Казнить нельзя помиловать - Дас Шохом

Когда я работал в психиатрической клинике в Эссексе, я разрывался между бесчисленными встречами (разной степени ценности), супервизией своего младшего врача, составлением непрерывного потока медицинских документов, поддержанием связей с профессионалами в самых разных областях и беседами с родственниками больных. Иногда, когда неделя выдавалась особенно напряженной, мне даже не удавалось выделить время, чтобы побыть со своими пациентами в отделении. Не только для того, чтобы провести какие-то обследования, но просто побыть рядом. Поболтать. Сыграть партию в шахматы. Сыграть партию в твистер (шучу). Я ведь, в конце концов, нес ответственность за наших подопечных. Мне казалось, что мое отсутствие – это проявление неуважения к ним (при том, что у многих уже были проблемы с властными фигурами и комплексы отверженности). За годы обучения я наблюдал у разных консультантов весь диапазон отношения к работе и попыток заручиться доверием больных. От тех, кто, подобно доктору Линфорду, постоянно маячил в отделении, до тех, увидеть которых, например, доктора Пек, было словно заметить йети. Я дал себе слово не быть как она.

Джордан прогрессировал. Не так быстро, как мне бы хотелось, но по крайней мере двигался в верном направлении. А многочисленные акции неповиновения подарили мне несколько седых волос и рецидив никотиновой зависимости, которая даровала хоть какое-то утешение. Наконец, когда с того момента, как Джордан вошел в ворота тюрьмы, прошел почти год, я решил, что он достаточно стабилен и можно попробовать ненадолго отпустить его домой. И тут-то и начались настоящие сложности.

Глава одиннадцатая. Дай мне выписать тебя!

Пациентам психиатрических клиник разрешают иногда бывать дома, как только они освоятся в отделении и при условии, что они активно участвуют в лечении. Решение о таком отпуске для большинства больных принимает лечащий психиатр-консультант (если относительно больного было отдано распоряжение об особых ограничениях, как в случае Ясмин, врачу нужно еще и получать разрешение в министерстве юстиции). Хотя все так или иначе упиралось в меня, я хотел привлечь на свою сторону всю команду. Большая часть бремени реабилитации Джордана легла на их плечи, поэтому делать этот шаг с их одобрения было бы по меньшей мере вежливо. Но Джордан не хотел, чтобы все получилось легко и просто. Мне повезло, что в той моей команде была Памела, прекрасный психолог, которой удавалось пробить защиту многих больных. И хотя она достигла с Джорданом прогресса, достойного всяческих похвал, она часто находила его ершистым и неподатливым. Джордан охотно рассказывал ей о том, как в детстве считал себя неполноценным и как его мать, та еще тусовщица, скакала по пабам, компаниям, мужчинам, а он в результате чувствовал себя каким-то неудобным аксессуаром, который ей был больше не нужен, но она потеряла чек и не могла вернуть его в магазин. Однако стоило Памеле сделать шаг вперед, как Джордан схлопывался, словно венерина мухоловка, отталкивал ее саркастическими замечаниями, фальшивыми клише или неприкрытой враждебностью. Механизм защиты, чтобы оградить хрупкую психику.

