Вкус манго - Камара Мариату

По словам Виктора, лагерный театр понемногу терял деньги. Война закончилась, благотворительные организации уже не поддерживали труппу, как раньше.

— Я делаю, что могу, — вздохнул он, пояснив, что пишет доклад о пользе театра для эмоционального восстановления как малолетних бойцов, так и их жертв.

Десять членов труппы остались в лагере. По выходным мы, как раньше, собирались в центре, ставили сценки, танцевали и пели. Но чаще просто сидели и разговаривали.

— Как было в Англии? — однажды спросила моя подруга Мемунату.

— Очень холодно, — ответила я. — Тебе не понравилось бы.

Хотя мне не верилось словам Ябом, что все будут завидовать и захотят навредить мне, я почти ничего не рассказывала родным и близким про Англию или Канаду. Вернувшись в лагерь, я быстро поняла, что мне очень повезло выбраться из него, и не хотела дразнить других своей удачей.

— Да ладно тебе! Дело ведь не только в холоде, — отозвалась Мемунату. — Где твои новые руки? Не вижу, чтобы ты их носила.

Я не знала, что ответить. В лагере теперь работала некоммерческая организация, снабжавшая ампутан-тов металлическими конструкциями вроде той, что я носила в Англии, а также пластиковыми кистями, ступнями, ногами. С помощью протезов люди пили, ели, мылись, готовили. Мне же было куда удобнее пользоваться культями. Наверное, я слишком выделялась из общей массы, когда родила Абдула, а сейчас мне отчаянно хотелось быть как все. Когда, спрятав культи в карманы, я разгуливала по Лондону в черных сапогах на каблуке, то чувствовала себя стильной, словно мне самое место в большом городе.

Однажды после обеда к нам в лагерь пришла Камфорт, уселась на камень возле нашей палатки и объявила, что организацией моего отъезда в Канаду займется она, а не Ябом.

— Я поеду с тобой, — улыбнулась Камфорт. Я постаралась скрыть разочарование, потому что полюбила Ябом, как родную мать.

Билл ежемесячно присылал мне около пятидесяти долларов. Благодаря этим деньгам и средствам, оставшимся после Англии, я могла больше не попрошайничать.

Канадскую визу Камфорт оформляла несколько месяцев. Ябом не ошиблась: ни консульства, ни официального представительства Канады во Фритауне не было. Документы пришлось подавать в соседней Гвинее. Камфорт сопровождала меня во время короткого перелета, но, в отличие от Ябом, не позволила мне держать ее за руку, когда самолет взлетал.

Мариату, ты уже много путешествовала. Пора привыкнуть к полетам! засмеялась она, подняла мою руку и переложила мне на колено.

Вскоре после нашего возвращения в Сьерра-Леоне Камфорт объявила, что наш отъезд в Канаду состоится через несколько дней.

— Но я хочу навестить родителей! — забеспокоилась я. — Мне нужно больше времени. Почему ты мне раньше не сказала?!

— Мне только сегодня прислали билеты на самолет, — ответила Камфорт. — Я сама ничего не знала. Так что собирай вещи и будь готова.

Мои род ители были слишком далеко, как и бабушка, которую мне хотелось обнять еще раз. Бабушка была очень старая, и я боялась, что она не доживет до моего следующего приезда в Сьерра-Леоне. Наконец я решила отправиться к Мари, