Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Хладнокровное убийство - Трумен Капоте

— Конечно, убивал. Только это же ниггер. Совсем другое дело. — Помолчав, Перри добавил: — Знаешь, что мне на самом деле не дает покоя? Не верю я, будто кто-то может выйти сухим из воды после такого. По-моему, так не бывает. Сделать то, что мы сделали, и на все сто процентов избежать неприятностей. Я не могу избавиться от мысли, что скоро что-нибудь случится.

В детстве Дик посещал церковь, но он никогда не «подходил» к вере в Бога и уж тем более не был суеверен. В отличие от Перри, он не считал, что разбитое зеркало сулит семь лет неудач или что месяц, если увидеть его сквозь стекло, предвещает несчастье. Но, обладая обостренным и болезненным восприятием, Перри почувствовал, что и Дика не оставляют сомнения. Дик тоже переживал минуты, когда этот вопрос вертелся у него в голове: возможно ли это? Были ли они «честны перед Богом, надеясь избежать неприятностей после того, что совершили»? Неожиданно он рявкнул на Перри: «Да заткнись же ты наконец!» Потом запустил двигатель и повел автомобиль прочь от мыса. Впереди он увидел собаку, трусившую по пыльной дороге.

Горы. И ястребы в белом небе.

Когда Перри спросил Дика: «Знаешь, о чем я подумал?», он понимал, что начинает разговор, который Дику не понравится и которого, по существу, он сам бы с радостью избежал. Перри был согласен с Диком — что толку опять об этом говорить? — но не всегда мог удержаться. Случались припадки беспомощности, минуты, когда на него накатывали воспоминания — синие вспышки в черной комнате, стеклянные глаза плюшевого медведя, — и тогда в голове у него начинали навязчиво звучать голоса, особенно несколько слов: «О нет! Пожалуйста! Нет! Нет! Нет! Нет! Не надо! О, пожалуйста, не надо, пожалуйста!» И возвращались другие звуки: звон серебряного доллара, катящегося по полу, скрип деревянных ступеней и хрипы — захлебывающееся дыхание человека с перерезанным горлом.

Когда Перри сказал: «Я подумал, что мы какие-то не такие», он вступил в область, куда совершенно не хотел вступать. Тем более что было больно представить себе, что ты не совсем нормальный, — особенно если ненормален ты не по своей вине, а просто таким уродился. Стоит только посмотреть на семью! Мать, алкоголичка, умерла, захлебнувшись собственной блевотиной. Из четырех ее детей — двух сыновей и двух дочерей — только самой младшей, Барбаре, удалось зажить как обычные люди, выйти замуж и создать семью. Вторая дочь, Ферн, выбросилась из окна гостиницы в Сан-Франциско. (Перри до сих пор старался убедить себя, что она «просто сорвалась», потому что любил Ферн. Она была такая милая, так артистично, потрясающе танцевала и пела тоже великолепно. «Ей бы немножко везения — с ее внешностью и прочими данными она могла бы добиться чего угодно». Ему было неприятно представлять, как она взбирается на подоконник и падает с пятнадцатого этажа.) И был еще Джимми, старший брат Перри, — Джимми, который в один прекрасный день довел жену до самоубийства, а на следующий день тоже покончил с собой. Потом он услышал, как Дик говорит: «Ты меня сюда не приплетай, малыш. Я-то нормальный». Бред сивой кобылы! Но черт с ним, это он проглотил. «Вот так это и бывает, — продолжал Перри. — Буль-буль-буль, и ты уже у самого дна. Никогда не думал, что дойду до такого». И тут же понял свою ошибку: Дик, естественно, спросил в ответ: «А как же ниггер?» Перри рассказал Дику эту историю, потому что хотел с ним подружиться, хотел, чтобы Дик его уважал, думал, что он крутой, «настоящий мужик», каким, по мнению Перри, был сам Дик. Поэтому через день после того, как они оба прочли и обсудили статью в «Ридерз дайджест» под названием «Хороший ли вы знаток человеческой природы?» («Когда вы ждете в приемной дантиста или на вокзале, воспользуйтесь бесплатной возможностью изучить особенности поведения окружающих вас людей. Например, присмотритесь к походке. Твердая походка свидетельствует о твердом характере; если человек шаркает ногами, это говорит о неуверенности в себе».), Перри сказал: «Я всегда был выдающимся знатоком человеческой природы, а иначе мне бы не выжить. Представь, что я бы не знал, кому можно доверять, а кому нет. Без этого не прожить. Но тебе, Дик, я доверяю. Чтоб ты мне поверил, я отдаю свою судьбу в твои руки. Я расскажу тебе то, чего никогда никому не рассказывал. Даже Вилли-Сороке. Однажды я прикончил одного парня». И Перри видел, что Дик заинтересовался; он действительно слушал очень внимательно. «Это было пару лет назад. Еще в Вегасе. Я жил в старом пансионе — когда-то это был довольно престижный пансион. Но потом вся его престижность улетучилась. Его давно пора было снести; впрочем, он и так уже разваливался. Самые дешевые комнаты были на чердаке, там я и жил. И ниггер этот тоже. Его звали Кинг; он поселился там временно. Мы с ним были единственными постояльцами — не считая миллиона тараканов. Кинг был не слишком молод, но занимался ремонтом дорог, укладыванием асфальта — в общем, мужик был крепкий. Он носил очки и много читал. И никогда не закрывал дверь. Всякий раз, когда я проходил мимо, он неизменно валялся на кровати с голой задницей. В то время он не работал: сказал, что отложил немного баксов с последнего заработка и хочет какое-то время просто валяться в кровати, читать и дуть пиво. Читал он сплошь барахло — всякую чушь про ковбоев или комиксы. Но мужик был нормальный. Иногда мы вместе пили пиво, а однажды он дал мне десятку. У меня не было никакой причины его обижать. Но вышло так, что как-то ночью мы сидели на чердаке; духота была такая, что не уснуть, и я предложил: «Давай, Кинг, прокатимся, что ли?» У меня была старая развалюха; я ее починил, перебрал и выкрасил в серебряный цвет. «Серебряный призрак», так я ее назвал. И мы поехали. В пустыню: там было прохладнее. Остановились, выпили еще пивка. Кинг вылез из машины, и я вслед за ним. Он не заметил, как я взял эту цепь. Велосипедную цепь, которую я всегда держал под сиденьем. На самом деле я даже не думал, что начну его бить, пока вдруг не начал. Я ударил его цепью по роже. Разбил очки. И понеслось… А когда все кончилось, я даже ничего не почувствовал. Я его там оставил и никогда больше о нем не слышал. Может, его так никто и не нашел. Кроме стервятников».

