Кровавый круг - Жером Делафосс

Натан попрощался с Вудсом и пообещал вскоре позвонить ему. В бутике отеля он купил белую рубашку, джинсы и темные очки, чтобы скрыть синяки. Потом купил и просмотрел газету «Монд». Ничего. Нигде не упоминалось о телах убийц. Необходимо было рассчитать, сколько времени понадобится, чтобы их обнаружить. Чем позже, тем лучше. Если полицейские найдут трупы, они будут вести расследование в квартале, расспросят потенциальных свидетелей, включая персонал «Софителя». С этого момента они начнут к нему подбираться.

Он сунул газету под мышку и вышел на улицу.

Париж напоминал цепь крутых гор. Нежное белое солнце устремлялось на коньки крыш, бежало вдоль скатов, не пропуская ни одного уголка. Он закрыл глаза и позволил весеннему шуму проникнуть в него.

Она была там, где-то между черными и золотыми куполами, свежей зеленью и светлыми зданиями. Он подумал о ее имени со странными созвучиями, о пепельно-белых локонах, о ее голосе и глазах изумрудного цвета.

В это мгновение жить для него означало вспомнить, и у него было только одно желание: снова увидеть Роду.

25

Такси доставило Натана на улицу Сен-Антуан, перед станцией метро «Сен-Поль». А дальше он поднялся по улице Бирага, пересек большую арку площади Вогезов, внимательно осмотрел галереи под аркадами. Его взгляд устремился к саду по ту сторону решетки.

Она появилась в тени больших деревьев.

Натан замедлил шаг, чтобы полюбоваться ее хрупким силуэтом. Она стояла, наклонив голову, и обеими руками прижимала к груди большой конверт.

Сердце Натана забилось сильнее. Он не имел никакого представления о чувствах, которые мог испытывать к ней со времени их знакомства в Заире. И к другим женщинам, в иных краях. Но то, что он испытывал в данный момент, показалось ему мгновением чистой благодати, и это ощущение, он был в этом уверен, он никогда не переживал до сегодняшнего дня.

Он хотел бы забыть… арктические льды, Вудса, манускрипт, убийц, которые за ним охотились, проблемы с памятью. Он просто хотел стать другим человеком. Решив в полной мере воспользоваться временем, которое она ему дарила, он прогнал эти мысли и пересек улицу.

— Добрый день, мадемуазель!

Рода вздрогнула от неожиданности.

— Ты опаздываешь, — улыбнулась она.

— Извини, нужно было кое-что уладить. Мне жаль.

— Я пошутила. Ну смотри, все там. — Она кивнула на его дорожную сумку.

В этот момент в его сознании прозвучал сигнал тревоги.

— Ты уверена, что за тобой не следили? — спросил он.

— Почти. Я устроилась на террасе бара перед твоим домом. Все было спокойно, и тогда я вошла в подъезд, доехала на лифте до четвертого этажа, а дальше поднялась по лестнице. Так как на замке не было следов взлома, я вошла.

— Отлично.

— Но хочу тебе признаться: своими историями ты меня напугал. Поэтому я взяла такси до бульвара Хауссманна, там зашла в универмаг, чтобы затеряться в толпе, вышла с другой стороны и села в ту же машину, которая ждала меня на соседней улице.

— Ты чудо. Без твоей помощи я никогда бы не смог их забрать. Как я могу тебя отблагодарить?

— Чудо в том, что я тебя нашла. Останься немного со мной.

Они шли бок о бок до острова Сен-Луи, пересекли Сену и добрались до площади Мобер, где перекусили на террасе простого, но изысканного вьетнамского ресторана.

Рода рассказывала ему о своей жизни. Родилась она в 1966 году в Иерусалиме. Ее отец был йеменский еврей, а мать — румынка. До двенадцати лет она жила в Израиле, а потом переехала в Бухарест. Вернулась на палестинские территории, чтобы нести военную службу, не столько из-за патриотических чувств, сколько потому, что считала это необходимым для жизни. Дальше изучала медицину в Париже. В 1992 году, после падения режима Чаушеску, ее приняли на службу в «Одну Землю» — она работала в румынской психиатрической больнице для сирот. Два года ужаса. Когда стал неотвратим руандский конфликт, она села на судно до Кигали, а там ее эвакуировали к Гоме. Следующие два года она провела в Рухенгери, на севере Руанды, в другом центре «Одной Земли», который занимался примирением тутсис и хутус и заботой об их травмированных детях. Потом были Чечня, оползень в Колумбии, землетрясения в Турции… Уже два года она находилась в Женине, где занималась палестинскими детьми. Существование без близких, в обстановке гражданских войн и гуманитарных катастроф, человеческой боли, насилия и истерзанных душ.

