Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Андрей Шляхов

— Да что там гадать — домашний деревообрабатывающий станок! — Вера просунула в передний отсек голову, «облагородив» атмосферу своими пряными, приторно-сладкими (по собственной тайной классификации Данилова — «душными») духами.

Одевалась Вера со вкусом, но вот с косметикой и парфюмерией вечно перебарщивала.

— Надо мной живет дед, мы его папой Карло прозвали, так у него целый день такой станок работает — не всегда удается уснуть после смены, — пожаловалась она.

— Молодец дед! — одобрил Петрович. — Трудится! Краснодеревщик небось?

— Красноносик! — рассмеялась Вера. — Такой же алкаш, как и все!

— Почему — как и все? — Петрович еще не умотался: дальних поездок не было с самого утра, и оттого был разговорчив. — Взять вот нас с доктором…

— Меня не бери, — сказал Данилов. — У меня выговор по этой части.

— Сказал бы я про твой выговор… — Петрович опасливо покосился на Данилова.

— Ты лучше на дорогу смотри, — посоветовал тот. — Поворот к восьмому дому проехал…

— Мы лучше со следующего, — снисходительно пояснил Петрович. — Здесь вечно мусорный контейнер поперек дороги стоит.

Все было так, как предсказали Петрович и Вера. И большой контейнер с целым Эверестом из мусора стоял посреди дороги, и пациент лишился большого пальца правой руки, работая на домашнем деревообрабатывающем станке.

— Я полочку хотел сделать, да рукав у халата забыл подвернуть… — оправдывался он, прижимая к груди перебинтованную пострадавшую конечность с наложенным на предплечье жгутом.

Пациенту повезло, что в момент происшествия дома оказалась жена — медсестра из Института хирургии, недавно вернувшаяся с суточного дежурства. Вместо того чтобы хлопнуться в обморок при виде залитого кровью мужа, вопящего благим матом и его окровавленного пальца, валяющегося на полу, она начала действовать.

Перво-наперво сдернула с мужа пояс от махрового халата и туго перетянула им его правое предплечье, остановив кровотечение. Затем обработала рану перекисью водорода и наложила повязку. Палец положила в один целлофановый пакет, а в другой высыпала несколько кубиков льда из холодильника, завязала оба пакета узлом и положила их рядышком в пластиковый контейнер, закрыв его крышкой. В качестве противошокового средства поднесла благоверному стакан водки, после чего снабдила наложенный на предплечье жгут запиской, в которой указала время наложения, и даже заблаговременно одела его в спортивные штаны и сандалии и собралась сама.

Бригаде осталось только сделать пациенту обезболивающий укол и запросить место на госпитализацию, хотя и так было ясно, что мужика придется вести на северо-запад Москвы в сто шестьдесят седьмую больницу, расположенную на улице Авессалома Адылова.

По пути жена пациента обсуждала с Верой сравнительные достоинства и недостатки работы на «скорой» и в хирургическом отделении, а сам пациент спокойно дремал на носилках. Лишь при выгрузке из машины он заволновался и тихим голосом потребовал:

— Ира, пообещай, что не выбросишь станок, пока меня не будет дома.

— Со станком ты уже простился, Самоделкин! — По тону любящей супруги сразу стало ясно, кто в семье привык командовать, а кто — подчиняться. — Теперь полочки станем в «Икее» покупать, так спокойнее!

— Мне же скучно будет…

— Куплю тебе аккордеон!

Ира тряхнула гривой черных волос и, неся в руках контейнер с частицей своего мужа, последовала за каталкой.

«С одной стороны, вроде бы как повезло мужику с женой, — подумал Данилов. — С другой — поживешь немного с таким домашним генералиссимусом и не руку, а голову в станок с горя сунешь…»

Доложив о том, что бригада освободилась, Данилов совершенно неожиданно, без запроса, получил полчаса на обед.

— Ну и хорошо, — обрадовался Петрович. — Сейчас затаримся в ближайшей лавочке и пообедаем. А то пока в район вернемся — сто раз новый вызов дадут!

В ближайшей лавочке — одном из сетевых супермаркетов — Петрович купил себе две булки, лоточек с нарезанной колбасой и бутылку газированной минеральной воды. Вера, вечно заботящаяся о своей фигуре, ограничилась йогуртом и двумя зелеными яблоками.

— Бери красные — они вкуснее, — посоветовал ей Петрович.

— В них сахара больше, — ответила Вера.

Данилов взял ржаную лепешку, три плавленых сырка и пол-литровый пакет томатного сока.

Пробивая ему покупки, пожилая кассирша горестно покачала головой и не сдержалась:

— Врач, а чем питаетесь — смотреть страшно!

