Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции - Лин фон Паль

Царствование Ивана Васильевича началось в трехлетнем возрасте: его принесли к умирающему отцу, тот его поцеловал и благословил. После смерти отца его принесли в главный собор страны – Успенский, где, по Карамзину, «митрополит благословил державного младенца властвовать над Россиею и давать отчет единому Богу. Вельможи поднесли Иоанну дары, послали чиновников во все пределы государства известить граждан о кончине Василия и клятвенным обетом утвердить их в верности к Иоанну». С этих пор младенец Иоанн выставлялся как кукла на всех приемах для иностранцев и праздниках для народа, чтобы соблюсти протокол, но от его имени сначала правила мать Елена – правила, то даруя милости, то отнимая жизни, причем действия ее были непредсказуемы. К себе вдовствующая царица приблизила князя Телепнева, он и заботился как мог о малолетних братьях Иване и Юрии.

Через много лет царь Иван жаловался, что всех, к кому он успевал привязаться душой, у него тут же отнимали и убивали. Такое вот омерзительное детство досталось самодержцу. Немудрено, что он рано захотел получить реальную власть, а не только титул.

Когда Елена неожиданно умерла (ходили слухи, что от нее избавились бояре с помощью яда), Юрий был еще „суще детьско“, а Иван уже мог осмысливать происходящее – ему было семь лет. Обняв Телепнева, он рыдал на его груди. Перенять царскую власть бояре не могли, но уничтожить всех, кто был в милости у почившей Елены, – несомненно. Едва ее уложили в каменный саркофаг, князя Телепнева увели на расправу, силой отодрав от него малолетнего царя – бросили в темницу и попросту перестали кормить, от чего Телепнев и умер».

Теперь править за Ивана стала боярская группировка, лидеры в которой постоянно менялись, и грызня за близость к трону шла страшная. Наиболее удачливыми в боярской склоке стали князья Шуйские, их родственники, которые, забрав власть, добровольно уступать ее никому не желали. Положение самого Ивана при Шуйских было жалким, страну и народ князья тоже довели до беспросветной нищеты. Но тут умер старый митрополит, а новый вернул на свободу почти всех узников, брошенных в тюрьмы со времен Елены. И к власти пришел боярин Бельский, который тут же рассчитался с Шуйскими. Бельский правил не лучше Шуйских, а через год власть вновь перешла к Шуйским – неугодного митрополита тут же сместили, Бельского удавили. Через много лет царь Иван жаловался, что всех, к кому он успевал привязаться душой, у него тут же отнимали и убивали. Такое вот омерзительное детство досталось самодержцу. Немудрено, что он рано захотел получить реальную власть, а не только титул: в шестнадцать лет монарх потребовал подыскать ему невесту, и в 1547 году одновременно произошли два знаковых события – он венчался на царство и женился на Анастасии Захарьиной.

Венчание на царство было обставлено максимально торжественно. По словам Карамзина, «Иоанн вышел в столовую комнату, где находились все бояре; а воеводы, князья и чиновники, богато одетые, стояли в сенях. Духовник государев, благовещенский протоиерей, взяв из рук Иоанновых, на златом блюде, Животворящий Крест, венец и бармы, отнес их (провождаемый конюшим, князем Михайлом Глинским, казначеями и дьяками) в храм Успения. Скоро пошел туда и великий князь: перед ним духовник с крестом и святою водою, кропя людей на обеих сторонах; за ним князь Юрий Василиевич, бояре, князья и весь двор. Вступив в церковь, государь приложился к иконам: священные лики возгласили ему многолетие; митрополит благословил его. Служили молебен. Посреди храма, на амвоне с двенадцатью ступенями, были изготовлены два места, одетые златыми паволоками; в ногах лежали бархаты и камки: там сели государь и митрополит. Пред амвоном стоял богато украшенный налой с царскою утварию: архимандриты взяли и подали ее Макарию: он встал вместе с Иоанном и, возлагая на него крест, бармы, венец, громогласно молился, чтобы Всевышний оградил сего христианского Давида силою Св. Духа, посадил на престол добродетели, даровал ему ужас для строптивых и милостивое око для послушных. Обряд заключился возглашением нового многолетия государю. Приняв поздравление от духовенства, вельмож, граждан, Иоанн слушал литургию, возвратился во дворец, ступая с бархата на камку, с камки на бархат. Князь Юрий Василиевич осыпал его в церковных дверях и на лестнице золотыми деньгами из мисы, которую нес за ним Михайло Глинский. Как скоро государь вышел из церкви, народ, дотоле неподвижный, безмолвный, с шумом кинулся обдирать царское место, всякий хотел иметь лоскут паволоки на память великого дня для России».

