Против Маркиона в пяти книгах - Квинт Тертуллиан

1. Итак, рассмотри сначала справедливость Судии; если ее разумность подтвердится, тогда и суровость, и то, в чем она проявляется, будет признано разумным и справедливым. А чтобы нам не задерживаться при исследовании многих предметов, приведите также [определенные][396] возражения, чтобы оспорить приговоры; оправдайте грехи, чтобы обвинить суды! Не порицайте Судию, но обличайте Его как злого судью! Ведь если Он и взыскивал с сыновей грехи отцов,[397] то применение этого лекарства требовало жестокосердие народа, чтобы люди, хотя бы заботясь о своих потомках, соблюдали божественный закон. Ибо кто не заботится о спасении сыновей больше, чем о своем? 2. Но если и благословение, данное отцам, предназначалось также их семени, без какой-либо его предшествующей заслуги, почему и вине отцов также не распространяться на сыновей, [как милость, так и немилость] чтобы на весь род переходила и милость, и немилость?[398] При этом не отменяется то, чему надлежало быть установлено впоследствии; что не будут говорить, будто отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина,[399] т. е. ни отец не примет грех сына, ни сын — грех отца, но каждый будет отвечать за свой грех, чтобы, когда исчезнет жестокосердие народа, справедливость, обуздав жесткость закона, судила уже не род, но лица. 3. Хотя, если ты принимаешь истинное Евангелие, ты поймешь, к кому относится приговор Воздающего детям за грехи отцов, а именно к тем, которым предстояло самим себе по своей собственной воле вынести этот приговор: Кровь Его — на головы наши и наших детей? Итак, Божье провидение определило человеку[400] то, что было услышано прежде.

Глава 16. Гнев Бога неотделим от Его справедливости. Его чувства отличаются от человеческих

1. Стало быть, и суровость <Творца> — благая, поскольку справедливая, если Судия благ, т. е. справедлив. Равным образом и прочее, посредством которого осуществляется благое дело благой суровости, является благим — будь то гнев, ревность или свирепость. Ведь все они неотъемлемы от суровости, как и суровость неотъемлема от справедливости. [Дерзость поколения, которому подобает стыдливость, должна была быть наказана.][401] И тогда не смогут попрекать судью тем, что ему принадлежит, если оно лишено вины, как и сам судья. Что будет, если ты скажешь, что врач должен существовать, металлические же его инструменты, которые рассекают, прижигают, отрезают и сжимают, обвинишь? 2. Ибо без орудий своего ремесла врач существовать не может. Обвиняй плохо рассекающего, некстати отрезающего, опрометчиво прижигающего — и лишь в этом случае порицай инструменты как плохих служителей. Ведь получается то же самое, когда ты допускаешь, что Бог является Судией, а те движения и чувства, которыми Он судит, отвергаешь. Мы узнаём о Боге от пророков и от Христа, а не от философов и Эпикура. 3. Верующие, что Бог пребывал даже на земле и принял уничижение человеческого облика ради спасе' ния человека, мы далеки от мысли тех, которые отрицают, что Бог имеет о чем-либо попечение. Отсюда еретики заимствуют положение такого рода: если Бог гневается или ревнует, или превозносится, или огорчается, то, следовательно, Он и придет в упадок, и умрет. К счастью, христиане верят, что Бог умер и, однако, живет во веки веков. 4. Глупейшими из людей являются те, которые на основании человеческих дел судят о божественном, чтобы, поскольку в человеке страсти такого рода связываются с его падшей природой, приписывать подобное состояние и Богу. Различай сущности и наделяй каждую свойственными ей чувствами, которые отличаются настолько, насколько этого требуют сущности, даже если кажется, что у этих чувств одинаковые названия — ведь мы читаем и о деснице,[402] и об очах,[403] и о ногах Божьих,[404] и, однако, они не будут сравниваться с человеческими из-за общности наименования; сколь велико будет различие между божественным и человеческим телом[405] при одних и тех же названиях членов, столь же велико будет различие между духом божественным и человеческим даже при одних и тех же наименованиях чувств, которые столь же ущербными делает ущербность человеческой сущности, сколь совершенными их делает в Боге совершенство сущности божественной. Ты, очевидно, признаёшь Творца Богом. 5. Конечно, — говоришь ты. Следовательно, каким образом ты можешь предполагать, что в Боге имеется что-то человеческое, а не одно лишь божественное? Того Бога, Которого ты не отрицаешь, ты признаешь нечеловеческим, так как, признавая Его Богом, ты предрешил этим, что Он лишен всех человеческих свойств. Далее, если ты равным образом признаёшь, что человек был претворен дыханием Бога в душу живую, а не Бог создан человеком, то будет весьма нелепо, что ты скорее в Боге помещаешь человеческое, чем в человеке — божественное и скорее облекаешь Бога в образ человека, чем человека — в образ Бога.