— А есть совсем не страшно, — заверил ее Данилов. — Даже вкусно.

Место для обеда Петрович выбрал грамотно — вдали от людского потока, в каком-то богом забытом тупичке, чтобы никто не портил аппетит просьбами «смерять давление» или проконсультировать по поводу геморроя. Сам обед, вместе с закупкой провизии, занял не более двадцати минут. Оставшиеся десять минут Петрович курил у машины, а Вера рассказывала Данилову о своей новой, молочно-фруктовой диете. Данилов слушал и про себя поражался смелости и фантазии, с которыми неизвестный ему диетолог придумывал совершенно неожиданные сочетания продуктов. Впрочем, он подозревал, что большинство модных диет придумывали журналисты…

* * *

Известие об аресте водителя Ольшевского и последовавший за этим визит двух сотрудников Госнаркоконтроля Елена Сергеевна восприняла совершенно спокойно. И водители ей не подчинялись, и с учетом — хранением наркосодержащих средств на подстанции все было в порядке. Впрочем, в учет визитеры вникать и не подумали. Коротко переговорили с заведующей, поинтересовавшись ее мнением о враче Пыжненко и фельдшере Тарасевиче, работавших сегодня вместе с Метастазом, выгребли все содержимое из шкафчика арестованного и отбыли восвояси.

— Ну, Метастаз! Ну, козел старый! — удивлялась в курилке Казначеева. — Кто бы мог подумать! А я-то все удивлялась, что он в своем рюкзаке таскает — сберкнижку или бутылку?

Со своим грязно-желтым, вылинявшим от времени рюкзачком Ольшевский не расставался никогда — даже таскал его за собой в туалет. Народ на подстанции, зная, что у Ольшевского «не все дома», этому не удивлялся.

Елену Сергеевну волновало другое — за прошедшую неделю на имя главного врача Станции поступило семь письменных жалоб на врачей и фельдшеров шестьдесят второй подстанции. Жалобы были не из тех, от которых можно спокойно отмахнуться. Доктор Федулаев и фельдшер Язов вымогали у больной с почечной коликой деньги за госпитализацию. Не добившись своего, оставили пожилую женщину дома и даже не передали актив в поликлинику.

Фельдшер Федорченко произвел осмотр больного, не вымыв рук, и теми же грязными руками произвел внутримышечную инъекцию. На справедливое замечание ответил нецензурной бранью и обещанием «отдуплить на хрен одной инъекцией». И это неизменно вежливый Саша Федорченко!

Доктор Саркисян вместе с фельдшером Строковой госпитализировали больного с подозрением на нарушение мозгового кровообращения пешком.

Доктор Могила обозвал отставного полковника с воспалением седалищного нерва «трехзвездочным холуем» и уехал, не оказав ветерану Вооруженных Сил медицинской помощи.

Машина тринадцатой бригады, опознанная на Центре по номерному знаку, предложила гражданину, ждущему маршрутку, подвезти его до Рязанского проспекта за сто рублей. Гражданин возмутился и накатал жалобу. На машине в тот день работала фельдшер Кутяева и водитель Селиванов. Ну от этой «сладкой парочки» всего можно ожидать…

Доктор Чугункин, осматривая двадцатилетнюю пациентку с подозрением на аппендицит, долго щупал ее за груди, а потом, сняв диагноз, предложил счастливой девушке заняться с ним оральным сексом. Ладно — Жгутиков, но Чугункин! Ужас!

Сильнее всех отличился доктор Бондарь. Избил в машине больного с сотрясением головного мозга, взятого с улицы. Больной возмутился тем, что доктор ему «тыкает» и немедленно получил несколько оплеух, от которых голова его закружилась пуще прежнего.

Сегодня утром, в пять минут десятого, Елене Сергеевне звонил Сыроежкин, заместитель главного врача «скорой». Сыроежкин, помимо прочих обязанностей, ведал кадрами и назначениями.

— Что у вас там творится?! — раздраженно поинтересовался он. — Я уже начинаю жалеть о том, что поспешил заменить Тюленькова на вас, Елена Сергеевна! Но Борис Ефимович так вас нахваливал, так нахваливал!

— Я разберусь с жалобами, Валерий Иосифович, — пообещала Елена Сергеевна.

Что еще можно было ответить?

— Разбираться с жалобами — это наше дело! — с ударением на слове «наше» рявкнул Сыроежкин. — Ваше дело — организовать работу вверенной вам подстанции таким образом, чтобы жалоб не было. Вы понимаете — не бы-ло!

— Я понимаю…

— Семь жалоб! — Голос Сыроежкина сорвался на фальцет. — За одну неделю! Чем вы занимаетесь, Елена Сергеевна?!

— Я работаю…