Кодекс пацана. Назад в СССР - Василий Высоцкий

на пятнадцать суток за хулиганку. Нашелся герой…

— Да нет, вы не поняли, в клубе драка была. Там смерти, а я… — я постарался показаться растерянным. — Я с Вокзальной, был у бабушки в деревне и вот только узнал, что всех ищут. Хочу тоже дать показания. Всё-таки я там был и многое видел… Нет, если не надо, то я тогда пойду…

Ну да, лучше всего сыграть такую роль, чтобы мне поверили. Если буду напирать в наглую, то и в самом деле закроют, а потом доказывай, что не верблюд.

— Да вроде бы всех ваших уже перетаскали, — буркнул дежурный, но всё-таки взял телефонную трубку, прокрутил несколько раз диском и проговорил: — Степаныч, тут какой-то пацан пришел… Лосев с Вокзальной. Да я бы послал, но говорит, что видел драку в клубе. Да? Сейчас направлю. Второй этаж, семнадцатый кабинет.

Я кивнул и прошел через турникет. Поднялся на нужный этаж. Со стен смотрели плакаты с надписями типа «Работник милиции! Ты ни на минуту не имеешь права ослаблять свою настороженность!». Также были развешаны стенды с различными приказами и утверждениями. Больше, чем уверен, что подобные приказы мало кто читал, а находились они в основном только для галочки проверяющих.

Остановившись возле нужного кабинета, я глубоко вздохну и неторопливо выдохнул. Отпустил трясучку последних дней. Сейчас нужно быть предельно собранным и невозмутимым. Да, играть испуганного пацана, но не поддаваться на провокации, а не то можно себе на срок наговорить…

Со страху совершаются великие подвиги, а также величайшие глупости. Ляпнуть что-нибудь, а потом рвать волосы на жопе, что не то сказал. Всё-таки тут работают люди, которые не одну лягушку съели на различных раскалываниях непорядочных граждан.

Телевидение в моем времени каждый день нагоняет ужас, что в полиции бьют и пытают. Да, бывает бьют, пытают. Только если бояться заранее, это значит ставить в опасность себя и своё окружение на долгие годы.

Кстати, осуждённых в колонии тоже бьют. А условия содержания можно назвать пыткой.

Поэтому лучше собраться с мыслями сразу и не поддаваться эмоциям страха. Даже если бьют, это пройдёт быстро, а вот несколько лет по приговору суда, которые могут последовать за минутной слабостью, покажутся настоящим адом.

Дверь кабинета, которую украшала цифра «семнадцать», была ещё оснащена табличкой, уведомляющей, что здесь работает «Следователь Ковальков Ю. С.». Ну что же, Ковалькова я знал ещё по прошлой жизни. Суровый мужик, но правильный. Порой в большей степени склоняющийся на сторону людей, а не закона.

Я постучал, и дождался, пока раздастся усталый голос:

— Войдите…

— Можно? — я засунул голову в прокуренный кабинет, словно в классную комнату, когда в молодости опаздывал на урок.

— Можно Машку за ляжку… — привычно проговорил немолодой следователь и показал на стул напротив. — Садись. Рассказывай, чего пришел.

Да, я слышал, что так сразу выбивается. И если идет привычная отговорка про Машку, то у человека, который отбывал срок в местах не столь отдаленных, слово «садись» тоже вызовет ответку. Сорвется присказка «не садись, а присаживайся». Или же движение губ выдаст подобную фразу, даже если удастся её сдержать.

А у нас «бывших сидельцев» немало… Ну да, если проживаешь в тридцати километрах от двух колоний общего режима, одной строгого режима и колонии для больных туберкулезом, то поневоле подобным контингентом будет полниться городок по соседству.

— Меня зовут Александр Лосев, с Вокзальной. Слышал, что ищут тех, кто был вечером в клубе… — я выполнил указание и сел на краешек стула.

— Да почти всех отыскали. Зря только прятался. Полную картину составили, виновные будут наказаны. Ты что-то хотел добавить? — спросил следователь, с трудом подавив зевоту. — Или видел, кто замочил Левона и остальных добил?

— Нет, я этого не видел. Просто танцевал и видел, что Гурыль с Малышом всё время находились в нашем кругу. Они не выходили никуда, когда залетели Лимон с Карасём.

— Ну что же, это тоже показания… Но понимаешь… Приехали ивановские следаки, они носом поводили и определили, что Гурыль с Малышом должны пойти по этапу. Пацаны молчат, так что всё на них и повесят. Тут уж ничего не попишешь… Иди домой, Александр Лосев. Всё уже решено.

— Но это же неправильно. Невинные пострадают…

— Невинные? А эти «невинные» четырем ребра на хер вынесли, а двум ноги поломали. Так что не такие уж они невинные.

— А остальные? А как же Серега Курышев? Его же не в клубе убили!

— А откуда ты знаешь, где убили Курышева? — вкрадчиво поинтересовался следователь.

Я вовремя себя одернул. На миг забылся, что передо мной сидит матерый розыскника, который слышит не только каждое слово, но и каждую интонацию отслеживает. И ведь начал раскручивать ситуацию, показывая себя уставшим и задолбавшимся человеком, втираясь неторопливо в доверие.

— Я только слышал, что его в парке нашли. Вроде даже на рога повесили… уроды! — я стиснул зубы и ударил кулаком об ладонь.

Наблюдавший за мной следователь подался вперёд.

— А чего же ты не говоришь, Александр Лосев, что лучшим коршем был Курышеву? Что с садика друг друга знаете и вообще друг за друга горой стояли? Чего же об этом умалчиваешь? Или ты знаешь больше, чем хочешь сказать? Ну? Говори, чего молчишь?

Теперь уже следователь не выглядел тем уставшим человеком, который только что проснулся и ещё даже не умылся. Теперь рядом со мной застыл матерый волкодав, которого от броска отделяет всего одно движение, всего один неправильный звук. И это в самом деле напрягало.

Умеет же следак жути нагнать! Понятное дело, что он всё узнал про убитого и моё появление не было сюрпризом, но чтобы вот так вот сыграть…

— А чего говорить? — «испуганно» пролепетал я. — Как драка началась, так мы пробиваться начали. На нас было больше народа… Потом ещё Стандартные подвалили, потом мен… кхм, милиция приехала. Мы рванули прочь, в парке разделились, а потом… Потом меня отчим отправил в деревню к бабушке на пару дней и вот… Я не смог там находиться и приехал обратно.

— И узнал, что Курышева замочили в парке и повесили на оленьи рога. А как только узнал про смерть корешка, так сразу же помчался в милицию, — следователь сел на своё место и снова принял сонный вид. — Не вяжется чего-то, Сашка. Не вяжется… Эх, столько головняка с вами, пацаны… И чего вам спокойно не