В этой истории была доля истины. Перри действительно познакомился — при тех обстоятельствах, о которых он говорил, — с негром по фамилии Кинг. Но если к этому времени Кинг успел умереть, то Перри тут был ни при чем; он ни разу не поднял на него руку. Насколько Перри было известно, Кинг до сих пор валялся на какой-нибудь кровати, листал комиксы и потягивал пиво.

— А ты не врешь? Ты вообще его убивал? — спросил Дик. Перри не был одаренным вруном или хотя бы опытным; но стоило ему начать врать, как он уже не мог остановиться. «Конечно, убивал. Только это же ниггер. Совсем другое дело». Потом он сказал: «Знаешь, что мне на самом деле не дает покоя? Не верю я, будто кто-то может выйти сухим из воды после такого». И он подозревал, что Дик тоже не верит. Потому что Дик, по крайней мере отчасти, заразился от Перри его морально-мистическими переживаниями. Отсюда:

— Да заткнись же ты наконец!

Автомобиль тронулся. В сотне футов впереди по краю дороги бежала собака. Дик направил машину прямо на нее. Это был старый полудохлый пес, непонятная помесь, шелудивый и тощий, и удар от столкновения с ним был ненамного сильнее, чем от столкновения с птицей. Но Дик был доволен. «Красота! — сказал он; он всегда так говорил, задавив собаку, что делал при каждом удобном случае. — Красота! Размазали его по дороге!»

Миновал День благодарения, закончился фазаний сезон, но прекрасное бабье лето с чередой ясных, чистых дней еще не ушло. Последний из приезжих репортеров, придя к убеждению, что дело не будет раскрыто никогда, покинул Гарден-Сити. Однако жители округа Финней не перестали говорить об этой истории, особенно те, что постоянно бывали в любимом месте встреч холкомбцев, «Кафе Хартман».

— С тех пор, как это случилось, мы только и делаем, что пережевываем одно и то же, — сказала миссис Хартман, зорко оглядывая свои владения, на каждом пятачке которых сидели или стояли с чашками кофе пропахшие табаком фермеры и скотоводы.

— Как старые перечницы, — добавила кузина миссис Хартман, почтмейстерша Клэр, которая в тот момент тоже была здесь. — Будь сейчас весна, когда работы невпроворот, они бы тут не торчали. Но урожай уже убран, зима на носу, делать им нечего, только сидеть и пугать друг друга. Знаете Билли Брауна из «Телеграм»? Видели его передовицу? Называется «Еще одно преступление?». Он там говорит: «Пора бы перестать молоть языками», потому что это тоже преступление — болтать откровенную ложь. Но чего еще от них ожидать? Оглянитесь по сторонам. Гремучие змеи. Сплетники. Может, вы видите что-то другое? Ха! Черта с два.

Среди многочисленных слухов, рожденных в «Кафе Хартман», был один, который касался Тейлора Джонса, владельца ранчо, примыкающего к ферме «Речная Долина». По мнению большинства клиентов кафе, жертвами убийц должны были стать мистер Джонс и его семья, а не Клаттеры. «Тогда бы это еще имело смысл, — доказывал один из тех, кто разделял эту точку зрения. — Тейлор всегда был богаче Герба. Допустим, что убийца был не из наших краев. Допустим, его кто-то нанял и объяснил ему, как найти дом. Тогда он мог легко перепутать, не там повернуть — и попасть вместо Тейлора к Гербу». Все повторяли друг другу «гипотезу Джонса», особенно часто самим Джонсам, людям степенным и здравомыслящим, которых никак не удавалось расшевелить.