Полдень, XXI век (апрель 2012) - Коллектив авторов

Он зажег новую спичку, указал на торчащий сбоку изогнутый стержень с ручкой, вроде тех, что используют, чтобы завести автомобиль.

Зажав в зубах папиросу, я стал крутить, лихорадочно соображая, как убедить профессора оставить эту глупую затею. Вполне вероятно, что Митенькины товарищи и сам он лежат свински пьяные по избам Покровки и отсутствия часового на посту у амбара никто не заметит. Но возможно и прямо противоположное развитие событий.

– Вот так, хорошо, – говорил профессор. – Крутите, сударь… Необходимо некоторое время…

Из груди его вырывались хрипы. Выглядел он с каждой минутой все хуже.

– Я настаиваю, – сказал я, крутя рычаг, – что нам нужно как можно скорее покинуть Покровку!

– Сударь, не рассуждайте! Извольте крутить… Это шанс! Как вы не понимаете?! И, я подумал… Знаете, что мы сделаем? Если не получится доставить машину к вам, в войска, мы приведем ее в действие прямо здесь. Я покажу, как…

По корпусу аппарата заскакали яркие белые искры. Я испуганно дернулся.

– Не бойтесь, этот огонь не обжигает! – весело сообщил профессор. – Это яркий, праздничный свет! Свет надежды!

Искры плясали теперь целыми хороводами, с треском посыпали из длинных угрожающих стержней, забили тонкими ветвистыми молниями в пустоту в центре конструкции. Профессор протянул туда морщинистую руку, и молнии стали гладить ее, виться вокруг нее, словно голодные щенки.

– Видите? – сказал он. – Ну что, сударь, изменим ход истории, а? Как вы смотрите на такое предложение?

– Безумие, – пробормотал я.

– Крутите! – повелительно бросил он. Лицо его озаряли молнии, блики плясали на пенсне. – Не возражайте! Россия надеялась на вас, а вы не смогли ее спасти! Будущего у нас нет! А скоро не будет и прошлого! Толпы красных гуннов сметут все – нашу цивилизацию, культуру, историю… Будут пасти на руинах Колизея своих коз…

– В Колизее первых христиан зверям скармливали, – перебил я.

– Софистика! Вы знаете, о чем я говорю. Есть шанс все изменить – воспользуйтесь им!

– А может, я не хочу?! – от монотонного движения у меня затекла кисть. Я начал злиться.

Он закашлялся, убрал руку от аппарата. Болезненно морщась, вытер рот ладонью.

– Как же… не хотите? Как это понимать – не хотите?

– Не вижу смысла. Не одно, так другое. Не красные и белые, так какие-нибудь лимонные и банановые. Была бы матушка Россия, а уж беды найдутся.

– Странно вас слышать…

– Ничего странного в этом нет. Ваше изобретение, конечно, имеет большую ценность для науки. И ваша вера, одержимость тоже производят впечатление. Тащить эту конструкцию через всю Россию, чтобы передать правительству Директории, – да, впечатляет…

– Что же, по-вашему, надо было отдать ее большевикам?

– Не надо было вообще ее строить, господин профессор.

Профессор с силой втянул в легкие воздух.

– Не понимаю… Неужели я ошибся в вас? Вы показались мне решительным человеком, я думал – вам можно довериться…

– Жаль вас разочаровывать. Я не такой преданный сторонник нашей власти, чтобы давать ей возможность изменить ход истории. Да и потом, как вы себе это представляете? Вы, должно быть, плохо осведомлены об истинном положении дел. И о тех людях, которым хотите помочь.

– Не понимаю, – с обидой бормотал профессор, тряся головой. – Так говорить, в вашем положении… Помилуйте, сударь… Отчего же на вашей шинели погоны?!

– Так сложились обстоятельства.

– Да вы… Да вы просто мальчишка! Вы не осознаете всех масштабов катастрофы!

– Осознаю прекрасно. Я понятия не имею и даже боюсь себе представить, что сделалось с моими близкими и друзьями, я воюю против собственного народа, защищая интересы кучки авантюристов и кувшинных рыл, жаждущих власти, интересы так называемого Сердечного Согласия, господ союзников, от которых нет никакого проку, кроме сладких обещаний и заверений в вечной дружбе. Сыт по горло, господин профессор!

– Большевики приведут мир к гибели. Не только Россию – весь мир. Вы понимаете?

Молнии плясали вокруг нас, создавая подобие светящегося шатра.

– Даже с точки зрения разума…

– Эх вы, – с досадой сказал я. – Все бы вам разумом. Вы, идеалисты, все и развалили. Одни в одну сторону тянули, другие в другую. И вот что получилось, выйдете на улицу – да гляньте. А все чистый разум. Нет бы, к чувствам прислушаться. Нет в вас искры, господин профессор, нет внутренней жизни. Вам бы все измерить вашими линейками, бирки навесить да поставить под стекло. Ничего-то вы не знаете про жизнь, хоть и умные такие, латынь учили и университеты кончали. А туда же – менять историю собираетесь…

У меня опять заныла голова. Происходящее – монотонная раскрутка рычага, все эти разряды и молнии, профессор, пребывающий на грани лихорадочного бреда, – все это было так дико и неправдоподобно, что в какой-то миг показалось мне очень веселым.

– Вы поэзию любите, профессор? – спросил я.

– Извините, нет, – блеснул пенсне профессор. – Я, знаете ли, небольшой ценитель всех этих благоуханных роз и страстных поцелуев в беседках.

– Как же вы собираетесь спасать Россию, если не любите поэзии? – весело налегая на рычаг, спросил я. – Что, и Пушкина не любите? Все русские любят Пушкина!

– Признаться честно, сударь, – с вызовом ответил профессор, – я поляк!

– Не люблю поляков, – искренне сказал я, прекращая крутить рычаг. Я разогнул спину и выплюнул папиросу. – У меня деда польские террористы взорвали. То есть, хотели, понятно, великого князя, а взорвали деда.

– Примите мои соболезнования, – сказал профессор с чувством. – Уверяю вас, что я был и остаюсь искренним приверженцем монархии…

Меня тронул его тон.

– Прошу извинить меня за несдержанные слова, – сказал я. – Лично против вас я, конечно же, ничего не имею.

– Тогда крутите! – закричал он.

Я повиновался.

Профессор в который раз откашлялся, сплюнул.

– Вот тут… Смотрите же! – он показал на выступ в стенке аппарата. В нем поблескивало маленькое стеклянное окошко. – Выставляется приблизительная дата. Вот… Здесь… ручку покрутить – и готово, появляется нужное число. В сущности, конечно, не дата, а амплитуда, но это долго объяснять… Мы сделали так для простоты, ориентируясь на наш привычный календарь… Понимаете, ха-ха, в этом юмор… Выбираете себе год по вкусу – И ту-у-у!..

Он указал рукой куда-то в воображаемую даль и счастливо засмеялся. На лице его выступил обильный пот, глаза за стеклами пенсне затуманились.

– А потом рычаги… Один за другим… Раз, два, три… Как здесь душно… И где музыканты? Ведь были… И молодая женщина в белом платье шла по цветущему саду… Вишни в цвету… Душно, сударь…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});