В чертополохе - Иван Дорба

Жупники[30] получают месячное жалованье и все требы совершают бесплатно. Папу главой церкви мы не признаем. Нет-нет, первым епископом старокатолической церкви с резиденцией в Загребе у нас был избран бывший каноник Сплитского каптола[31] Марко Калоджера. Согласно конституции, наша старокатолическая церковь признана не только в Словении и Далмации, но и в Хорватии. Теперь архиепископ Степинац с согласия немцев и итальянцев намерен обезглавить старокатолическую церковь. Уже арестованы многие: жупники и капелланы в оккупированной немцами части Словении. Я тоже жду со дня на день ареста. И за мной явятся и посадят в лагерь… — Патер Йоже крепко сжал кулаки, встал и заходил по комнате. — Но мы не сдадимся…

— Чего же вы ждете? Уходить надо! В горах уже постреливают партизаны! Вы там нужнее.

— К партизанам, может быть, я и уйду, но пока не могу. «Освободительный фронт» нуждается в знающих людях, в хороших осведомителях. Если не знать, что делает враг, нас уничтожат.

— Вы хотите, чтобы я пошел к усташам? — вдруг догадался Попов.

— Да, сын мой! Но не завтра и не послезавтра, — скорбно произнес патер Йоже.

Попов откровенно, хоть и не очень весело расхохотался:

— Ведь они меня убьют! Как православного, как русского схизматика. Уж лучше мне идти к четникам!

— Ты, Аркадий, летчик! Ты белый эмигрант и летчик. Усташам нужны летчики! У меня созрел тут — он постучал указательным пальцем по лбу, — великолепный план. Мотор твоего самолета исправен. Не можешь ли ты отремонтировать свой самолет?

— Повозиться, конечно, можно, — опять рассмеялся Попов. — Если мальчишки самолет уже не растащили.

3

Август в Словении всегда жаркий. Август 1941 года выдался знойным. Вокруг зелено, солнечно, пестро. На нивах зреет кукуруза, налился и отливает желтизной виноград. Могучие платаны-чинары в долине высятся точно храмы. Аркадий, пройдя несколько сот метров по склону, посмотрел сверху с горы Доброй на лужайку, покрытую колосовидными соцветиями лаванды; с ее синевой может соперничать только небо да яркие колокольчики горчавки. Сквозь листву шелковиц перед домом патера Йожи видны черепичная крыша, веранда, где краснеют большие гроздья «паприки» — красного перца, все такое мирное. Не верится, что идет война. Но вот с веранды сбегает человек, за ним другой, третий — военные, за плечами у них поблескивают карабины, они размахивают руками, озираются по сторонам. Один идет к сараю, другой к хлеву, третий приставляет лестницу к слуховому окну и лезет на чердак. А на веранде появляется четвертый.

«Усташи! Пришли за патером…» — догадывается Аркадий, оборачивается в сторону гор, куда полчаса назад тот ушел собирать лекарственные травы. Там все заросло низкорослой альпийской сосной — «пинус монтано», эдаким зеленовато-бурым ковром, сквозь дыры которого сереют каменные глыбы, усыпанные бело-желтыми ромашками да войлочными звездами эдельвейсов. «Где его сейчас искать? Они обязательно устроят ему засаду. И меня тоже возьмут. Экая досада, не успел до конца починить самолет!» Аркадий оглядывается на замаскированный в кустах орешника истребитель с приставленным к фюзеляжу крылом. И тут же замечает, как качнулись ветки, из-за куста вышла женщина в крестьянской одежде и, поманив рукой, негромко позвала:

— Хайде овамо!

Аркадий послушно подошел.

— Меня зовут Мария Хорват, должна тебя отвести к патеру Иожи. Домой ему уже нельзя возвращаться. Пойдем.

Память у Аркадия хорошая, в голове тотчас всплывает рассказ патера об архиепископе Алоизе Степинаце: «Мария Хорват несуженая невеста архиепископа. Работает горничной в одном из отелей Бледа. Связана наверняка с партизанами».

Горная тропа петляет, прерывается и снова возникает, то бежит полого, то круто, но неизменно ведет к горной гряде, поросшей краснолесьем.

«Будто коза прыгает!» — Аркадий удивляется, как легко взбирается по крутой тропе Мария, перескакивая с камня на камень.

И вдруг откуда-то со стороны раздается голос:

— Мария!

Из-за скалы выходит крестьянин с винтовкой за плечом и приветственно машет им шапкой: «Сюда!»

У колибы (здесь так же, как на Украине, называют пастушьи хижины колибами) их встретил в окружении нескольких вооруженных крестьян патер Йожи.

— Ну вот, с Божьей помощью, сын мой, мы начинаем священную войну против антихристова войска! — Он воздел руки к небу. — Хорошо, что успели перехватить тебя.

— У вас в доме шуруют усташи… — сказал Аркадий.

