Свои чужие - Ольга Джокер

приходит сообщение.

«Завтра в офис заскочу. Заберу».

«Я домой их специально взяла. Приедешь?»

Бросив телефон в карман, быстрым шагом спускаюсь на первый этаж.

Нет, не приеду, прости. Вот такой я мудак.

На танцполе потасовка начинается. Между девушками. Естественно, Вита участница. Возможно, даже зачинщица. Стоило на минуту уткнуться в телефон, как с ней что-то случилось. Не разбираясь, тяну её за запястье и из толпы вытаскиваю. Она смотрит на меня и облегчённо выдыхает.

— Куда? Стоять! — командует высокая девица и толкает Виту в плечо.

Затем меня замечает.

— Руки от неё убери, — прошу, с трудом сдерживаясь, чтобы не размазать девицу по стене.

Она фыркает, но не спорит. Тут же подтягивается охрана и обращается к брюнетке.

— Я предупреждала, что не везёт мне с клубами, — произносит Вита, встав на носочки и потянувшись ко мне. — Я ничего никому не сделала. Честно-честно. Танцевала спокойно, а девке этой показалось, что парня её соблазняю.

Обняв Виту за талию, крепче к себе прижимаю. Выпитый алкоголь делает своё дело, все инстинкты обостряются. Дурею от запаха её, близости, голоса.

— Я хочу танцевать, Самсонов. Пусти.

— Пойдём со мной, потанцуешь.

Вита отшатывается, непонимающе моргает и облизывает губы. Манкие, сочные. Ненакрашенные. Просто они у неё от природы такие.

Не давая ей времени обдумать предложенный вариант, веду на второй этаж. Забираю сумочку, пиджак, иду дальше. Мимо столов, людей, в тёмные коридоры. Вита не вырывается даже. Только старается не отставать.

Музыка перестаёт давить на барабанные перепонки. Я толкаю последнюю дверь и завожу Виту в комнату. Здесь тускло горит свет, тесно очень. Из мебели только пошлый бархатный диван и тумба.

Закрываю комнату на ключ, бросаю вещи на диван и сам на него сажусь.

— Я не буду с тобой трахаться, Самсонов. Даже не думай! — Вита скрещивает руки на груди, воинственно приподнимает подбородок.

— Не будешь, конечно. Ты же потанцевать хотела? Вон телевизор висит, можно музыку включить.

— Это не одно и тоже, — щурится Вита.

— Смелее, малыш. Я же видел, как ты танцевала. Для меня танцевала. Здесь то же самое, только мужиков посторонних нет. Только я. Твой муж.

— Ты слишком много фантазируешь на свой счёт, — качает она головой, но пульт всё же берёт и включает музыку.

Поворачивается ко мне спиной, смотрит плейлист. Чувствуется, что у неё игривое настроение. Вита находит какую-то весёлую танцевальную песню и начинает слегка покачивать бёдрами. Сначала неуверенно, а затем смелее и смелее. Соблазнительно, очень. За два года, что мы не виделись, её фигура приобрела более женственные формы.

— Это моя любимая песня, — произносит Вита, когда я оказываюсь сзади.

Она, кажется, не дышит даже. Делаю ещё шаг, одной рукой сгребаю её в охапку. К себе разворачиваю и целую. Настойчиво, даже слишком. Вита напрягается, смыкает губы. Не пускает. Отворачивает голову, в шею мою лицом утыкается.

— Давай начнём всё сначала? — Целую её в макушку.

— Смею напомнить, что это ты меня бросил. Первый.

— Я был зол. Очень сильно. Ничего не получилось бы тогда.

— И сейчас не получится.

Вита всхлипывает, затем глаза на меня поднимает и медленно приоткрывает губы. Я делаю ещё одну попытку поцеловать. Касаюсь пухлых губ, зарываюсь пальцами в мягкие волосы. Она обнимает меня за шею и целует в ответ. Пахнет какими-то сладкими цветочными духами.

Этот запах вбивается в ноздри, всюду проникает, срывая стоп-кран и развязывая руки. Я опускаю ладони на её ягодицы, сильно сжимаю. Она стонет мне в рот и позволяет поднять юбку почти до талии. Глажу нежную кожу, ласкаю. А затем подхватываю Виту за бёдра и усаживаю на тумбу. Ноги широко раздвигаю, встаю между ними. Снимаю с Виты футболку, добираюсь до бюстгальтера.

Следом она меня раздевает. Дрожащими пальцами расстёгивает пуговицы на рубашке, обнажает шрамы. И замирает, испуганно приоткрыв рот. Хорошо, что не кричит в голос.

Странно, но женщин это уродство даже вставляло. Проблема в том, что Вита помнит меня другим.

— Испугалась? — спрашиваю тихо.

Она головой мотает и сглатывает, изучает каждый рубец. Я не тороплю. Вита девочка впечатлительная. Не сможет — я пойму и давить не стану, хотя адски её хочу.

— Больно? — спрашивает Вита, поднимая взгляд и едва касаясь кончиками пальцев загрубевшей кожи.

— Нет.

— А здесь?

— Тоже нет.

Делаю глубокий вдох и с трудом сдерживаюсь. Меня кроет, почти трясёт от дикой похоти Вита чувствует это. Тянется ко мне губами, целует большой рубец. Нежно, почти неощутимо.

— А так? — спрашивает шёпотом. — Кирюш, так болит?

Не болит. Вообще не болит.

Завораживает, примагничивает. Приятно, щекотно. Ничего общего с болью.

— Нет, это не животное сделало, — с жаром произносит Вита, раз за разом покрывая поцелуями мою кожу. — Монстр.

— Почти.

— Неужели они на самом деле существуют?

— Ещё как существуют.

И у них человеческие обличья. Всё человеческое, только души нет. Правда, на войне она редко у кого бывает.

— Я думала, у тебя только на спине… Не ожидала, что и здесь тоже.

Из груди вылетает странный звук, похожий на свист. Смотрю, как Вита раз за разом касается меня губами, и сбито, неровно дышу. Она при этом шепчет что-то, приговаривает. Делает это так непринуждённо и естественно, что сложно прекратить. Кожа в тех местах воспламеняется и горит, но желание разодрать шрамы в кровь напрочь отсутствует.

Обхватив руками её голову, заставляю оторваться. В глаза смотрю. Зелёные, пьяные. В них слёзы поблескивают. Блядь, этого мне не хватало.

— Хватит, Вита. Всё хорошо. Уже всё хорошо. Давай я застегну рубашку, если тебя это отвлекает.

— Не надо. Не отвлекает.

— Я же понимаю, что шрамы никакого желания не вызывают. А я хочу тебя, твоего внимания. Хочу целовать, трогать, гладить, чтобы не думала ни о чём другом.

Хаотично застёгиваю пуговицы. Получается чёрт-те как, но это не столь важно сейчас. Потом разберусь.

Вита облизывает губы, делает глубокий