Король-Уголь - Эптон Синклер

На рассвете они поднялись, отряхнули росу с одеял и смахнули ее с ресниц. Хал был молод и наслаждался прелестью утра, но бедный Майк Сикориа кряхтел и жаловался:

— Суставы как деревянные! Старость! Видно, теперь я уж навеки погубил свое здоровье!

Однако он приободрился, когда Эдстром напомнил о кофе, и все трое двинулись вниз, в поселок, чтобы позавтракать в своем пансионе.

Приближался критический момент — Хал останется один: Эдстром уедет хоронить жену, а Майк Сикориа не может не пойти на работу. Если он позволит себе прогул, то даст управляющему повод выгнать его. Увы! — в законе о контролере не предусмотрены телохранители контролера!

Вчера в кабинете Картрайта Хал вспылил и вызывающе сообщил, что он намерен делать. И теперь, как только начался рабочий день, он явился в весовую.

— Мистер Питерс, — сказал он старшему весовщику, — я пришел как контролер от рабочих.

У старшего весовщика были большие черные усы, которые делали его похожим на Ницше. В искреннем изумлении он выпучил глаза на Хала.

— Что за черт?

— Группа шахтеров выбрала меня своим контролером у весов, — деловым тоном пояснил Хал, — когда пригонят сюда их вагонетки, я проверю вес.

— Убирайтесь-ка подальше, молодой человек, — сказал Питерс столь же деловым тоном.

Тогда будущий контролер вышел, присел на ступеньки и принялся ждать. Кругом было довольно много народу, и Хал подумал, что в таком месте с ним ничего не может случиться. Кое-кто из работавших там людей улыбался и подмигивал ему, а некоторые даже ухитрялись шепнуть ему ободряющее словечко. Так просидел Хал все утро, как сидит в знак протеста у въезда во дворец мандарина оскорбленный китаец. Это было скучное занятие, но он был уверен, что у него окажется больше терпения, чем у администрации.

12

Часов в десять к Халу подошел Бад Адамс — младший брат мирового судьи и помощник Джеффа Коттона. Это был коренастый краснолицый мужчина, знаменитый своей страстью к кулачным расправам. Увидев его, Хал из предосторожности встал.

— Эй, ты! — сказал Бад. — Тебе там пришла телеграмма. Она в конторе.

— Мне? Телеграмма?

— Ты ведь Джо Смит? Верно?

— Да.

— Ну так и есть, значит тебе.

На миг Хал призадумался — нет, никто не мог телеграфировать ему на имя Джо Смита Это хитрость, чтобы выманить его отсюда.

— А что там сказано, в этой телеграмме? — спросил он.

— Почем я знаю? — сказал Бад.

— Откуда она?

— Понятия не имею.

— Что ж, — сказал Хал, — принесите ее сюда!

Бад даже рот раскрыл от изумления. Это уже не бунт, а целая революция!

— Какой я тебе, к черту, рассыльный? — гневно спросил он.

— Разве Компания не доставляет телеграмм? — вежливо осведомился Хал. Бад стоял, с трудом превозмогая привычный порыв, а Хал напряженно следил за ним. Но, очевидно, тот, кто направил сюда этого посланца, дал ему точные инструкции, как себя вести; поэтому он сдержал бешенство, повернулся и зашагал прочь.

Хал не покидал своего поста. Он принес с собой завтрак и уже собирался съесть его в полном одиночестве, так как понимал, какому риску подвергнется любой, дружелюбно настроенный человек, который осмелится подойти к нему. Но тут, к великому удивлению Хала, появился Иогансен и присел с ним рядом. Затем возле них оказались молодой рабочий мексиканец и шахтер грек. Революция ширилась.

Ясно, что Компания этого не потерпит! И Хал не ошибся, потому что в середине дня на пороге появился старший весовщик и поманил его пальцем:

— Идите сюда!

Хал вошел. Весовая находилась в открытом проходном помещении; с одной стороны дверь из нее вела в контору.

— Сюда! — показал на дверь весовщик. Но Хал, не доходя до двери, остановился.

— Нет, мистер Питерс, контролер должен находиться при весах.

— Но я хочу с вами поговорить!

— Мне вас и отсюда слышно, сэр! — Хал стоял на виду у рабочих. Он знал, что в этом — его единственное спасение.

Весовщик ушел в контору, и очень скоро Хал понял, что было там для него уготовано, потому что дверь открылась, и оттуда вышел Алек Стоун.

С минуту мастер стоял неподвижно, вперив взор о своего «политического агента»; затем шагнул поближе.

— Ты, парень, слишком усердствуешь, — тихо сказал он. — Это в мои планы не входило.

— Ваши планы здесь ни при чем, мистер Стоун!

Мастер подошел еще ближе.

— Чего ты, парень, добиваешься? Что ты надеешься получить?

— Опыт, — ответил Хал, глядя ему прямо в глаза.