5. И, следовательно, Божий образ должен считаться проявляющимся в человеке так: человеческий дух имеет те же самые движения и чувства, которые и Бог, хотя и не такие, какие Бог; ведь в соответствии с их сущностью и состоянием отличаются и результаты. Наконец, противоположные им чувства <в нас>, я имею в виду мягкость, терпение и милосердие и сам их источник — благость, почему ты считаешь божественными? Мы, однако, и ими не владеем в совершенстве, ибо только Бог совершенен. Так и ранее упомянутые виды душевных волнений, я подразумеваю гнев и раздражение, мы испытываем не столь счастливо, ибо лишь Бог счастлив благодаря обладанию нетлением. 7. Ведь Он будет гневаться, но не,[406] будет раздражаться, но. не будет подвергаться испытанию, будет двигаться, но не будет опрокидываться. Он неизбежно использует всё ради всего, <у Него> столько чувств, сколько причин для них: и гнев из-за преступных, и негодование из-за неблагодарных, и ревность из-за надменных, и все остальное, что препятствует злым. Так и милосердие из-за заблудших, и терпение из-за [не][407] озирающихся назад,[408] и благожелательность из-за заслуживающих ее, и все остальное, что нужно добрым. Все это Он претерпевает характерным для Него способом, которым Ему подобает претерпевать это; из-за Него человек это же претерпевает, также характерным для себя способом.

Глава 17. Примеры Божьего милосердия в Ветхом Завете

1. Эти вещи, будучи таким образом рассмотренными, показывают, что все проявления Бога-Судии осуществляют и, говоря более правильнее, защищают Его вселенскую высшую благость, которую <как> свободную от присущих судье чувств и безукоризненную в своем состоянии маркиониты не желают признавать в одном и том же Боге, посылающем дождь на добрых и злых и заставляющего Свое солнце всходить над справедливыми и несправедливыми,[409] чего иной бог вообще не делает. Ведь даже если Маркион и дерзнул изъять из Евангелия это свидетельство Христа о Творце, сам мир покрыт подтверждающими это письменами, и об этом читает совесть каждого. 2. И само это терпение Творца будет в осуждение Маркиону, то терпение, которое ожидает больше раскаяния грешника, чем его смерти и предпочитает милосердие жертве,[410] отвращая уже предназначенную ниневитянам гибель[411] и продлевая по слезам Езекии его жизнь[412] и возвращая царскую власть вавилонскому тирану после его покаяния.[413] Я имею в виду то милосердие, которое и Саулова сына, которому предстояло по обету умереть, возвратило народу,[414] и с Давида, исповедавшего грех против дома Урии, сняло вину,[415] и сам Израиль столько раз восстанавливало, сколько осуждало, столько раз ободряло, сколько бранило. 3. Итак, глядя на Него не только как на Судию, обратись к тем примерам, которые являют Его как самого благого. Замечая, когда Он мстит, рассматривай, когда Он проявляет снисхождение. Уравновесь Его строгость мягкостью. Когда ты обнаружишь в Творце и то и другое, ты найдешь в Нем и то, из-за чего веришь в иного бога. Обратись, наконец, к рассмотрению Его учений, наставлений, заповедей и советов. Ты, вероятно, скажешь, что это все определяется и человеческими законами. Но Моисей и Бог были прежде всех Ликургов и Солонов. Всё последующее берет для себя у изначального.

4. Однако не от твоего бога мой Творец научился предписывать: Не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не произноси ложного свидетельства, не желай чужого, чти отца и мать[416] и люби ближнего своего как самого себя? К этим основополагающим распоряжениям относительно невинности и стыдливости, справедливости и сыновней преданности примыкают также предписания человечности: когда в седьмой год рабы отпускаются на волю,[417] когда в это же время люди воздерживаются от обработки поля, уступая место нуждающимся,'[418] < когда >[419] даже у быка молотящего ослабляется узда рта для вознаграждения за выполняемый труд,[420] дабы тем легче человечность, испытанная на животных, совершенствовалась для человеческого утешения.