину и всю жизнь проводили в жестокой борьбе. Само собой, родные в таких случаях от девушки отрекались.

А как быть ему? Ведь у него есть мать с братом, что с ними делать?

Однажды мать Чернушки застала его врасплох, когда он бродил вокруг их дома. Она стала поносить его и кидать в него камнями. Но тут вдруг выбежала девушка с распущенными волосами, словно гонимая злым духом, и бросилась вслед за Хасаном, мать — за ней. Мать настигла их, когда они упали в объятия друг другу, и стала колотить их обоих.

— Ах, собаки, сукины дети! — ругалась она. Потом стала звать на помощь, кричала, что у нее похитили дочь.

Молодые люди, крепко обнявшись, попытались убежать от нее, но мать уцепилась за подол платья дочери и волоком тащилась за ними по земле, а они будто ничего не замечали. Тут вся деревня выскочила на улицу и кинулась вслед за ними.

— Они убьют тебя, — сказала девушка. — Я готова умереть за тебя, но умоляю, беги.

Ее слова вывели Хасана из оцепенения. А люди с вилами были уже совсем близко. Хасан отпустил Чернушку и бросился бежать, вся свора — за ним. Догнав дочь, мать вцепилась в нее, схватила за волосы и потащила за собой.

— Взбесившаяся собака! — кричала она. — Хочешь опозорить меня ради какого-то паршивца, ради нищего!

Она совсем потеряла голову. Глядя на ее обезумевшее лицо, можно было подумать, что она сошла с ума.

— Погоди, — вопила она, — дай только поймать его, я ему все глаза выцарапаю!

Айша, закрыв лицо руками, оплакивала свою горькую долю. Мать, бросив дочь, накинулась вдруг на нее. И обе они, схватив друг друга за волосы, покатились по земле. Уж и колошматили они друг друга, и царапали! А вокруг стояла безмолвная толпа. Появился каид. Подперев руками бока, он, как орел, готов был, казалось, ринуться на них.

— Ну, получай! — сказал он, выхватив вдруг палку из чьих-то рук и обрушив ее на Айшу.

— Ой, мама, ой, мама! — причитала она, а он бил изо всех сил.

Чудовище злобно вопило, потеряв всякий человеческий облик:

— Я вас убью! Всех до единого перебью!

Толпа стояла не шелохнувшись. Тем, кто прибежал, чтобы спасти похищенную девушку, не было дела до чести каида: возмущенные такой жестокостью, они ушли домой со своими вилами. Остальные тоже не одобряли его, они и так уже с трудом сносили его гнет, а теперь и вовсе чувствовали себя глубоко оскорбленными.

— Бить женщину, одинокую женщину!.. — роптали они.

Люди стояли неподвижно, но в лице у них не было ни кровинки, а кулаки сжимались сами собой. Каид, недовольный их поведением, всем своим существом ощущал их враждебность.

«Все они завидуют моему могуществу, — думал он. — Знаю, знаю, о чем они судачат втихомолку. Обсуждают выборы. Надеются, что партия… Их партия… Пускай себе надеются. Увидим, чего стоят их национальные интересы. Ничего они не добьются». Сдерживая ярость, он ушел вместе со своими приспешниками. Женщины отвели Айшу домой. Она едва держалась на ногах.