Отрок. Внук сотника (Часть 1-2) - Евгений Красницкий

Может самому похоронить? Вот ведь, как интересно: был бы мужик, даже не задумался бы, а с женщиной хочется поступить как-то… по джентельменски, что ли. Что б лишние глаза не пялились. Нет, все равно придется на пасеку за лопатой идти, дед спросит: зачем? Да и не зарывают своих поклонники Перуна, а сжигают».

Дед, на удивление, отнесся к языческим обычаям весьма лояльно. Вместе с Мишкой устроил погребальный костер, а когда огонь угас, сгреб пепел и все, что не сгорело в кучку и велел забросать место кремации землей так, чтобы получился маленький холмик — миниатюрная копия кургана. Может, откупался таким образом — все ценное, кроме «громовой стрелы», он тщательно собрал и унес с собой.

А ценного оказалось много. Кроме шлема и кольчуги, хоть и основательно заржавевших, но стоивших очень и очень недешево, серебряных блях с пояса и сбруи, были еще и массивный золотой перстень с камнем, объемистый кошель с серебряными монетами несколько чисто женских вещиц из драгоценных металлов: полированное серебряное зеркальце, золотой гребень, золотой браслет, височные кольца, ожерелье из бронзовых бубенчиков….

Мишку же пленил самострел, какими-то сложными ассоциативными связями, напомнивший ему армейский АКМ из ТОЙ жизни. За эмоциями потащились прагматические размышления.

В тот день Мишка впервые вспомнил дедовы рассказы о «Младшей страже». Возрождение старой традиции, это был вполне реальный путь к созданию своей многочисленной команды, которая может стать «кадровым резервом» на всю оставшуюся жизнь. Вспомнить, хотя бы, тот же Комсомол: связи и знакомства сохранившиеся со времен молодости продолжали действовать даже тогда, когда уже не стало ни Комсомола, ни страны в которой он был…

«Пожалуй, дело реальное, во всяком случае, пацаны на живое оружие косяком попрут, и дисциплину терпеть станут и командиром меня признают. Ну а дальше посмотрим, чтоб от такой структуры я ничего поиметь не смог? Ну уж дудки!»

Гладко было на бумаге… Взвести самострел Мишка не смог — не хватало сил. Может и было у той женщины какое-то приспособление для натягивания тетивы, но на месте ее смерти ничего подобного не обнаружилось, потеряла, или еще что-то… Пришлось напрягать инженерную мысль, основывающуюся, главным образом, на еще школьных знаниях из области классической механики.

Для начала Мишка попробовал определить силу натяжения тетивы. Закрепив самострел на дереве, повис на тетиве всем своим весом. Ничего не вышло. Потом, соорудив веревочную подвеску, начал добавлять дополнительный груз и, наконец, добился своего: самострел взвелся и встал на стопор. Оказалось, что для этого требуется усилие, примерно в два с половиной раза превышающее вес самого Мишки. Со всей остротой встал вопрос о рычаге. Прикидывая так и сяк, делая деревянные модели, Мишке, в результате почти двухнедельных усилий удалось создать требуемую конструкцию. По расчетам выходило, что придуманный механизм будет приводить самострел в боевое положение, если на рычаг, закрепленный сбоку, надавливать ногой.

Теперь все это надо было как-то воплотить в металле. Без дипломатических переговоров было не обойтись, опять приходилось обращаться к деду. Однако жизнь снова внесла свои коррективы в мишкины планы, да еще такие коррективы, что, как говорится, не дай Бог!

Однажды утром на тропинке, ведущей к пасеке появилась телега, нагруженная домашним скарбом, которую тащили Немой и дядька Лавр. Сзади телегу подталкивали мать, и Кузьма с Демьяном. Рядом с телегой шли жена Лавра — тетка Татьяна и мишкины старшие сестры, держа за руки малышей. То, что в телегу не была запряжена лошадь, удивления не вызывало — не пасеке коням лучше не появляться. Пчелы не переносят запаха лошадиного пота, могут зажалить скотину насмерть. Но вот то, что все семейство, собрав вещички, подалось из села, вызывало самые нехорошие предположения.

Впрочем, долго терзаться догадками Мишке с дедом не пришлось, все объяснили лишь два слова, которые даже не сказал, а выдохнул Лавр:

— Моровое поветрие.

Эпидемия! Как объяснил дядька Лавр, в ближайшей деревне, находившейся примерно в половине пешего дневного перехода от Ратного, пластом лежат уже почти все. Весть эту принесли беженцы, которых в село не пустили, да они и сами не очень-то набивались. Сообщили об опасности и пошли дальше.

Было это с неделю назад, а вчера вечером у дедова подворья появилась Юлька, заходить не стала, а крикнула матери с улицы, что в селе появились сразу четверо больных. Дядька Лавр долго раздумывать не стал, за пару часов погрузили все, что можно было увезти на трех имеющихся телегах, забрали скотину и не дожидаясь утра, отправились на пасеку к деду.

«Юлька… не заходила во двор, покричала издали, значит уже побывала около больных, боялась заразить. Господи, если Ты и в правду есть, помоги ей, не дай умереть… Откуда такие мысли, сэр? Вам всего тринадцать лет! Заткнись, мудак! Мне — пятьдесят с лишним, и я ничем и никому не могу помочь. Даже если бы ТАМ я был врачом, неизвестно: помогли бы мне мои знания или нет, а вот ей, действительно, еще нет двенадцати, и она, вместе с матерью, будет ходить от одного инфекционного больного к другому и даже не подумает смыться из села, чтоб спастись. И никакой клятвы Гиппократа, никаких наград или привилегий. Делай, что должен, и будет то, что будет. Вот на таких Юльках Держава больше тысячи лет и продержалась, а потом пришли борцы за „общечеловеческие ценности“, мать их всех!

Что ж делать-то? Ничего. Просто ждать. Вы ведь, сэр, даже молиться по настоящему — искренне — не можете, так что, учитесь у женщин. Они чуть ли не каждый год своих мужиков на рать провожают. И ждут, ждут, ждут…»

Жизнь продолжалась. Мужики, в три топора, за несколько дней поставили поодаль от пасеки сруб, близнецы в поте лица таскали с реки булыжники — сначала для печи, потом для кузнечного горна, Мишку поставили пасти небольшое семейное стадо и вообще: было такое впечатление, что устраиваются здесь, чуть ли не навсегда.

По вечерам за столом разговоры шли исключительно на хозяйственные темы: чем крыть крышу у новой избы, где раздобыть глины для раствора, сколько времени осталось до покоса. Об эпидемии, о возвращении в село, об оставшихся там друзьях и родственниках, словно сговорившись, не произносили ни слова.

Когда в кузнице, устроенной под навесом, запыхтели мехи и застучал молот, совершенно неожиданно для Мишки, оказалась востребованной его идея с косой-литовкой. Лавр зазвал Мишку в кузницу и начал расспрашивать о подробностях. Мишка, как мог, отвечал, а на следующий день уже строгал ручку и благодарил Бога за то, что однажды из чистого любопытства поинтересовался тем, как устроена рогулька (или как там она называется) за которую держится одной рукой косарь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});