Им было хорошо вдвоем. Но никто не решался сказать о своем чувстве вслух из страха увидеть, как оно разбивается, когда жизнь вновь вернется в прежнее русло. Натан думал только об этом застывшем времени, которое хотел бы остановить навсегда.

Вскоре они пришли в отель. Натан открыл сумку и разложил свои вещи на постели.

— Это твои медицинские карты? — Рода показала на большие конверты.

— Да, из больницы Хаммерфест.

— Можно посмотреть? Я никогда не сталкивалась с таким случаем, как у тебя, хотя часто имею дело с потерей памяти. Мне любопытно мнение психиатра, который тебя лечил.

— Давай, пожалуйста.

Рода устроилась на софе и начала читать.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Натан, когда она отложила бумаги.

— Годится, но чувствуется, что эта Лиза Ларсен особо вникала в твою проблему. Какое лечение она тебе назначила?

— Присоединиться к терапевтической группе, в которой лечат подобные расстройства по различным методикам, например гипнозом.

— Неплохо. Ты нашел такой центр?

— Она порекомендовала один, но, признаюсь тебе, предполагаемый срок лечения меня немного испугал.

— Это действительно может занять несколько лет. Возможно, есть другое средство… Ты видишь сны с тех пор, как вышел из комы?

— Когда я приехал в Париж, мне приснился один кошмар, который впоследствии повторился…

— А какие-нибудь образы тебя преследуют? Ты реагируешь на ситуации, знаки, слова?

— Когда я обнаружил манускрипт Элиаса, в Италии, я испытал странное ощущение, как будто мне в лицо хлестал песок… А потом эта птица на ваших сумках в аэропорту.

— Больше ничего?

— Ничего.

Рода помолчала и сказала:

— Я хочу тебе кое-что предложить. Не гарантирую, что это подействует, но думаю, что можно проделать этот опыт вместе. Предупреждаю: это не безобидная процедура, а очень даже изнурительная для пациента. Прежде чем что-либо предпринимать, об этом нужно поговорить.

— Я тебя слушаю.

Она выпрямилась на диване и сложила руки ладонями друг к другу:

— Три года назад я обратилась к новым, мало известным в Европе терапевтическим методам, которые оказались особенно эффективными в гуманитарной психиатрии, в противоположность психотерапии или медикаментозному лечению, которые гораздо более длительны и, следовательно, мало приспособлены к экстренным случаям, к которым я должна быть готова. Метод, который нас интересует, называется ДПДГ,[39] что означает Десенсибилизация и проработка травм движениями глаз. Этот довольно революционный способ основан на восстановлении травматических воспоминаний. Следуя глазами за светящимся диодом или палочкой, которыми манипулирует практикующий врач, пациент вспоминает свое прошлое до того момента, пока по-настоящему не погрузится в ту ситуацию, которую пережил. Я открыла для себя этот способ в 1999 году в Грозном, в Чечне. Молодой американский гуманитарный врач использовал его для лечения детей, которые пережили или стали свидетелями изнасилований, убийств. Дети не разговаривали, отказывались есть, не хотели возвращаться домой…

Честно говоря, я была довольно скептического мнения об эффективности такого лечения, но результаты оказались впечатляющими. Всего после нескольких сеансов состояние этих детей значительно улучшилось, они стали более-менее нормально общаться. Я убедила свое руководство направить меня на обучение. Они согласились, и я провела несколько месяцев в специальном отделении в госпитале Шейдисайд Питсбургского университета в США. К сожалению, нет точного объяснения функционирования ДПДГ, но такое ощущение, что глазные движения, совершаемые пациентом в течение сеанса, близки к тем, которые совершаются в состоянии сна, и являются мостиком, прямым доступом к эмоциональному мозгу.

— Это очень интересно, но я не вижу связи между этим типом патологии и моей амнезией…

— Симптомы кажутся разными, ты прав, но я думаю, что потеря автобиографической памяти, вероятно, является твоей реакцией на непреодолимый эмоциональный шок. Позволь мне объяснять тебе механизм: во всех случаях травматический опыт провоцирует прерывание функционирования неврологической и психологической систем. В обычное время, когда мысль реагирует на умеренный шок, одна часть мозга активирована, чтобы помочь пострадавшему, это уже давно известный механизм самовыздоровления, даже Фрейд упоминал его в своих работах по трауру. Пример: утром ты переходишь дорогу и тебя почти касается несущаяся на полной скорости машина. Вечером, возвращаясь домой, ты вспоминаешь эту ситуацию и спрашиваешь себя, что случилось, если бы ты шел немного быстрее. Ты бы погиб? Остался парализованным? Ты снова и снова будешь переживать это событие, и это нормально. Именно таким способом твой эмоциональный мозг поглощает травматизм. На следующий день ты снова собираешься переходить дорогу без лишнего беспокойства, но твоя бдительность возрастает. Некоторое время ты будешь хранить воспоминание об этой машине и понемногу забудешь о нем.