Рудная черта - Руслан Мельников

Слева – иначе. Всеволод выкидывает левую руку на всю длину. Тычет ножнами в морду вопящего упыря с перебитыми запястьями, прямо в зловонный оскал. И не беда, что ножны заканчиваются тупым навершием. Пусть – тупым, зато – покрытым белым металлом. И вот его-то – промеж зубов да в глотку нечисти.

Впих-х-хнуть!

А попробуй! А отведай! А обожги свою поганую пасть!

Дикий вопль наседающего упыря оборвался. Разом. Будто пробку вставили. Кровопийца коротко всхрипнул, давясь серебром. И…

А вот этого Всеволод никак не ждал.

Сомкнул зубы.

С выражением жуткой, нечеловеческой, непостижимой боли на лице. С лютой ненавистью в глазах.

Хруст…

Всеволод едва удержал дернувшиеся из руки ножны. Все же удобной рукояти тут не было, а переплетения ремней, используемые в качестве оной, уже изрядно забрызганы черной кровью и выскальзывают из потной ладони.

Но – удержал.

Рванул на себя.

Навершие с выступающими краями и изрядным кусом ножен застряло в пасти твари. В точности, как наконечник стрелы с зазубренным острием в ране, как рыболовный крюк в жабрах мелкого пескарика. Застряло и несомненно встало нечисти поперек горла. Еще бы! Серебро…

Выплюнуть смертоносный кус упырь не смог. А из глотки уже вовсю сочилась желтоватая пена. Кровосос больше не хрипел. Шипел только, сухо и часто кашлял, утробно стонал.

Пытался разорвать непослушными переломанными руками собственную пасть и горло.

И медленно оседал наземь.

А битва продолжается. А ножны с обломанным, расщепленным концом, со следами упыриных зубов на дереве, сыромятной коже и металле, вновь помогают мечу.

Удар, укол.

Укол, удар.

Клинок, ножны.

Ножны, клинок.

Удар, удар, удар, удар…

Рубящий, дробящий, раздирающий бледную кожу, сшибающий с ног.

И…

Ответный удар упыриной лапы.

Более удачный, чем все предыдущие. Пришедшийся по оружию в левой руке Всеволода. Которое на самом деле оружием и не было вовсе.

Пучок когтей-ножей с маху обрушился на плоскую поверхность ножен. Не убоясь жгучего серебра, какая-то ловкая тварь изо всех упыриных сил хлестнула гибкой рукой, как плетью с увесистым свинцовым шлепком на конце, как разбойничьим кистенем с шипастой гирькой.

И – разбила. Перебила потрескавшиеся, погрызенные ножны. Футляр для меча, заменявший все это время Всеволоду меч, развалился на куски. Щепа, кожа и посеребренные полосы обивки полетели в стороны. Что-то застряло, наколотое на загнутые когти. Одно лишь бесполезное ременное плетенье осталось в кулаке Всеволода.

Отдернуть руку упырь не успел. Всеволод с маху захлестнул ее размотавшимся ремнем, резко подтянул к себе, достал мечом, срубил нелюдскую длань. А уже вослед за рукой – снес нечисти полчерепа. Открыл, будто крышку от горшка.

Он все же прорубил в плотных рядах изрядную просеку. Оторвавшись от отставших Томаса и Бранко, Всеволод пробился к Федору, неподвижно лежавшему в кровавой луже.

Нет, конечно же, ничем уже не помочь верному десятнику. Мертв Федор! Не испит, но мертв, как камень. Шея – разворочена. Голова – свернута на спину.

Зато меч его…

Ни на миг не прекращая боя, Всеволод подцепил носком сапога клинок погибшего десятника, подбросил в воздух, подхватил… Ну, вот и снова у него по мечу в каждой длани! Вот теперь – раздолье. Эх, размахнись рука, раззудись плечо!

Сквозь безумное исступление боя едва пробивался холодных глас рассудка. И голос этот упрямо твердил Всеволоду одно и то же: все, конец, не устоять больше, не отбиться… Но подхлестнутая отчаянием боевая ярость только нарастала.

Три опытных ратника, противостоявших темным тварям, – обоерукий русский воин, однорукий тевтон и волох с двумя здоровыми руками и одной саблей – могли еще некоторое время драться, под потолок забивая подземные галереи изрубленными белесыми телами. Но это, конечно же, не продлится очень долго… Очень недолго все это продлится.

А значит, перед смертью надобно успеть посечь побольше проклятой нечисти! Чтобы хоть как-то оправдать свою собственную бессмысленную гибель.

Глава 17

– Русич! Назад! На-зад! Ру-сич!

В пылу и горячке боя Всеволод не сразу осознал, что кричат ему. Даже взъярился не на шутку. Стоя над телом Федора, он сейчас тупо и бездумно крошил нечисть. В капусту крошил, двумя руками, окружая себя и мертвого десятника завалом из рубленого черно-белого мяса.

А его кто-то звал, мешал кто-то… Кричал так некстати, под руку.

Отвлекал.

– Все-во-лод!

Брызжа слюной и проклятиями, он все же глянул назад.

Кричал Бранко, кричал Томас. Оба оттесненные далеко, сильно. И немудрено, что оттесненные: от наседавших упырей отбивался сейчас мечом лишь однорукий кастелян. Волох держался сзади, отмахиваясь почему-то не клинком (сабля лежала в ножнах), а поднятым с пола факелом Федора. Факел горел, обжигал тварей. Левой рукой Бранко волочил сифон с горючей смесью.

Зачем? Что задумал волох?

Ага, ясно что…

Томас прикрывает. Бранко кладет сифон на пол и придавливает ногой, подносит пламя к горлышку сосуда, свободной рукой раздвигает меха… Чтоб после сдвинуть – резко, сильно. Пустить струю горючей жидкости. И – горящей притом.

Учинить пожар волох задумал. Запалить греческий огонь и громовой порошок под дверью склепа. Взорвать всю галерею вместе с усыпальницей и алхимической лабораторией. Обрушить своды и завалить дымоходный лаз, используемый нечистью. Замуровать нижний ярус замковых подземелий. Вместе с прорвавшейся сюда нечистью.

И с Эржебетт вместе?..

Отчего-то вдруг тоскливо заныло сердце. Плевать! То – всего лишь никчемное сожаление о недостойном прошлом. О былых ошибках – столь же опасных, сколь и приятных. Но теперь-то все кончено. Любовные чары ушли. Морок рассеян. Обман раскрыт. Глаза прозрели. А на то, что еще осталось… Пле-вать!

Да – и с лидеркой вместе! Сберечь ее… ее кровь уже не удастся. А значит, туда ей и дорога, треклятой деве-твари!

Всеволод в последний раз глянул на Федора. У верного десятника не будет могилы. Зато будет славный погребальный костер. И подземный курган из упыриных тел и обваленных на них сводов будет.

К Томасу и Бранко Всеволод пробился быстро. На пути стояло еще не столь много тварей, чтоб сделать отход вовсе уж невозможным. К тому же с двумя мечами прорубаться назад, от лаборатории, оказалось куда как проще, чем с одним клинком идти к ней, супротив упыриного потока. Маши посильнее обеими руками да вали пошире – от стены до стены, во всю галерею – новую просеку. Только не оскользнись в черной крови. А то ведь она уже повсюду: на полу, на стенах – и с потолка, вон, капает.

Взмах. Еще.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});