Полный курс русской истории: в одной книге - Василий Ключевский

«Церковный кодификатор воспроизводил действовавшее на Руси право, имея в виду потребности и основы церковной юрисдикции, и воспроизводил только в меру этих потребностей и в духе этих основ».

Характерно, что Правда касается основ взаимоотношений между разными сословными группами, уголовных преступлений, но в то же время ничего не говорит о делах политических, об умыкании женщин, о словесном оскорблении – этими делами церковный суд не занимался, дела решались на княжеском суде. Княжеский суд судил несколько иначе и пользовался немного иными приемами. В нем, пишет Ключевский, вполне вероятно, применялись и смертная казнь, и пытка. Намек на то, что смертная казнь относится к княжескому делопроизводству, дают летописные сведения о повешении разбойников, хотя Русская Правда упоминает лишь «поток и разграбление», то есть конфискацию имущества и обращение в холопство. Что же касается пытки, то «в статье Печерского патерика есть рассказ о пытке, какой сын великого князя Святополка подверг двух монахов Печерского монастыря, чтобы дознаться о месте, где был зарыт варяжский клад в их пещере». При внимательном прочтении летописей пыточные истории далеко не редкость, но они не связаны с церковным судом, решавшим мирские дела. Так что адресат документа ясен – церковные суды, позднее – и суды княжеские, перенявшие более мягкую практику церковного суда. Но до середины XI века, считает ученый, княжескому судье не нужен был никакой дополнительный текст, все дела шли установленным порядком, по традиции:

«Княжеский судья мог обходиться без такого свода по многим причинам:

1) были еще крепки древние юридические обычаи, которыми руководствовались в судебной практике князь и его судьи;

2) тогда господствовал состязательный процесс, пря, и если бы судья забыл или не захотел вспомнить юридический обычай, то ему настойчиво напомнили бы о нем сами тяжущиеся стороны, которые, собственно, и вели дело и при которых судья присутствовал более безучастным зрителем или пассивным председателем, чем руководителем дела;

3) князь всегда мог в случае нужды своей законодательной властью восполнить юридическую память или разрешить казуальное недоумение судьи».

Церковным властям свод правил был необходим, именно им приходилось заниматься наиболее спорными и не церковными гражданскими и уголовными делами, попадавшими для разбирательства в силу «приписки». Такие дела должны были решаться церковью по местному праву. Выжимкой из этого местного права и является Русская Правда.

«Впрочем, можно думать, что действие Русской Правды, – добавляет ученый, – с течением времени перешло за пределы церковной юрисдикции. До половины XI в. еще крепкий древний обычай давал княжеским судам возможность обходиться без письменного свода законов. Но различные обстоятельства, успехи гражданственности, особенно появление христианской церкви с чуждым для Руси церковным и византийским правом, с новыми для нее юридическими понятиями и отношениями, – все это должно было поколебать древний туземный юридический обычай и помутить юридическую память судьи. Теперь судебная практика на каждом шагу задавала судье вопросы, на которые он не находил ответа в древнем туземном обычае или ответ на которые можно было извлечь из этого обычая лишь путем его напряженного толкования. Это должно было вызвать и среди княжеских судей потребность в письменном изложении действовавшего судебного порядка, приноровленном к изменившемуся положению дел. Русская Правда устраняла часть этих судебных затруднений: она давала ответы на многие из этих новых вопросов, старалась примениться к новым понятиям и отношениям. Я думаю, что с течением времени Русская Правда, имевшая обязательное действие только в сфере церковной юрисдикции, стала служить руководством и для княжеских судей, но едва ли обязательным, скорее, имевшим значение юридического пособия, как бы сказать, справочного толкования действовавшего нрава».

Первое упоминание о Русской Правде, или Правде Ярослава, дано в первой новгородской летописи под 1016 годом, когда Ярослав, отпуская домой помогавших ему в борьбе со Святополком новгородцев, дал им этот устав со словами «по сей грамоте ходите, якоже списах вам, такоже держите», то есть руководствуйтесь для решения дел этим законом. В дальнейшем так называемая Краткая правда Ярослава дополнялась и расширялась во времена Владимира Мономаха, о чем имеется Постановление Мономаха в пространной редакции памятника, дополненная и исправленная Правда так и называется: Пространная Русская Правда, она относится к середине XII века. На то, что памятник имеет древнее происхождение, указывает его денежный счет, который наряду с металлическими деньгами знает еще и меховые куны, которыми можно заменять куны серебряные. Расчет кун сделан для серебра, но в некоторых местах стоит вариант замены – например, 5 кун на 2 мех ногате, то есть 5 серебряных кун можно заменить двумя меховыми ногатами. Учитывая, что Правда известна в нескольких редакциях, понятны и разные размеры выплат за одну и ту же вину: просто в XII веке серебро вдвое подорожало, а поскольку вес монет остался прежним, то приходилось приспосабливать меховые единицы к монетным, но уже по новой их стоимости. Из того, что Русская Правда касается в основном вопросов отношений между простолюдинами и господином либо между равными людьми высокого происхождения, то она, судя по всему, была рассчитана на княжескую, боярскую и городскую верхушку, но не на народ. Она не дает нам представления, каковым был юридической порядок внутри верви, зато помогает понять, на какие сословия делилось древнее общество.