— Вообразил, малый, что ты умнее всех! Но все-таки подумай, против какой силы ты полез! Знай, что ничего ты этим не добьешься! Запомни раз и навсегда: ты этим ничего не добьешься! Лучше иди-ка сюда и давай поговорим!

Молчание.

— Хочешь, Смит, я тебе расскажу, что будет дальше? Такие пожары иногда у нас вспыхивают, но мы их быстро тушим. Мы знаем, как их тушить, и у нас есть огнетушители. Пройдет неделька-другая, и все забудется, а ты останешься на бобах… Разве ты сам не понимаешь?

Хал стоял по-прежнему молча, и Стоун заговорил теперь шепотом:

— Я понимаю твое положение. Только кивни, и все будет хорошо. Ты скажешь рабочим, что проверял весовщика и все в порядке. Это их удовлетворит, а мы с тобой договоримся попозже.

— Мистер Стоун, — сказал Хал многозначительно и веско, — если я не ошибаюсь, вы хотите подкупить меня?

Но тут начальник потерял самообладание. Похабно выругавшись, он сунул свой огромный кулак Халу под нос.

А Хал даже не отдернул головы — из-за кулака на Стоуна смотрели в упор два сердитых карих глаза.

— Мистер Стоун, советую вам учесть, что я взялся за это дело совершенно всерьез, и вряд ли вам сойдет с рук, если вы решитесь прибегнуть к насилию.

Еще с минуту начальник сердито смотрел на Хала. Но, очевидно, ему, как и Баду Адамсу, был дан точный наказ о поведении. Он круто повернулся и ушел в контору.

Хал повременил немного, пока не убедился, что вполне владеет собой, и лишь тогда направился к весам. И тут он вдруг впервые почувствовал неловкость: ведь он совершенно незнаком с устройством угольных весов!

Но ему не дали времени на изучение этого дела: перед ним снова вырос старший весовщик.

— Вон отсюда! — скомандовал он.

— Но ведь вы же сами пригласили меня сюда, — кротко ответил Хал.

— Ну и что ж I А теперь я приглашаю тебя обратно на улицу!

Таким образом, обиженный китаец снова занял свое место у въезда во дворец мандарина.

13

Как только вечерний гудок возвестил об окончания работы. Майк Сикориа поспешил в весовую узнать, что слышно у Хала. Майк сиял от восторга, потому что несколько рабочих заявили ему, что желают включиться а борьбу за контролера. Старик не знал, кому приписать этот успех: себе ли и своей пропаганде, или славному американцу — своему подручному; гордился он во всяком случае и тем и другим. Он передал Халу записку, которую кто-то сунул ему в руку, и Хал узнал почерк Тома Олсена. Организатор сообщал, что в поселке только и разговору, что о контролере; в смысле пропаганды это можно считать большим успехом, какие бы дальнейшие шаги ни предприняли хозяева. В заключение он советовал Халу, чтобы с ним ночевало побольше рабочих: надо запастись свидетелями на случай, если Компания задумала какой-нибудь новый трюк. Записка кончалась словами: «И будьте осторожны с новыми людьми, — двое или трое из них наверняка окажутся шпионами».

Хал и Майк обсудили вопрос о предстоящей ночевке. Ни тому, ни другому не хотелось вторично спать под открытым небом: словаку — потому что он боялся за свои старые кости, а Халу — потому что он видел, что его сопровождают уже не один, а несколько шпионов. За столом у Ремницкого Хал спросил кое-кого из шахтеров, изъявивших желание принять участие в начатой кампании, не согласятся ли они провести с ним ночь у Эдстрома. Это было проверкой их боевого духа, но ни один не подвел: захватив одеяла, все направились, куда им было сказано. Хал зажег лампу и провел там импровизированный митинг по поводу рабочего контроля у весов, то и дело ловя себя на мысли: кто же из присутствующих все-таки шпион?

Среди новых лиц оказался поляк по фамилии Войцеховский. Выговорить это было еще труднее, чем Замировский, и в конце концов Хал отказался от попыток называть поляков их настоящими фамилиями. «Войце» — низкорослый человечек, с грустным, изможденным лицом, объяснил, что он здесь потому, что ему тошно от этого вечного грабительства; он согласен платить свою долю за контролера, а если выгонят, ну и ладно, черт с ними, уедет в другое место! Сделав это заявление, он завернулся в одеяло на полу и захрапел. Шпион так вести бы себя, пожалуй, не стал.

Другой новичок был итальянец Фаренчена — мрачный, чернобровый мужчина, с виду — типичный злодей из мелодрамы. Он сидел у стены и что-то выкрикивал гортанным голосом, вызывая у Хала самые серьезные подозрения. Понять его английский язык было нелегко, но Хал все-таки с большим усилием уловил нить рассказа: он, оказывается, влюблен в одну «фанчиуллу»[11], а та морочит его. Теперь он уже почти осознал, что она легкомысленная кокетка и не стоит любви. Поэтому ему плевать, если его погонят из Северной Долины. «Буду бороться не за «фанчиуллу», буду бороться за контролера!» — закончил он со стоном.