Ирод Великий. Двуликий правитель Иудеи - Майкл Грант

Сына основателя династии утвердили в княжеском звании Помпеем, но позднее он причинил Ироду много неприятностей, поскольку являлся зятем врага Ирода — Антигона и в 42 — 41 годах до н.э. укрывал его на своей территории, давая ему плацдарм для возвращения в Иудею в качестве ставленника врагов римлян — парфян. Следующий «тетрарх и верховный жрец», как назывались эти правители на монетах, тоже считался сторонником парфян и стал одной из жертв Клеопатры. Но его сыну Зенодору, как и Ироду, удалось ценой арендной платы вернуть по крайней мере часть территории предков. Впоследствии, как и Ирода, его утвердил в княжении Август.

Однако теперь неприятности ожидали Зенодора. От разбоя его итурейцев больше всего страдал богатый торговый сосед — Дамаск, и правители города слали многочисленные жалобы наместникам Сирии. Можно предположить, что советник Ирода Николай, сам выходец из Дамаска, поддержал их протесты. В конце концов в 23 году до н.э. Август приказал радикально урезать владения Зенодора. У него отняли всю их южную и юго-восточную часть и передали Ироду.

Эта обширная территория ныне принадлежит Сирии, образуя ее южную оконечность к востоку от Голанских высот. В античные времена она делилась на три области — равнинную Батанею и более отдаленные горные Трахонитиду и Авранитиду. Древние авторы думали, что носившие эти названия географические единицы были очень разными по размеру и находились в удаленных друг от друга местах. Однако Батанея, можно сказать, соответствовала части библейского Башана и представляла собой безлесную, но богатую скотом равнину (Ен-Нукра между Леей и Галаадом). Трахонитида — это современные Лея и Сафа к юго-востоку от Дамаска, беспорядочный лабиринт глубоких ущелий и вулканических кряжей. «Он образует идеальное убежище для тех, кто не в ладах с законом, — отмечает А. Г. М. Джоунс. — Вторгшимся войскам приходится двигаться вслепую: здесь не найдешь господствующих высот, откуда можно сделать обзор местности». Цель передачи этой территории Ироду, утверждает Иосиф, — дать ему возможность очистить ее от банд разбойников, как представляло правительство, хотя придерживавшиеся других политических взглядов, возможно, считали их скорее партизанскими отрядами. Их убежищами были практически недоступные пещеры.

Третью пожалованную Ироду область, Авранитиду, следует отождествлять с горами вулканического происхождения к юго-востоку от Трахонитиды, до сих пор называемыми Джебель-Хауран. Сегодня второе их название (Джебель-Друз) напоминает, что это родина традиционно не признающих власти друзов; это место всегда служило удобным убежищем для находившихся в бегах. Столицу Авранитиды Канафу признал городом Помпеи, и как раз поблизости, в Сиа, Ирод построил или перестроил храм Баалшамин, украсив его двор собственной статуей.

* * *

Однако из-за аннексии Авранитиды снова стали весьма напряженными отношения Ирода с его арабскими (набатейскими) соседями. Прошло лишь восемь лет после тяжелой войны Ирода с этими арабами, которую иудеи выиграли с огромным трудом. После битвы при Акции арабы, как и Ирод, поспешили снискать расположение Октавиана. Но вскоре умер их царь, Малх; согласно одной версии, к этому приложила руку Клеопатра — одно из ее последних деяний. Его преемник, Обод (Абуд) III, — старый, тяжелый на подъем человек, полностью находившийся под влиянием умного молодого красавца — главного министра Силлея (Шуллея), который отныне начинает играть важную роль в повествовании об Ироде.

Мы не вполне уверены, что означает титул, дарованный арабами Ироду по окончании войны. Если, однако, он считал, что титул давал право вмешиваться в дела их царства, то, должно быть, Силлей скоро разочаровал его, ибо он не меньше Ирода стремился превратить свое царство в важную государственную единицу. Но и Силлею, в свою очередь, приходилось считаться с неотступным вниманием Августа, страстно желавшего, чтобы арабы более старательно играли отведенную им роль царства-клиента, и, видимо, в противном случае готового включить его в состав империи, Во всяком случае, было неприятно слышать, что он может либо иметь с ними дело как с богатыми друзьями, либо победить их как богатых врагов.

Более того, Август имел виды на южную часть Аравии с богатым царством Арабия Фелих («Счастливая Аравия») с центром в Эвдамоне (Аден, ныне в Южном Йемене), которое, пользуясь весьма выгодным монопольным обладанием Баб-эль-Мандебским проливом, контролировало торговый путь между Египтом и Индией. В 25 году в этот район отправилась экспедиция под командованием Элия Галла, наместника Августа в Египте. Ироду и Силлею приказали выделить войска, и они соответственно послали 500 и 1000 человек, а Силлею также поручили организовать перевозки и консультировать в отношении маршрута. Это ставило его перед серьезной дилеммой. С одной стороны, он был вынужден угождать Риму, в то же время полное овладение Римом Южной Аравии означало бы для Силлея утрату своего положения торгового посредника.

Получилось так, что его репутация у римлян оказалась под угрозой из-за того, что экспедиционные силы надолго пропали в пустынных пространствах, где на протяжении бесконечного похода терпели ужасные лишения. Но всем удалось избежать позора, потому что, в конечном счете, под впечатлением такого доставшегося дорогой ценой результата усилий римлян южноаравийское царство официально приняло дружбу римского народа. Можно сказать, формально оно становилось царством-клиентом — на их монетах появилось изображение лица, напоминавшего Августа. Но оно, можно сказать, относилось к весьма неопределенному разряду самых удаленных государств с минимумом обязательств. Однако, по крайней мере, оно, вероятно, согласилось поступиться монополией на пролив.

Хотя спустя 20 лет Силлея обвиняли в измене в связи с этим делом, в тот момент ему удалось уцелеть и избежать немилости. Общепризнано, что он не уберег армию от ненадежных и, возможно, продажных проводников, которые завели ее не туда, но, быть может, виноват был не он, а римляне: возможно, вопреки советам и разведывательным данным они настояли на том, чтобы большую часть пути проделать не по морю, а по суше. Во всяком случае, Силлей мог утверждать, что главная цель достигнута; в то же время своим сообщникам доверительно говорить, что удалось избежать римского окружения.

Неизвестно, каким было отношение к этим событиям Ирода — кроме естественной озабоченности судьбой принимавших участие в экспедиции собственных войск. Но очень скоро стало ясно, что напряженные отношения между иудеями и арабами, приведшие к войне 32 — 31 годов до н.э. отнюдь не ослабли, более того, снова обострились. Однако это совсем не отвечало намерениям Силлея. Приблизительно в 25 году он нанес дипломатический визит в Иерусалим, несомненно в связи с урегулированием многочисленных общих для обоих царств финансовых вопросов. Пока он там гостил, сестра Ирода влюбилась в блестящего молодого арабского правителя. До этого времени ее супружества заканчивались катастрофически — первых двух мужей казнил ее брат: первого, Иосифа II, за подозрительное поведение, когда тот замещал Ирода в его отсутствие, а второго, Костобара, после того как она развелась с ним, а затем сообщила царю о его государственной измене.

И вот теперь она обратила внимание на Силлея. Нам неизвестно, насколько он был осведомлен о ее любопытной репутации. Во всяком случае, он, кажется, ответил взаимностью или по крайней мере увидел в таком браке открывающиеся перед ним блестящие возможности. Так что через несколько месяцев он снова приехал в Иерусалим просить у Ирода ее руки. Но здесь возникла трудность. Ирод напомнил просителю руки, что он, Ирод, и его идумейский род принадлежат к иудейской вере и что каждый вступающий в их семью тоже должен сделать обрезание и стать иудеем. Силлей ответил, что для него это никак невозможно, так как соотечественники забросают его до смерти камнями. Ирод заявил, что в таком случае предлагаемый брачный союз неосуществим, и дело кончилось ничем. Сильно расстроенная и еще больше взбешенная слухами о ее внебрачных связях с Силлеем Саломея обратилась к супруге императора — Ливии, с которой она находилась в дружеских отношениях, с настоятельной просьбой как-нибудь поправить положение. Но Ливия не помогла. Несомненно следуя совету Августа, она дала понять, что надо отдать предпочтение решению Ирода. Царь попытался помочь Саломее найти решение: предложил выйти замуж за одного иудея — Алекса II. Саломее он не понравился; но все, что могла посоветовать Ливия, так это делать что говорят.

В этом инциденте есть что-то загадочное. Совершенно ясно, что вопрос религии создавал трудно решаемую проблему. Однако если дело обстояло таким образом, странно, зачем Силлею, которого никак не назовешь глупцом и который не позже других понял проблему, нужно было настаивать на браке. Похоже, что поначалу его поощрял к этому шагу Ирод. Царь, сам наполовину араб, возможно, сначала был готов разрешить сестре уехать, отрекшись от иудаизма, но позднее, поняв, какую решительную оппозицию это вызовет у иудеев, передумал. Но видимо, это было не единственной причиной отказа. Похоже также, что против брака прежде всего выступил брат Ирода и Саломеи Ферора. Нетрудно понять, почему Фероре представлялось вполне вероятным, что, женившись на Саломее, Силлей должен будет только ждать смерти Ирода, чтобы захватить всю Иудею и присоединить ее к своему Арабскому государству.