Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений - Сергей Марков

Новая Сибирь отовсюду смотрит на нас. С левого берега Ангары доносятся звуки сирен. Это поют электрические поезда, проносящиеся в сторону Байкала. В воздухе слышен шум моторов. Это идут на посадку или набирают высоту самолеты, поддерживающие сообщение Иркутска с Москвой, с Сахалином и Иркутском, с Пекином, с Улан-Батором и Хабаровском, с золотым Бодайбо и Улан-Удэ.

Пока шло научное совещание, мы успели побывать на чаепрессовочной фабрике, которой справедливо гордится Иркутск. Чайных фабрик у нас в Советском Союзе вообще мало, а иркутская занимает первое место по производству прессованных, или плиточных, чаев.

Перед фабричным зданием разбит чудесный цветочный сад, содержащийся в отличном порядке, а внутренние помещения по чистоте своей напоминали аптеку или клинику. Сходство с ними увеличивается, когда мы попали в лабораторию, где одетые в белые халаты женщины трудились над исследованием образцов чаев. Они переставляли красивые, как бы золотые и серебряные, коробочки. Юлия Ивановна Соловьева со своими помощницами подвергает чай органолептическому анализу, и только после этого начинается его переработка.

У Юлии Ивановны Соловьевой в стеклянном шкафу был расположен целый небольшой музей. В нем хранятся образцы новых и старых чаев. Если мы уж заговорили о внешнем виде чая, об его упаковке, то нелишне взглянуть на огромную, весом в один фунт, пачку. На грубой светло-желтой бумаге были изображены два скрещенных якоря. «Цейлонский чай № 91. Преемник Алексея Губкина А. Кузнецов», — гласила надпись. Из этого можно заключить, что известный чайный король прошлого не считал нужным заботиться о привлекательности своего товара, стоившего не так уж и дешево — два рубля сорок копеек за фунт.

Раньше на месте этой фабрики находились таможни и развесочный склад Губкина и Кузнецова. Торговля чаем издавна процветала, в Иркутске. Когда еще не было Великого Сибирского пути, с началом каждой зимы в Иркутск из Кяхты тянулись обозы по пятьдесят и сто подвод каждый. На санях стояли чайные цибики, зашитые в козловые шкуры. Так их везли до Нижнего Новгорода, Москвы, Петербурга. Историю иркутских чайных дел неплохо знал старейший из рабочих чаеразвесочной фабрики Елизар Филиппович Лаврентьев. Он порассказал нам кое-что из этой истории и согласился с одним нашим предложением. Оно касалось «драконового» магазина на главной улице Иркутска. Хорошее помещение, приспособленное в былое время для торговли чаями, теперь использовалось не по назначению. Надо бы подумать, говорили мы, о том, чтобы Иркутск снова имел красивый чайный магазин, где продавали бы и душистый «Кимынь», и чайную посуду из хайтинского фарфора.

На иркутской фабрике был издавна заведен обычай угощать гостей. Мы пили чудесный чай, крепкий и прозрачный, как янтарь, без мути и отстоя.

Нефрит и алюминий

Как бы между делом мы поехали в новый город Шелехов, на междуречье Иркута и Китоя. Навстречу нашей машине двигались зеленые горы, мелькали крутые откосы. Проделав километров пятнадцать, мы очутились на вершине Ольхинской горы и не могли удержаться от того, чтобы выйти из машины. Впереди во всю длину горизонта простирались горы. У их подножья широко раскинулась долина Иркута. Справа, на востоке, дымил Иркутск. Река текла в его сторону, разбиваясь на протоки и рукава, образуя кое-где круглые плесы. Над склонами гор, обращенными к нам, висели облака белого дыма. Это жгли известь.

В некотором отдалении от известнякового завода виднелись высокие трубы, очертания заводских корпусов, а правее их — отдельные кварталы строящегося города и улицы рабочего поселка. Это был Шелехов, индустриальный очаг Восточной Сибири, где должен производиться легкий и светлый металл — алюминий. Когда-то Н. Чернышевский предсказал алюминию огромное будущее, не подозревая, что он будет родиться на сибирской земле. При неплохой памяти, стоя на Ольхинской горе, я вспомнил, что даже в «Сибирской Советской энциклопедии», в ее первом томе, вышедшем из печати в 1929 году, нельзя было найти статьи «Алюминий». С тех пор прошло тридцать лет. Новое издание энциклопедии о Сибири уже немыслимо без описания алюминиевой промышленности, начало которой положено здесь.

По краю косогора мы опустились в долину, свернули вправо и вскоре очутились на Алюминиевой улице. Она замыкалась большим зданием клуба. На небольшой площади стояли автобусы линии Иркутск — Шелехов. По радио передавали новости и какое-то веселое местное обозрение. Несколько шелеховцев сидели на лавочках возле клуба. В большинстве это были молодые люди. Разговорившись с ними, мы узнали, что будущий город живет одной мыслью — пустить скорее первую очередь алюминиевого завода. Электричество будет здесь неутомимым работником, создающим легкий серебристый металл путем разложения вещества током, поступающим с Иркутской ГЭС. Цехи электролиза разместятся здесь в помещениях длиною более чем в полкилометра каждый. И разве это не чудо? Глыбы желтой или белой породы Саянских гор, соприкоснувшись с электрической силой, постепенно превратятся в сплав, а затем в листы металла, рубчатые крылья воздушного корабля. Таков будет путь глиноподобной массы сибирских недр — от земных глубин до воздушных высей нашей страны. Город Щелехов — колыбель сибирского алюминия.

Снова зашумел мотор нашей машины, и мы покатили в сторону Ольхинской горы. В Шелехове мы прихватили с собой одного иркутянина, очень словоохотливого и пытливого. Он рассказал, что на склонах Ольхинской горы видны остатки древних поселений и старых могил. Вскоре мы пересекли колею Великого Сибирского пути. Вагоны электрической дороги пролетали по долине Ольхи в сторону Приморского хребта и Байкала. Скромная станция Гончарово представляет собою ворота нового города Шелехова.

В один из чудесных иркутских вечеров, когда в ангарских волнах колыхался золотой столб от заходящего солнца, мы пришли в Знаменский монастырь и направились к его северной стене. С высоты каменного надгробья на нас глядел Григорий Шелехов. Поясное изображение его было вылито из металла и утверждено на одной из граней памятника, воздвигнутого здесь в 1800 году. Закатные лучи скользили по мрамору, украшенному изваянными из бронзы компасом, шпагой, якорями. Надписи, составленные знаменитыми поэтами того времени, гласили о том, что здесь погребен русский исследователь материка Северной Америки. Григорий Шелехов умер в Иркутске в 1795 году, не успев свершить всех своих замыслов. Незадолго до смерти он составлял записки о необходимости установления торговли России с Китаем, Индией, Японией, Филиппинами, предполагал отправить научно-торговую экспедицию в Западный Китай и Тибет. К этому походу был уже подготовлен иркутский аптекарь И. Сиверс, немало потрудившийся над изучением истории русско-китайских связей.

Не мог Григорий Шелехов предполагать, что потомки воздвигнут в его честь не только этот памятник из уральского мрамора, но и целый город алюминия, раскинувшийся в долине Иркута!

Проходя по двору монастыря, почти сплошь засаженному цветами, мы поравнялись с другой приметной могилой. Она скрыла прах декабриста Петра Муханова, скончавшегося в Иркутске в 1854 году. Этот плечистый большеголовый человек с пышными усами был другом Кондратия Рылеева, посвятившего Муханову стихи о гибели Ермака.

После заточения в казематах и пребывания в Читинском остроге и Петровском заводе Петр Муханов десять лет прожил в Братском остроге, как назывался тогда теперешний Братск. Декабрист сделался первым исследователем ангарских порогов. Он осматривал Падун, ныне известный во всем мире как место постройки Братской ГЭС. В дневниках узника Братского острога я нашел записи, относящиеся к изучению местного климата, сельского хозяйства и промысловым занятиям жителей Приангарья. Из заметок Петра Муханова видно, что он не раз совершал долгие путешествия «по всем изгибам Ангары». Он вынашивал мысль о постройке обводного канала вокруг непокорного Падуна, перегородившего Ангару во всю ширину ее жемчужного русла.

На востоке, вправо от дымных корпусов завода имени Куйбышева, — небольшая площадь, украшенная небольшим сквером и ограниченная крутым спуском. Здесь стоит добротно построенный большой деревянный дом с угловыми окнами — «фонарями». Его стену украшает чугунная доска, на которой начертано одно из священных для русского имен. Вот что гласят выпуклые буквы: «Сергей Григорьевич Волконский, генерал-майор, член тайного Южного общества декабристов. Сослан в Сибирь в 1826 г. В Иркутске жил с 1844 г. по 1856 г.».

Семья Волконских переехала сюда после долгого пребывания в Урике. Над домом Волконских кружились сизые и белые голуби. Рабочие сваливали с грузовых машин жирную черную землю, привезенную для посадки новых, деревьев на улице Волконского. Дом декабриста был сравнительно недавно обновлен.