Запомним это обдирание «царского места» – народный жест вроде бы и невинный, даже благонамеренный, но скоро народ привыкнет «обдирать» не только «царское место», но и все, что еще можно «ободрать», а бояре и авантюристы сами попробуют сесть на этом освященном традицией «царском месте». И переход от неподвижности и безмолвия к шуму и, наверное, драке за лучший кусок при «обдирании» тоже запомним. Именно по схеме внезапного перехода от неподвижности и видимой покорности к ярости будут далее строиться все столкновения народа и власти.

Не надо думать, что в малолетство Ивана никаких бунтов не было. Были. И он сам еще мальчиком пережил ужас, когда во дворец ворвались «лихие люди» и искали бояр, приговоренных всеобщим мнением к растерзанию. Бунты в годы, когда Иван был еще юным, происходили постоянно. Бунтовали набранные в войско пищальники, которым не выплатили жалованья, бунтовали жители разоряемых наместниками городов. Но бунты не обращались против самого царя и его ближайшей родни, их легко было остановить и успокоить. Как? Выплатить жалованье, убрать наиболее одиозного наместника, то есть устранить саму причину. Так всегда и поступали: жертвовали фигурами, которых отдавали на растерзание, или просто перенаправляли народный гнев в другое русло, создавая для простолюдинов тот или иной образ врага.

Не надо думать, что в малолетство Ивана никаких бунтов не было. Были. И он сам еще мальчиком пережил ужас, когда во дворец ворвались «лихие люди» и искали бояр, приговоренных всеобщим мнением к растерзанию. Бунты в годы, когда Иван был еще юным, происходили постоянно.

Иван лет с тринадцати знал свой народ с одной стороны: когда его давишь копытами, летя верхом с ровесниками на прохожих, то люди либо разбегаются в страхе, либо падают ниц, но никто даже не поднимет с земли, чтобы бросить камень. В этом плане о народе у Ивана было превратное мнение, но он имел несчастье больше общаться со знатью. А вот о боярах у него было гораздо более правильное суждение: они сделают все, чтобы добиться власти, будут издеваться, когда ты слаб, и извиваться, когда ты силен. Народ можно было и растоптать, а с боярами, к сожалению, приходилось считаться.

Венчание на царство было своего рода выходом изпод контроля, но на первых порах Иван, увлеченный свободой и брачными радостями (свою первую жену он действительно любил), передал государство на управление Глинским и очень скоро столкнулся с народным представлением об их правлении. Венчание оказалось просто красивым обрядом. И реальное царствование Ивана Васильевича началось с большого московского бунта, который был обращен на Глинских, то есть практически на него самого.

Год 1547. Бунт против Глинских

Почти сразу после венчания Ивана на царство в Москве случился страшный пожар. Лето выдалось засушливым и ветреным, при этом и небольшой искры было достаточно, чтобы спалить Москву до основания: практически все строения в ней были деревянные, только церкви, крепостные стены и царские хоромы строились из камня. Летом 1547 года Москва сгорела почти дотла, огонь не пощадил и каменных зданий: страшная буря разносила огонь по всему городу, и горело все, что могло гореть, а что не могло – плавилось или рушилось. На беду, в Москве хранились значительные запасы пороха, и когда огонь добрался до пороховых бочек… Объяснять, что происходит при встрече огня и пороха, не нужно никому. Так что Москва была частично сожжена, частично взорвана, и в этом аду погибло от 1700 до 2000 человек.

Сам Иван лето проводил не в Москве, а в подмосковном дворце. Туда к нему ходили челобитчики, которых он при желании принимал, а при нежелании приказывал пытать, чтобы больше не ходили. Сразу после московского пожара Иван отправился в свою столицу посмотреть на пожарище и успокоить погорельцев. Распорядившись возвести новые строения, он назначил Юрия Глинского тушить оставшиеся «очаги возгорания», а сам вернулся к прежнему загородному отдыху. Но успокоиться ему не дали два события: в самой Москве начался бунт, а в село Воробьево, где этот отдых происходил, явился монах Сильвестр.

Московский бунт начался через пять дней после пожара. Недоброжелатели Глинских стали распускать слухи, что столицы просто так ни с того ни с сего не горят, и буря, вмиг превратившая город в головешки, просто так не возникла, а, верней верного, Москва сгорела колдовством. Вера в колдовство в то время была повсеместной, так что стоило только упомянуть про колдовство, и все этому поверили. Поверил и сам Иван, которому было бы на руку обвинить в колдовских кознях своих врагов. Но общественное мнение обвинило во всем Глинских: «Княгиня Анна Глинская со своими детьми и со своими людьми вынимала сердца человеческие и клала в воду да тою водою, ездячи по Москве, кропила, и оттого Москва выгорела».