Владычица Рима - Тамара Мизина

Тут только он увидел девочку.

Лиина сидела в кресле и сосредоточенно рассматривала рассыпанные по столу альчики. Рядом, кожей вниз, лежал бубен. Пышные одежды, как обычно, совершенно скрывали линии ее тела, и только светлые волосы, свободные от покрывала, прихотливо рассыпались по спине и по плечам. Она повернулась на шум, но ни гнева, ни удивления не отразилось на ее спокойном лице:

– Вернулся, хорошо.

Усмехнувшись, Валерий поднялся с колен. Наготу его прикрывал только узкий лоскут ткани на бедрах, и даже со связанными руками, а может быть, именно благодаря им, смотрелся юноша великолепно.

Лиина приподняла бровь и стала похожа на птицу, рассматривающую заинтересовавший ее предмет одним глазом. Она встала, откинула мешавшие пряди, все также, чуть боком, приблизилась к Валерию, поза которого как бы говорила: «Смотри и оцени то, что случай вернул тебе. Любуйся, как красиво мое лицо, как совершенно тело. Перед тобой – Римлянин. Так пользуйся тем, что ремни стягивают его руки».

Девочка не спеша обошла вокруг него, зачем-то потрогала ремни на руках, словно не решаясь коснуться тела, пробормотала, как про себя: «Прекрасен. Ничего не скажешь».

Валерий не видел ее, но именно потому, что девочка стояла у него за спиной и тоже не могла видеть его лицо, презрительно улыбнулся. Женщина – всегда женщина. Что бы там ни говорили глупцы, вроде Зефара.

Юноша гордо расправил плечи, еще выше поднял голову.

– Зачем римлянин пытался скрыться от глаз своей госпожи? – прямой вопрос был подобен пробному камню, но столь резкого ответа Лиина не ожидала.

– Я – римлянин. Мне надоело быть живой куклой в руках сопливой девчонки.

Лиина горько улыбнулась. Едва-едва заметно. Защищая свою гордость, юноша не собирался щадить чужую. Глаза пленника были достаточно остры, чтобы заметить даже это, слабое движение уголков губ, и он жестоко добавил:

– Безродная дочь безродной гадалки, вся грязь в жилах которой не способна оплатить и каплю благородной римской крови, неужели ты настолько глупа, что думаешь, будто юноша из старинной патрицианской фамилии смирится с подлым рабством? В своем ли ты уме, дитя? Да я презираю и тебя и твои «милости».

Уголки губ девочки опять еле заметно дрогнули. Слова достигли цели. Может быть, желая скрыть, сколь сильна была нанесенная обида, она опять неспешно двинулась вокруг него.

Валерию было чем гордиться. Красивая голова венчала гордую шею. Мускулистые руки и плечи, широкая грудь, гибкий, сильный торс, узкие бедра, жилистые, стройные ноги. Кожа его, опалённая солнцем, матово лоснилась, напоминая цветом благородную бронзу. Ожившая статуя!

Подавляя отчаянный зевок, Лиина едва не свернула челюсти, а когда пленник увидел ее глаза, в них ничего не было, кроме скуки. Такая же скука звучала в голосе:

– Ну и что мне делать с тобой теперь?

Валерий растерялся. Сказанного им было достаточно, чтобы вызвать гнев, кажется, у кого угодно, а эта девчонка зевает. Даже намека на угрозу нет в ее вопросе. Вот тут-то римлянин разозлился по-настоящему:

– Госпожа не знает, как поступают с непокорными рабами? Или мое тело так красиво, что она и кожу мне боится испортить?

– Кожу испортить? – в голосе девочки звучало сомнение. Она, как бы в последний раз, оценивает предложенную вещь. – Велю-ка я тебя… – колебания вполне оправданы. Вещь, конечно, привлекательна, но цена за нее… нет, цена не сходная. – На кол посадить, – закончила она, полувздохнув, полузевнув.

Слова эти обрушились на Валерия, как ведро холодной воды. Он ждал гнева девчонки, он нарочно вызывал его. Оплеуха, несколько часов на солнцепеке, плети, наконец. К этому он был готов, но к смерти…

До того, как девочка произнесла страшные слова, он и представить не мог, что она решится убить его, а Лиина, уже отвернувшись от пленника, шла к креслу.

– Госпожа, – слово провалилось в пустоту.

Госпожа сказала свое слово и то, что думает или может думать об этом слове раб, ее уже не интересовало. Рванувшись, Валерий бросился ей под ноги:

– Госпожа!

Девушка осторожно обошла его. Не ударила, не оттолкнула, а именно обошла, как обходят бездушное препятствие. Она села в кресло, привычно расправляя складки пышной одежды, и начала собирать рассыпанные альчики, одновременно сортируя их и раскладывая в четыре мешочка с вышитыми на них магическими знаками.

Юноша на коленях следовал за ней.

– Госпожа, —уже не восклицание, мольба звучала в его голосе. – Смилуйся над глупым рабом! – молящий взгляд искал глаза повелительницы.

Может быть… Он ничком опустился на пол, прижавшись лбом к ее сандалии, мечтая, чтобы девочка хотя бы опустила на него взгляд.

– Неужели мое прежнее старание не способно смягчить сердце госпожи?! – взмолился римлянин.

Прервав свое занятие, девочка накинула на волосы покрывало, перешагнула через распростертое на полу тело, по-прежнему стараясь избежать прикосновения к нему.

Валерий приподнялся, намереваясь следовать за ней, не прекращая мольбы. Лиина шла к дверям, и у римлянина волосы зашевелились на голове при мысли, что она сейчас позовет стражу. Он попытался взмолиться, но слова застряли в горле и только чуть слышное, неопределенное хрипение вырвалось из приоткрытых губ.

Ковер откинулся еще до того, как рука девушки коснулась его.

– Прекрасная Лиина позволит войти в ее жилище?

– Входи, Авес, да пребудут с тобой мир и радость.

– Пусть мир и радость пребудут с тобой, прекраснейшая из дев.

Неодобрительный взгляд входящего воина скользнул по почти нагому телу Валерия. С трудом сдержав раздражение, юноша спросил:

– Откуда он?

Девочка изобразила на своем лице пренебрежительное удивление:

– Сама не знаю. Его только что втолкнули. А кто твой спутник?

Луноликий юноша, вошедший следом за воином, склонился в низком поклоне, приветствуя юную госпожу. Его пышные белые одежды, нежные ароматы, которыми они были пропитаны, составляли резкий контраст простым и запыленным доспехам Авеса.

– Богуд. Я на днях купил его за двадцать пять тысяч денариев и не переплатил. Он знает пять языков, знаком с медициной, с древней и новой поэзией, с прозой и даже, как говорил мой приятель, продавший его, слагает стихи и играет на кифаре[9].

– Тебе понадобился секретарь-переводчик?

– Нет, Лиина, переводчик мне не нужен. Я пока неплохо общаюсь с римлянами и на этом языке – он небрежно хлопнул ладонью по рукоятке меча. – Богуда я купил тебе в подарок.

Валерий понял, что погиб окончательно. Раб знает пять языков, поэзию, литературу, сам слагает стихи, смазлив…

Девочку подарок Авеса тоже изумил: