Сказание о верном друге - Дмитрий Харламов

Солнце поднялось уже высоко, но теперь оно было бессильно против холода, который нещадно колол и щипал ребят, стоило лишь отойти от огня.

Лан в сопровождении волка снова ходил поглядеть на медвежью нору. Вернулся к вечеру с исцарапанными в кровь и подмороженными ногами. Долго отогревался.

Зурр молча носил из зарослей и складывал в кучу хворост.

Ночь почти не спали. С наступлением сумерек страх перед дивами, сотрясающими землю и горы, выпивающими речки, возник с новой силой...

Утром Лан сказал громко и решительно:

- Мы станем жить в норе медведя.

- Бо-бо! - удивился и испугался Зурр. - Разве мы можем прогнать большого зверя?

- Надо перехитрить его.

Лан с торжеством поглядел на Муну. Зурр протестующе мотнул головой и отвернулся: дескать, зачем тратить слова впустую.

Хитро подмигнув Муне, Лан взял из кучи хвороста толстую палку и протянул Зурру:

- Сломай!

Тот добросовестно пытался переломить крепкую палку своими сильными руками, но не смог.

Лан вставил один конец палки между двух стволов близко растущих деревьев, всей тяжестью тела навалился на другой ее конец и переломил.

- Разум победит силу! - самодовольно воскликнул он и торжествующе швырнул обломки в костер.

Зурр ничего не понял. Он сидел раскрыв рот и мигал. Так и он может переломить палку еще толще этой.

Снисходительно и весело Лан говорил ребятам:

- Медведь уйдет на охоту, а мы войдем в нору.

- Он вернется и убьет нас, - возразила Муна.

- Огонь не пустит его, - торжественно объявил мальчик. - Мы разведем большой огонь.

- Большому огню надо много пищи. Медведь убьет нас, когда мы пойдем за сучьями...

Лан задумался. Такого оборота он не предвидел.

А Муна продолжала:

- Маленький Орел плохо придумал.

Долго раздумывал мальчик, потом тряхнул головой.

- Теперь Маленький Орел придумал хорошо. Идемте!

Сборы были недолгими. Взяли каменное рубило, лук и стрелы. Зурр нес на плече толстый ивовый кол, который они с Ланом только что срубили. Для чего мог пригодиться этот кол, знал один Лан.

К середине дня с трудом добрались они до можжевельниковой поляны: часто приходилось садиться в снег и отогревать окоченевшие ноги.

Медведь к своему запаснику не приходил. Зловредные гиены тоже не раскопали сурков, припрятанных в яме: ни единого следочка не видно на искристом снежном насте, разве что вороньи отметины.

Не сразу нашел Лан, где закопаны тушки сурков, потому что снежные метели сровняли неровности земли. Помогла старая поваленная арча. Не без труда добыли они зверьков из-под снега и смерзшейся земли.

Мальчики зубами грызли твердое как камень мороженое мясо и жадно жевали его. Муна оказалась терпеливее. Над огнем она отогрела большущий кусок, пока не закапал с него жир, обжигаясь, ела сочное горячее мясо.

Недоеденный кусок протянула Лану. Тот вцепился зубами в пахучее и мягкое мясо и осклабился: с первого же раза по вкусу пришлась ему такая еда.

В племени таж никогда еще не ели поджаренного над огнем мяса, а только вяленое или сырое. Так, незаметно для себя, Муна сделала важное открытие впервые изжарила на огне мясо.

Насытившись, ребята закопали медвежий запасник - там еще оставались мороженые тушки сурков - и принялись рубить для факелов смолистую арчу...

К вечеру с большими вязанками на плечах приблизились они к медвежьему долу.

Зурр и Муна дрожали не только от холода, да и Лан уже не чувствовал прежней уверенности. Но отступать нельзя; без теплого жилья они пропадут.

Сурово поторапливал Лан своих друзей. На этот раз они подбирались к норе зверя со стороны уступа, в котором зияла медвежья пещера.

Оставив ребят в ложбинке, неподалеку от края уступа, Лан осторожно подполз к хилой кривой березке, чудом зацепившейся корнями за расщелину на самом краю. Пещера оказалась как раз под ним.

Было еще достаточно светло. Пристально разглядывал мальчик нетронутый снег между каменными глыбами у выхода из норы, будто медведь мог прошмыгнуть мышью, не оставив заметного с высоты уступа следа. Кое-где виден был лишь старый, сильно припорошенный след громадных лап, ведший в нору. Значит, зверь в логове.

Прихватив толстый ивовый кол, Лан в сопровождении волка поспешил к заснеженным громадным орешинам, в обход норы. К этим орешинам выходила звериная тропа от логова, змеившаяся посреди коридора, образованного обломками скал.

Уже совсем стемнело, когда тенями скатились в ложбинку Лан и волк. Глаза мальчика возбужденно блестели.

- Разжигайте большой костер, - проговорил он, с трудом переводя дыхание.

У Муны от страха и холода лязгают зубы, а Лан торопит.

Все выше поднимается пламя от костра.

С зажженными факелами приблизились к краю уступа. Маленький Орел торопливо спустился на скалу, что возвышалась у входа в пещеру и приказал:

- Бросайте!

Полетели вниз горящие головни, и вот уже трещит, разгорается костер в устье пещеры, жаркий воздух и дым от арчи взвиваются вверх, к звездному холодному небу.

Став на колени, Лан широко размахнулся и швырнул горящий факел в черную глубину пещеры, затем второй, третий...

Муна подавала ему новые факелы, а он швырял и швырял.

Ужасающий рев раздался из норы: проснулся наконец хозяин. Видно, крепко спал. Проснулся, когда огнем припекло.

На какое-то время страх охватил ребят. Лан по-кошачьи вскарабкался на уступ и бросился в темноту вслед за Муной и Зурром, но остановился возле костра в ложбинке, схватил охапку горящих факелов и крикнул:

- Йо-о-хо! Йо-о-хо!

Этот боевой клич племени должен был вернуть беглецов.

А медведь в это время метался по тесной норе и истошно ревел. Убежать бы зверю от неведомо откуда свалившейся напасти, да вход сплошь охвачен пламенем. Несколько маленьких огней пылает внутри пещеры, и медведь не в силах бороться с этим страшным врагом.

Но вот новые горящие головни полетели внутрь пещеры. Одна угодила в голову, другая запуталась в шерсти, жжет нещадно.

Накалился воздух в норе, дым разъедает глаза.

Обезумел от боли и страха могучий зверь, ринулся наружу через огненный вал, затлела, задымилась шкура, нестерпимая боль вцепилась в ступни. Вихрь искр взвился в небо.

Разметал медведь костер по снегу, помчался с ревом между глыбами, тяжко натыкаясь на острые каменные выступы, будто сослепу.

Тлела и чадила на нем шерсть, и поэтому в ночи виден был путь его. Вот он уже у орешин...

От нового рева содрогнулся воздух, показалось, будто качнулись звезды. Эхом откликнулись дальние скалы на звериный крик.

Долго из непроглядной темноты доносился то затихающий, то вновь усиливающийся рев.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});