Княжие мужи, люди и холопы

Исследуя текст Русской Правды, Ключевский выделил три большие группы подвластного князьям населения, на которые разделяется общество, или три класса: княжьи мужи, люди и холопы. Их положение замечательно видно из взимания платы в случае их убийства: выше всего ценится княжий муж, за которого вервь (древняя община) дает двойную виру, следом идет людин, то есть горожанин или смерд (крестьянин), свободный человек, – простая вира, и ниже их на этой лестнице стоит холоп – за него вообще не назначается платы по уголовному праву, за него дается продажа, то есть рыночная стоимость его господину, как в случае порчи или утраты обычного имущества. Это было общество, в котором еще торжествовало право кровной мести, поскольку

«убьет муж мужа, то мстит брат за брата, или сын за отца, или двоюродный брат, или племянник; если не будет никто мстить, то 80 гривен за убитого, если будет княжеский муж или княжеский управитель; если будет русин, или гридь, или купец, или боярский управитель, или мечник, или изгой, или Словении, то 40 гривен за убитого».

То есть уголовная плата за убийство первоначально назначалась лишь в случае, если некому было за него отомстить – например, не имелось прямого родственника. Высшая плата назначалась за смерть княжьего мужа, половина этой платы шла за дружинника (гридина), русина (варяга), купца, боярина, мечника, свободного человека и изгоя (как стоящего вне общественной структуры). Княжьи мужи – это тогдашняя номенклатура, они занимали высшее положение при князе, служили ему, занимали высокие должности, поэтому и жизнь их ценилась высоко.

«В старых областях Киевской Руси, – поясняет Ключевский в „Боярской Думе“, – при княжеских дворах XII и XIII в. встречаем довольно значительный штат сановников. То были: тысяцкий с сотскими, обыкновенно командовавший полком стольного города, дворский или дворецкий, печатник, стольник, меченоша, мечники, конюший, седельничий, покладник или постелничий, ловчий, ключники и тиуны разных родов, осменик и мытники, биричи, подвойские. Некоторые из этих должностных лиц были очевидно дворцовые слуги невысокого ранга; другие, напротив, входили в состав того, что можно назвать высшим центральным правительством в княжестве того времени. Тысяцкий и дворский принадлежали к „великим боярам “ и в рассказе летописцев иногда являются самыми видными и влиятельными сановниками. Волынский летописец XIII в. причисляет к боярам вместе с дворским и стольника, который даже является у него потом в должности дворского, а при князе Андрее Боголюбском в числе бояр, причем в статусе важного дипломатического агента встречаем мечника. Печатник и меченоша командовали полками, а первый, кроме того, является в одной провинции Галицкой земли с поручением от князей устроить местные дела и успокоит общество. Тиуны у князей, как и у бояр, служили по домашнему хозяйству в городе при дворце и в княжих селах; принадлежа к штату простых дворовых слуг, они отличались от „мужей“ родом службы, не входили в состав ратной дружины, хотя по личным правам Русская Правда ставит некоторых из них, например тиуна конюшего, даже наравне с членами старшей дружины. Но были еще правительственные тиуны, которым князь поручал суд и расправу в городах своего княжества, даже в столице. Эти городовые судные тиуны были важные сановники с большою властью: киевляне в 1146 г. жаловались на тиунов, поставленных великим князем Всеволодом в Киеве и Вышгороде, говоря, что они неправдами своими „погубили “ оба города; идя в Киев на великокняжеский стол, князь посылал туда наперед своего тиуна. Если Татищев в своем повествовании о полоцких событиях 1217 г. и о княгине Святохне точно передал административную терминологию исчезнувшей летописи, из которой заимствован этот любопытный рассказ, то в г. Полоцке, как и в Новгороде, кроме тысяцкого был еще посадник. Мало того: рядом с этими сановниками там в числе знатнейших вельмож и „главных советников князя“ является ключник, называвшийся иначе казначеем».