Ведьмы в Драконьей Академии (СИ) - София Балашова

А то совсем обнаглели… Мы вам тут паяцы, что ли? Хихикают за наш счёт!

— Хорошо. Только у меня есть один вопрос.

— Вопрос?

— Да. Про… ну, ваши пары и всё такое…

— Хм, — бровь Модсогнира удивлённо взлетает вверх, и он слегка замедляет шаг. — И что именно тебя интересует?

— Зачем ты… ну, преследовал меня?

— Преследовал?

— Да, в лесу. Когда я тебя в первый раз услышала, мы с сестрой были в лесу, и ты летал над нами… почему?

— Это не преследование, — его голос звучит всё так же спокойно, практически не выдавая никаких эмоций.

Интересно, он со всеми… такой? Равнодушный, холодно-отстранённый… Будто общество его неимоверно тяготит, и единственное, чего он хочет — остаться в одиночестве. Может, это стеснение? Я же вижу, что он, ну не знаю, тянется ко мне, но всё равно продолжает держать дистанцию.

Вообще, вспоминая наши с ним предыдущие встречи, я понимаю, что Модсогнир демонстрировал более широкий эмоциональный диапазон, вёл себя свободнее только в тех случаях, когда понимал, что именно он является хозяином ситуации. Уж не в этом ли дело?

Ох, ну конечно! Возможно, у него какие-то проблемы с социализацией или типа того, и именно поэтому ему так необходимо занимать всегда в общении главенствующую позицию — ощущение контроля над ситуацией снижает уровень его напряжения.

Или я ошибаюсь? Не слишком ли я гоню лошадей? Мы с ним общались, дай боже, от силы час, а этого как-то маловато для того, чтобы делать какие-то серьёзные выводы о психопрофиле чьей-либо личности. Может, всё куда проще? Он — герцог, член императорской семьи, а я — всего лишь ведьма без роду, без племени. На подобного рода мезальянсы и в нашем прогрессивном мире смотрят не очень-то одобрительно, а уж здесь, где о демократии и концепции всеобщих прав и свобод даже не слышали, это тем более должно вызывать нехилые такие недовольства.

Чёрт.

Почему я раньше не задумывалась об этой стороне вопроса, а? Это всё из-за того, что я выросла при совсем других устоях (или как это называется)! Я совсем не понимаю, о чём он думает, и мне не по себе…

Так, ладно.

Соберись, Варвара.

Не забивай себе этим голову: усвоить все тонкости местного менталитета ты всё равно не сможешь, скорее всего, и за всю жизнь, а начнёшь слишком загоняться по этому поводу — создашь ненужные сложности. Гни дальше свою линию, раз уж начала, и будь, что будет!

В конце концов, ты же не навязывалась к нему в зазнобушки? Сам припёрся! Вот пусть и мучается!

Ух, иногда всё-таки бывает полезно себе мозги прочистить небольшой рефлексией. Но тут главное не увлекаться слишком, а то реально неврозик схлопотать можно.

Едва заметно расправляю плечи и уже куда более уверенно произношу:

— А как это ещё можно тогда назвать? Мотался за мной по лесу, орал у меня в голове, как резаный. Потом ещё и набросился посреди ночи прям во дворе Академии со своими обнюхиваниями! Ты хоть представляешь, как я перепугалась?

Опять! Так, ещё один смешок, и я забуду о высоком статусе этого белобрысого и наподдаю ему как следует! Нет, ну вы посмотрите на него! Развесил уши и ржёт над нами! Вот же чешуйчатый…

— Я приношу свои извинения, Варвара. Я не хотел тебя напугать, — глаза Модсогнира зло прищуриваются, когда он бросает взгляд в сторону идущего чуть поодаль кузена. Правильно, туда его! Надеюсь, ты проведёшь с ним воспитательную беседу. — Но я не могу контролировать своего дракона в такие моменты. Он… хочет свою пару… Это тяжело сдерживать.

На щеках сам по себе расплывается румянец.

Чёрт.

Почему, несмотря на безэмоциональный тон Модсогнира, это звучит так… интимно?

Мотаю головой.

Прекрати.

— Своего дракона? — Стараясь не выдать охвативших меня чувств, демонстративно невинно спрашиваю. — Погоди… разве дракон — это не название вашей расы?

— Да, это так.

— И… тот огромный зверь, в которого ты обращаешься, тоже… дракон?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да. Тебя что-то смущает?

— Э-э-э, ну… как бы да. У остальных оборотней всё по-другому. Василисков не называют змеями, а их животную ипостась — да. Ликантропа никто не зовёт волком, хотя это его вторая сущность. Ну и аналогично с русалами: хоть после оборота у них появляется рыбий хвост и чешуя, но они — русалы. Почему тогда драконы всегда остаются драконами?

— Вот ты о чём. В этом нет никакого секрета. Для других оборотней их животная половина — это то, что они получили, будучи людьми. А драконы, наоборот, научились обращаться в людей из животного.

Ну, ничего себе!

Какого… и почему нам не рассказывали об этом на парах?!

Поверить не могу… Теперь понятно, в чём причина отсутствия у других оборотней связанных с их животной ипостасью соответствующих способностей! А я всё понять не могла, с чего это драконы могут выпускать огонь, а какие-нибудь русалки не управляют водой там, или водными обитателями…

— Об… ох, Прародительница! Слу-у-ушай, а это, ну, сказывается в какой степени? Я имею в виду, когда дракон рождается, то он в которой из ипостасей? В обычной человеческой или… с шипами и хвостом?

Отгадайте, что?

Правильно! Его Невоспитанное Высочество вновь решили огласить коридоры родной альма-матер своим высокородным ржачем!

Чего, блин, здесь смешного?!

Мне откуда знать, как и что у вас там устроено?

Хамло.

Надо будет намекнуть Модсогниру, чтобы этого любителя погреть уши на чужих разговорах больше не брал к нам в компанию.

Разозлил меня, просто кошмар…

— Нет, на подобное это не влияет, — невозмутимо произносит мой воспитанный (в отличие от некоторых) суженный-в-камзол-разряженный. — Новорождённые драконы обращаются только спустя несколько месяцев после появления на свет.

— Оу, это хорошо.

Между нами возникает молчание, и некоторое время мы идём, погружённые в свои мысли.

Когда, наконец, долгожданный кабинет обнаруживается, мы с сестрой пулей влетаем в него.

Оставшись наедине, берёмся за руки, и Анька одними губами спрашивает:

— О чём вы там трепались? Принц ржал, как ненормальный!

— Потом, — так же бесшумно отвечаю я.

Утвердительно кивнув, сестра отстраняется, и мы приступаем к поиску этого треклятого медальона.

Глава 13. Сон

Модсогнир закрывает дверь своей комнаты. Отходит к окну, раздражённым, резким движением расстёгивая две верхние пуговицы своего чёрного камзола. Зло выдыхает.

Какофония женских и мужских парфюмов, смешанная с сухостью воздуха центрального холла давила на него, равно как и тела многочисленных студентов, вызывая тошноту и желание принять ванну.

Как душно.

Он откидывает голову назад, пытаясь избавиться от снедающего его настойчивого жара.

Бесполезно.

Герцог усмехается. Ну, конечно. Это не поможет