Рейтинг любви - Ирина Голицына

Спор поклонников.

Как-то поспорили три поклонника Сименона, кто из них лучше знает творческую кухню писателя.

– О комиссаре Мэгре Сименон написал более 80 романов, – сказал один.

– Да, это так, – согласился второй. – Став известным писателем, он сочинял 3–4 романа в год, а когда был молод, пересылал в издательства ежегодно по 12 романов.

– Естественно, вы оба правы, – подтвердил третий поклонник. – Но вы не знаете того, что много лет подряд ежедневно по сотне раз Сименон говорил, глядя на дверь: «Пошел вон, скотина!»

– Откуда тебе это известно? – удивились собеседники.

– Я был фанатом Сименона и все время подглядывал за ним в замочную скважину».

…Внезапно Зосимова и Анкундинов появились. Откуда, Лилия не успела заметить, но мгновенно отметила: оба пребывали в лирическом расположении духа, они обнялись и покачивались. «Танцуют, сволочи, – подумала радиозвезда. – Но как они успеют дать в конце джингл? Если не дадут, обоих Алесь уволит не моргнув».

Прямой эфир продолжался, и Лилия задушевно читала:

«Сименон-спринтер.

Однажды у Сименона спросили:

– Я поспорил со своим другом, что напишу такое количество страниц, что если их выложить в одну линию, они составят расстояние от Льежа, где я родился, до Парижа, – последовал ответ.

– И на что же вы поспорили?

– На бутылку шампанского! Мне осталось всего двадцать семь километров, – сказал азартный Сименон.

– Как много!

– Всего одиннадцать романов, – успокоил собеседника Сименон.

Мультмиллионер.

Надоедливые журналисты обступили Сименона.

– У вас много денег, господин Сименон?

– Я – мультмиллионер.

– Вы им стали, сочиняя книжки?

– Естественно.

– Но говорят, вы сколотили состояние, торгуя десять лет на нью-йоркских улицах попкорном?

– Чушь собачья! – отрезал Сименон. – О попкорне слышу впервые! Я – потомок крестьян. А мы, крестьяне, не унизимся до торговли всякой ерундой.

Статистика.

В конце жизни Сименон, устав от одних и тех же вопросов, давал журналистам одно и то же лаконичное интервью:

– Месье, предваряя ваше профессиональное любопытство, я ставлю вас в известность: у меня было две жены, одна возлюбленная, четверо детей, тридцать два собственных дома и одна тысяча семьсот тридцать четыре носовых платка».

…Дорогие радиослушатели! На этом я прощаюсь с вами, До новых встреч, с вами была Лилия Горная и программа «Перья и судьбы».

Анкундинов и Зосимова продолжали за стеклом романтические покачивания. Причем Лилия разглядела: режиссер плачет, повиснув на плече звукорежиссера.

Что было делать? Они должны были нажать кнопку на пульте, чтобы заключительным аккордом в эфире прозвучал джингл – виолончель, арфа, кряканье утки и вулканический раскат. Без этих звуков слушатели не вздохнут удовлетворенно. У папы-фаната поднимется давление, Зойка Гонсалес витиевато выругается, африканский король в сердцах стукнет палкой по бамбуковой стене, и его летний дворец рухнет, словно карточный домик. Федор Конюхов нырнет в океанскую волну, чтобы остудить нервы, и чем этот акт кончится, один Нептун ведает. А Владимир Владимирович, мужчина с тремя харизмами и тысячей обязанностей в сутки, печально свесит нос на лацкан безупречно сшитого пиджака – расстроится…

Лилия Горная скинула туфлю и с левой ноги. В мгновение ока ласточкой она пролетела от микрофона к стеклу, благо на полах в студии лежал плотный, пожирающий любой шорох палас, и подняла над головой руки крестом. Это была поза либо великомученицы, либо героического матроса, подающего сигнал «SOS» с палубы тонущего судна.

Бог есть!

Галя Зосимова из-за головы плачущего Анкундинова заметила руки-крылья Лилии Горной, мгновенно, не отрываясь от режиссера, нажала на пульте нужную кнопку, подняла вверх большой палец левой руки, мол, классно получилось, и с сопереживающим лицом продолжила лирический танец.

Джингл прозвучал. Прямой эфир завершился.

Лилия влезла в алые туфельки и выскочила в аппаратную. Там звучала бессмертная мелодия Сен-Санса «Умирающий лебедь».

– Ребята, вы что, с ума сошли?! – завопила радиозвезда. – Я и читала сама, и росчерки делала, а когда вы чуть джингл не проворонили…

– Ну не пукнула же, и, слава богу, – спокойно заметила Галя. – Читала – классно, чиркала – тоже классно. Это твой лучший эфир. А у Мусика проблемы.

– Какого такого Мусика? – закричала радиоведущая.

– Да вот у этого. У Мартына Марленыча Анкундинова, – ласково сообщила Зосимова, танцуя. – Кошка вчера родила семь котят.

– Господи! При чем здесь котята?! – опять взорвалась Лилия. – Я ей про бузину, она мне про дядьку в Киеве!

– Да при том. Мусик, когда женился на своей Томочке, дал мужскую клятву, обет, что всех котят, которые родит кошка Томочки – Шушера, он пристроит, не утопит ни одного. Шушере сейчас восемнадцать лет, рожает она по три раза в году. Вот наш Мартыночка Марленочка и носится как угорелый после работы, пристраивает котят всю свою супружескую жизнь. А сейчас у него сил нет, надорвался, готов и кошку задушить, и котят порушить. Но Томочка говорит: «Если ты это сделаешь, я уйду от тебя, аспид»… Лиль, не мешай, тут Шекспир отдыхает.

– Ладно, ребята, я пошла, – устало сказала Лилия Горная. – У меня послезавтра «Ужастик для взрослых», а «гвоздя» программы все нет.

На часах было ровно 18.00.

10

Радиостанция «Утренний брысь» жила своей обычной бестолковой жизнью.

По коридорам бегал творческий люд – редакторы, авторы, исполнители музыкальных номеров, радиоведущие других программ, продюсеры, мальчики из рекламного отдела. Из комнат звучали смех, обрывки мелодий, чьих-то интервью, даже крики. Наверное, народ обсуждал новые идеи радиопрограмм или ругался из-за того, что кто-то кому-то недодал рекламных денег.

Движение и звуки на «Утреннем брысе» напоминали праздничные.

Все, кто сталкивался с выжатой как лимон Лилией Горной, на бегу с ней здоровался, говорил, мол, как она хорошо выглядит, как замечательно провела последний эфир.

Из-за угла коридора показалась секретарша шефа Варвара Клон. Это была девушка гвардейского роста, громадных размеров со всех сторон – спереди, сзади, сбоку, вдоль и поперек, с сильно подведенными бровями, коровьими глазами и голым пупком. Пупок был пропирсирован здоровенной бусиной горного хрусталя. Бусина сверкала, как береговой маяк.

– Здрасьте, Лиля, – сказала своим неизменным казенным голосом Варвара Клон. – Шеф после вашего посещения очень изменился.

– А что с ним стало? – наигранно ужаснулась Лилия Горная.

– Сходил на обед в ресторан «Крахмал» с бибисишником, а после обеда явился выкрашенный в горящую солому.