Похождения Бамбоша - Луи Буссенар

Она щедро платила этой женщине, носившей имя Бабетта и кличку Смерть Младенцам.

Последняя сохранила к ней благодарность и оказывала помощь, служа интимной посредницей между Молью и торопливыми господинчиками, не желавшими тратить время на любовные ухаживания.

Когда Глазастая Моль отбыла свой срок, ей минуло тридцать пять лет. Красота ее увяла, моральные устои были более чем сомнительны, она созрела для преступления.

Это обычный результат нашей системы наказания правонарушителей, делающей хороших людей плохими, а плохих — еще хуже.

Глазастую Моль приняли в бандитскую шайку под предводительством самозваного графа Мондье, обиравшую в течение многих лет парижскую знать.

Легально она занималась торговлей женским платьем, а на самом деле была ловкой скупщицей краденого и, кроме того, служила главарю банды отличной наводчицей.

Увядшая красотка снова узнала и взлеты и падения и вынуждена была возобновить контакты с «поставщицей ангелов», ставшей, под именем мамаши Башю, содержательницей притона в городишке Эрбле[53] на Сене.

Две кумушки жили в добром согласии, хотя злые языки и утверждали, что Глазастая Моль путалась с Лишамором, мужем матушки Башю.

С Бамбошем Моль познакомилась, когда он был еще совсем ребенком — супруги-пьяницы заботливо выхаживали его, намереваясь воспитать бандита высокой пробы.

В этом деле они, кстати говоря, вполне преуспели, так как Бамбош еще на заре своей карьеры убил с целью ограбления собственного отца.

Молодой бандит, чья дьявольская ловкость все возрастала, подобрал Глазастую Моль в период особенно острой нищеты — она только что вышла из больницы.

Он задумал создать себе семью и решил, что из отставной кокотки[54], которой минуло тогда сорок пять лет, получится вполне представительная мамаша.

Женщина со следами былой красоты, превосходно умеющая ко всему приспособиться, она умела вести себя в обществе, прилично одеваться, а также была не лишена актерских способностей.

Она и стала баронессой де Валь-Пюизо, владелицей выдуманного поместья в глуши на границе департаментов Сены-и-Уазы и Луаре[55], жившей уединенно, как добродетельная провинциалка, вынужденная из любви к сыну променять сельский покой на парижский ад.

Казалось, Глазастая Моль так вошла в роль, что уверовала в нее — бывали моменты, когда она чувствовала себя настоящей матерью Бамбоша.

Он со своей стороны целиком и полностью доверял ей и — вещь небывалая для такого законченного себялюбца — проявлял к ней сердечное расположение. Молодчик рассказывал ей почти обо всем, что делал, раскрывал все тайные стороны своей жизни, всю подоплеку своих разбойничьих подвигов и порой не брезговал ее советами.

Кроме того, она учила его хорошим манерам, умению элегантно одеваться, объясняла, как вести себя с дамами полусвета, не столько для того, чтобы внушить им обожание, сколько ради того, чтобы не стать их жертвой.

Удивительная вещь — эта женщина, жившая когда-то на широкую ногу, а потом впавшая в нищету, вновь обретя богатство, не стремилась, как большинство бывших распутниц, к удовлетворению своих прихотей и страстишек. Она не любила ни собак, ни попугаев, ни желторотых юнцов, ни кошек, ни карточных игр. Ее захватывали и приводили в восторг темные делишки Бамбоша, умом и сердцем она вникала в его преступления, как если бы ей доставляло удовольствие смотреть, как страдают и трепещут его жертвы.

Действительно, эта старая мерзавка из любви к искусству, с неистовством неофита[56] пристрастилась к преступлению.

Скоро мы увидим ее в деле.

Итак, достопочтенная баронесса де Валь-Пюизо жила со своим сыном Гастоном.

Они занимали роскошно меблированные апартаменты в четвертом этаже по улице Прованс.

Бытовало мнение, что баронесса очень богата, но скупа — это позволяло объяснить в глазах общества перепады то туго набитого, то пустого бандитского кошелька.

Она обожала своего сына, прощала ему все проделки, но случалось и такое, что вдруг снимала его с денежного довольствия.

Тогда друзья-приятели и компаньоны по развлечениям замечали, как он, изменив своей главной страсти, исчезал куда-то на несколько дней.

Гастон проводил это время вдвоем с матерью, замаливал грехи, обещал не играть ни во что, кроме безика[57], и старательно притворялся пай-мальчиком и примерным сыном.

Вот тогда-то он с отчаянной смелостью и невиданной ловкостью задумывал и воплощал замыслы, приносившие ему моментальное обогащение.

Кстати говоря, сколь бы значительны ни были награбленные суммы, хватало их, по причине бездумной расточительности, не надолго.

Его всепоглощающей страстью была игра, и игроком он был отменным.

Странное дело — этот разбойник, ни во что не верящий, не имеющий ничего святого и не любивший ничего, кроме игры, никогда не передергивал в картах.

Обожая игру как таковую, он не испытал бы от нее никакого удовольствия, если бы для того, чтобы фортуна не отворачивалась от него, приходилось прибегать к шулерским приемам. Потому и случалось ему порой быть в большом проигрыше, а карточные долги он платил очень аккуратно и не моргнув глазом.

Однако во все, что бы он ни делал, Гастон вкладывал столько ума и кипучей энергии, что, знай кто-либо всю подноготную его жизни, не мог бы удержаться от вывода: «Да если с умом пустить в оборот даже часть награбленных им сумм, можно в течение нескольких лет стать миллионером!»

И это была чистая правда. Но как не может волк исполнять обязанности овчарки, так же и человек-хищник не может работать, умножать, думать, жить и действовать как все прочие смертные.

К тому же жизнь отщепенцев, ловля рыбки в мутной водице, преступление, подлость неодолимо влекли к себе Бамбоша.

Как разбогатевшую шлюху влечет обратно в грязь, из которой она вышла, так и Бамбоша безумно тянуло в кабаки, к продажным девкам, в вертепы, посещаемые всяческим уголовным отребьем.

Прыжок из высшего света в клоаку — такой контраст приятно щекотал нервы, доставлял ему волнующее и пикантное наслаждение.

Он родился главарем, и зачастую ему нравилось на' протяжении одного дня превращаться из светского льва барона де Валь-Пюизо, одного из первых среди золотой молодежи Парижа, в бандита Бамбоша, который хлебал прямо из котелка и кому доводилось сиживать над плошкой подогретого вина в компании бражников-головорезов, безоговорочно признававших его своим главарем и слепо ему повиновавшихся.

Но это главенство далось ему не сразу. Первое место надо было завоевать.

Две удачные или, если хотите, очень неудачные дуэли обеспечили ему в кругу товарищей по развлечениям репутацию человека опасного.