Музыка сфер - Элизабет Редферн

Дверь резко открылась, и его мысли рассеялись. В проеме двери стоял мужчина, крупный мужчина в темной свободной одежде. Абсолютно суровым его лицо делал страшный шрам, рассекавший щеку.

Александр, заикаясь, назвал себя и уронил карточку с приглашением. Он нагнулся поднять ее, снова уронил, и к тому времени, когда он наконец выпрямился, улыбка человека со шрамом перешла в почти презрительную усмешку.

Прихожая, в которую он вошел, была внушительной и знобящей. Над черно-белыми плитками пола поднимались величественные мраморные колонны, которые поддерживали широкую галерею, опоясывающую весь второй этаж. Без какой-либо мебели, со сводчатыми потолками, откликавшимися эхом на каждый его шаг, большой дом напоминал труп, изможденное тело, лишенное жизни. И Александр, следуя за человеком со шрамом по полукружию лестницы, вновь впал в ужас при мысли, что пригласившие его владельцы дома и их гости будут говорить на своем языке. Прежде он неплохо владел французским, необходимым в его странствованиях, но теперь? Мысль о дерзости, с какой он посмел напроситься на это приглашение, совсем его подавила. Содрогаясь от дурных предчувствий, он проследовал за своим суровым проводником в большую гостиную, где его в равной мере ошеломили и сияние пылающих свечей, и множество обернувшихся к нему любопытствующих лиц.

Почти сразу же какая-то женщина отделилась от толпы и направилась к нему. Она остановилась и что-то быстро, почти резко сказала человеку со шрамом, и вот она уже стоит перед Александром, кладет тонкие белые пальцы на его локоть и говорит мелодичным грудным голосом:

— Дорогой мосье Уилмот! Так это вы прислали мне такую милую, прелестную игрушку! Видите ли, я мадам де Монпелье.

Александр, обычно боявшийся красивых женщин, был сразу покорен. Такая молодая, грациозная в каждом движении, в каждом жесте! Светлые напудренные волосы по-модному коротко острижены и увенчаны изящным головным убором из перьев, колыхавшимся, когда она двигалась. Облегающее платье из легкого бледно-зеленого шелка, длинные кремовые перчатки выше локтя. Ее нежную шею украшала единственная жемчужная нить.

Александр оторвал взгляд от ее лица, перевел его туда, куда она указывала, и увидел, что его маленькую модель Юпитера с четырьмя лунами она поставила на столик сандалового дерева рядом с ними. После посещения мастерской Персиваля три дня назад Александр до глубокой ночи засиживался, чтобы завершить эту миниатюрную модель, движимую часовым механизмом. Дэниэль встревоженно приносил ему чашку за чашкой душистого кофе, чтобы он не уснул за работой, а подушечки его пальцев от полировки были натерты чуть не до крови, и глаза у него разбаливались от усилий достичь совершенства. Но теперь модель выглядела безупречной даже на его собственный взыскательный взгляд.

Наконец он сказал на родном языке хозяйки дома:

— Самое меньшее, чего вы заслуживаете, мадам. Я наслышан о вашей репутации и репутации ваших друзей как наблюдателей небес и хотел принести дань моего уважения. Язык мой слаб, перо еще слабее, вот я и решил прислать вам эту маленькую игрушку в надежде, что она вас позабавит.

— Так скромно! — сказала она, а ее карие глаза танцевали под изогнутыми выразительными бровями. — Столь скромный и все же такой красноречивый, такой все знающий и умеющий! — Она наклонилась над моделью и повернула ключик, который по просьбе Александра изготовил Персиваль. Четыре луны — Ио, Европа, Ганимед и Каллисто — закружили вокруг своей родительской планеты в медленном эллиптическом танце. — Да, эта игрушка, как вы ее назвали, радовала меня часами, и моего брата Гая тоже. Понимаете, иногда мы называем моего брата Ганимедом в честь ярчайшей из лун Юпитера. А он называет меня Ио, возлюбленной Зевса… Неужели вы это знали и потому сделали эту модель? И мы вместе забавлялись, намечая капризные пути наших маленьких лун, таких близких друг другу, но обреченных судьбой никогда не встречаться… — Она умолкла (ее глаза на мгновение показались Александру слишком блестящими), а затем продолжала: — Мне кажется, вы слишком скромны, мосье Уилмот, во всем, что касается ваших талантов. В своем письме вы упомянули, что тоже ищите исчезнувшую планету Тициуса. Скажите мне, молю вас, насколько вы продвинулись?

Их окружили другие гости, но Александру в эту минуту они представлялись бесплотными, эфемерными.

— Мадам, — сказал он, — как и многие другие, я некоторое время изучал вычисления Тициуса. Я был далеко от Англии, когда Гершель совершил свое великое открытие. Но никогда не забуду, что я почувствовал, едва по возвращении узнал, что его новая планета оказалась именно там, где, по предсказанию Тициуса, ее и следовало искать.

— И что вы почувствовали, мосье Уилмот? — спросила она негромко.

— Я не мог спать, — ответил он просто, — не мог думать ни о чем другом. Весь день я сидел над своими выкладками и ночь за ночью смотрел в небо, ища исчезнувшую планету.

— Да, — прошептала мадам де Монпелье. — Селену.

— Селену? — Он растерялся, подумав, что она говорит о луне. Но она поглядела на него с улыбкой и объяснила:

— Селена — это имя, которое мы дали нашей пропавшей звезде в честь богини Луны, сестры зари. Вы же знаете историю о том, как она возлагала цветы на тело своего спящего любовника Эндимиона и завораживала его музыкой своего голоса. — Она закрыла глаза, начала что-то тихо напевать, но тут же оборвала еле слышную мелодию и положила руку на его локоть. — Вы когда-нибудь видели ее, мосье Уилмот? Видели Селену?

Он заколебался, смущенный ее близостью, теплотой ее пальцев на его рукаве, ее странным напевом. Наконец он сказал:

— Да, да, мне кажется, что я…

— Прошу вас, расскажите мне.

Александр смущенно прокашлялся.

— Случилось это почти два года назад в созвездии Рыб. — Он замялся, заметив, что она смотрит на него с почти болезненной жадностью. — Я видел ее две ночи подряд, — продолжал он, — но затем небо надолго заволокли тучи, и я не сумел снова ее отыскать.

— А! — Она понурила голову. — Но она была? Вы уверены?

— Я убежден, что это было небесное тело, которое вы называете «Селена», — ответил он тихо. — Но с тех пор мое зрение ухудшилось, мадам, притом в те дни я пользовался более сильным телескопом. И больше я не видел исчезнувшую звезду. — Он с новой горечью вспомнил, как вынужден был продать свой прежний отражатель, чтобы уплатить долг шантажистам.

— Но если бы вы получили возможность пользоваться более сильным телескопом, — настойчиво спросила Августа, еще крепче сжимая его локоть, — если бы в вашем полном распоряжении был бы такой, это помогло бы вам в ваших поисках?

— Несомненно, — ответил он. — Однако даже и без телескопа есть способы установить ее путь.

— Каким образом? — Она ни на миг не отрывала глаз от его лица.

— С помощью математической науки, — сказал он.

— Разумеется, — выдохнула она. — Разумеется. А вы математик…

Все ночи и дни его трудов, все часы раздумий над цифрами Тициуса — сейчас Александру чудилось, будто наконец настала кульминация всех его розысков. Здесь. В вере, которой просияло лицо Августы. Он кивнул.

— Для завершения моих поисков мне требуется только еще одно наблюдение за ней.

Теперь ее пальцы сжимали его локоть до боли.

— Мой брат Гай видел ее, — прошептала она.

Сердце Александра подпрыгнуло.

— И у него есть цифры?

— Да, о да!

Она оглядела переполненную гостиную, и Александр увлеченно проследил за ее взглядом, но ее нахмурившиеся брови явно сказали, что Гай к гостям так и не вышел. Она повернулась к Александру.

— Его еще нет, — сказала она. — Но я принесу вам его цифры.

— Сударыня, — с жаром ответил он, — для меня это будет великая честь.

— Мой милый мосье Уилмот! — Она вновь одарила его своей обворожительной улыбкой. — Человек, способный сотворить такое чудо, как это, — она снова указала на модель, — своим присутствием делает честь другим, а не наоборот. — Она тепло пожала ему руку и словно бы с неохотой обернулась к другим гостям. — Позднее мы еще поговорим. И я попрошу Гая дать вам его расчеты. Ну а пока я не должна вас монополизировать. Послушайте, мой маленький английский друг, вы ведь сами — подлинное открытие. Я буду называть вас Мышонок. А теперь я познакомлю вас с моими друзьями.

Она распорядилась, чтобы ему п одали бокал вина, и в радостном волнении он выпил его слишком быстро. Его мысли все еще были заняты тем, что Гай де Монпелье наблюдал заветную звезду и сделал вычисления, которые вкупе с его собственными могут привести к столь важному подтверждению ее пути. Но постепенно, пока его подводили то к одной группе гостей, то к другой, он был вынужден сосредоточиться не на столь возвышенных материях, хотя все же очень для него лестных, когда стало ясно, что те, с кем его знакомит Августа, уже знают его как создателя маленького Юпитера с лунами и хотят, чтобы он во всех подробностях описал сотворение миниатюрной планеты. Он исполнил их желание с застенчивой гордостью, и они упоенно следили, как он повернул ключик Персиваля, как Ио, Ганимед, Каллисто и Европа начали свой медленный танец вокруг величавого Юпитера. Некоторое время спустя у него появился еще один, менее приятный зритель, когда мадам де Монпелье, ненадолго куда-то отлучившаяся, снова подошла к нему. На этот раз, к удивлению Александра, рядом с ней был меченный шрамом привратник, который показался Александру не менее грозным, чем прежде.