Психологов и психиатров путают с незапамятных времен. Психиатры – это в первую очередь врачи, учившиеся в медицинских школах: белые халаты, трупы, интернатуры, где приходится семенить следом за настоящими докторами, словно цыплята за мамой-наседкой. Поэтому мы обладаем профессиональными познаниями о физических болезнях и о том, как они связаны с психическими расстройствами. Мы работаем только с настоящими психическими болезнями. Кроме того, мы можем прописывать лекарства и обладаем властью отправлять больных на принудительное лечение. Задача психологов – оценивать эмоции и личность, обычно, но не всегда, в контексте психической болезни; исключение, подтверждающее правило, – спортивные психологи. Психологи занимаются с пациентами (которые нередко предпочитают называть себя клиентами, поскольку они психически здоровы) психотерапией (разговорной терапией), зачастую углубляясь в травмы и отношения в прошлом. Они изучают только вопросы психического здоровья, но не общую медицину. Если они получают ученую степень, их называют «доктор Х», но это не тот доктор, который врач. Никто из нас не укладывает вас на кушетку. Обширнее моего опыта общения с людьми, которые плохо понимали, кем я работаю, и называли меня психологом, разве что опыт общения с людьми, которые не понимали, как произносится и пишется мое имя. Это происходит со мной в электронной переписке практически ежедневно – и я не преувеличиваю. Поясню, что, хотя мое имя пишется Sohom, меня зовут Шохом (почти что Шхом), что очень неудобно, и родители назвали меня так с единственной целью – заставить окружающих всю жизнь мучиться. А Soham (читается Соэм) – это деревушка в Кембриджшире, печально знаменитая тем, что в августе 2002 года Иэн Хантли убил там двух 10-летних девочек.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Бурные отношения с Джорданом были и у Элейн, нашего эрготерапевта. В Великобритании эрготерапевты есть во всех судебно-психиатрических клиниках, и они помогают организовывать для пациентов всевозможные занятия, от выгуливания собак до выпечки хлеба и от футбольных матчей до тренировок в тренажерных залах. Большинство постоянных обитателей наших отделений – безработные с огромным стажем (как правило, годы тюрьмы и лечения в психиатрических больницах не украшают резюме), и у них обычно нет особых академических достижений. Некоторые прочно погрязли в криминальном мире, а кто-то там даже родился. Выписывать пациентов на волю, когда у них так мало возможностей законно заработать себе на жизнь, – значит обрекать их на провал. Кроме того, эрготерапевты помогают получить образование или квалификацию онлайн или на курсах в местном колледже. А иногда они учат пациентов простым ремеслам – печати на футболках, работе за кассой, искусству бариста (как тот алкоголик с тяжелым тревожным расстройством, который грабил почтовые отделения) или парикмахерскому делу (как тот парикмахер, который модно стриг Джордана). Элейн сообщила нашей команде, что в школе Джордан получал оценки ниже среднего, хотя явно очень умен. У нас быстро кончились обучающие материалы и книги, которые были бы для него достаточно сложны и интересны, однако он сопротивлялся самой идее обрести свое призвание, пока находится в больнице. У него была одна мечта – стать диджеем, а поскольку больница не могла ни предоставить ему аппаратуру, ни обеспечить выступления, остальное его не интересовало. Мы сильно подозревали, что после выписки он найдет себе альтернативные секретные методы зарабатывания денег – скорее всего, какие-нибудь неаппетитные.

Джордан лишний раз показывал, что согласен на реабилитацию только на своих условиях, тем, как вел себя с нашей соцработницей Мэри: он всегда был готов пойти ей навстречу, старался угодить и вообще был обезоруживающе очарователен. Мэри помогала ему с финансами и организовывала посещения. Еще на соцработников в психиатрических больницах обычно возлагают обязанность поддерживать связь с родственниками и друзьями от имени пациента. Однако в случае Джордана, как говорила Мэри, все было иначе: он не раскрывал карт и, как видно, предпочитал общаться с родными и близкими по минимуму.

Все вышеупомянутые сотрудники в совокупности называются «многопрофильная бригада», что почему-то вызывает у меня ассоциации с шаолиньскими монахами из перенасыщенных сценами насилия фильмов категории 18+, которыми я так увлекался в детстве, поскольку тех тоже учат самым разным видам боевых искусств. Кабинеты большинства членов нашей группы расположены вне отделения – своего рода оазисы спокойствия. А вот медсестры, с другой стороны, постоянно пребывают в самом центре торнадо – в глазе бури. Они все дежурство проводят в отделении, должны надзирать над больными круглые сутки, без выходных и обеспечивают весь диапазон повседневных дел – и интересных, и так себе. Они, собственно, играют роль мамочек: их задача – заставить больных встать с постели, уговорить одеться, проследить, чтобы они нормально поели, раздать лекарства, обеспечить доступ к деньгам и ценным вещам, которые от греха подальше держат под замком на сестринском посту. Кроме того, они сопровождают некоторых больных, когда их временно отпускают домой или на прогулку. Вдобавок медсестры пристально наблюдают за особо опасными больными (когда есть опасность либо агрессии по отношению к окружающим, либо преднамеренного самоповреждения). Хорошие медсестры (таких очень много) действуют согласованно, чтобы создать дружеские связи с больными. Они проводят с ними беседы один на один и стараются быть для них словно наперсники, родители и друзья. Плохие медсестры (таких меньше) больше сосредоточены на своей авторитарно-ограничительной роли. Многовато кнута, маловато пряника.