— Знаю! Задание гестапо. Пришли за мной по приказу Гельмута Розумека. — И он поглядел на Марию. — Спасибо, что предупредила в самый последний момент. Запомните ее, Аркадий, и ты, Мария, запомни Аркадия, вам придется держать связь.

Мария кокетливо улыбнулась, но тут же строго нахмурила брови, повернулась в профиль, анфас, спиной и, расхохотавшись, спросила:

— Запомнили? Вас я узнаю и в потемках… — Незаметно отошла в сторонку и оставила их наедине.

— Слушай и смотри, Аркадий, — продолжал патер Йожи, — мы находимся на горе Стргаоник, справа от нас поселок Рибно, а еще правей Бодешче. В Рибно стоит отряд усташей под командой Миливая Рачича. Это каратели и разведчики. Рачич засылает шпионов в ряды партизан, действует по приказу гауптмана СС Гельмута Розумека.

— Гауптман Розумек живет в вилле «Влтава», так? — с пониманием спросил Попов, понижая голос. — А хозяйка, Анджела, жена Звонко Янежича, наш человек?

— Совершенно верно. Ты сегодня же отправишься в Рибно, к этим усташам, и начнешь действовать, как мы с тобой договорились. И пусть поможет тебе Бог! Будь осторожен.

* * *

Вилла «Влтава» еще до войны была явочной квартирой резидента гестапо под кличкой Эйхе-2. Теперь там поселился Розумек. Группенфюрер СС, шеф всего имперского гестапо Генрих Мюллер расстался со своим опытным криминалистом не случайно. Гитлер задумал создать в Бледе идеологический центр национал-социалистской партии Третьего рейха! Сюда же должны были приезжать на отдых главари гитлеровской Германии.

На руинах взорванного королевского дворца началось строительство корпусов нацистской партийной школы. Эйхе и Розумек знали, что хозяин виллы Звонко Янежич был членом Коммунистической партии Югославии. Немцев это устраивало. Устраивало и то, что жена Янежича, женщина веселая, легкомысленная, стала любовницей сначала Эйхе, потом Гельмута Розумека, и они использовали ее как осведомительницу, пронырливую и надежную, с широким кругом знакомств.

Высокая, стройная брюнетка с бледным овальным лицом, чуть вздернутым носом и пухлыми, четко очерченными губами, Анджела с первого взгляда производила на многих мужчин неотразимое впечатление, особенно когда хотела понравиться.

Гельмут Розумек считал себя знатоком женских сердец, верил в собственную неотразимость, ему-то и пришло в голову построить свою осведомительную сеть, используя для этих целей женщин. Чтобы достичь своего замысла, он волочился за многими, намереваясь через них добраться до руководителей Сопротивления в Словении. Не без согласия Мюллера Розумек представлялся «человечным», демонстрировал гуманность гестапо, глядя сквозь пальцы на многие антинемецкие сборища, даже не всегда арестовывая ему известного партизана. Приготовясь ловить крупную рыбу, он хотел, чтобы мальки были наживкой. Розумек работал когда-то в уголовной полиции, проштрафился, был послан на германо-польскую границу, потом принят в гестапо. Человек с подмоченной репутацией, он старался не только выслужиться, но и проявить искусство выслужиться с умом.

Гауптштурмфюреру Розумеку уже исполнилось пятьдесят лет. Большой, широкоплечий, он был еще импозантен, с шевелюрой седоватых вьющихся волос — зальц унд фефер! Портили впечатление лишь белесые водянистые «баварские» («пивные») глаза да мясистый подбородок.

Самолюбивая, избалованная вниманием мужчин, Анджела вышла замуж за Звонко Янежича не по любви, выдали ее родители почти насильно. «Чтоб девка не пошла по рукам, — говорил ее отец жене. — Звонко хоть и старше, но человек порядочный, с положением и зарабатывает хорошо! Вилла большая, опять же доход неплохой».

В 1940 году нижний этаж виллы снял богатый представитель немецкой фирмы, некий Эдуард Эйхе, молодой, обворожительный, лукавый и опытный ловелас, не чета мужу-вахлаку.

Однажды, поругавшись с мужем, который ушел на ночное тайное собрание коммунистов, Анджела, назло придумав легенду об измене мужа, явилась за «утешением» к Эйхе и осталась у него на ночь.

Началась другая, легкая жизнь, появились наряды, безделушки, Анджелу то и дело выбирали «королевой бала», она все чаще блистала в салонах лучших домов Бледа. И как было отказать обворожительному Эдуарду Эйхе в сущих, как ей казалось, пустяках: то передать несколько смешных непонятных слов, или записочку, или какую-нибудь безделушку приехавшему на отдых сановнику, дипломату, военному; посплетничать с дамами и выведать, что у генерала Н. любовница жена министра, что дипломат К. увлекается наркотиками, а супруга принца Павла в связи с председателем Совета министров красавцем Стоядиновичем…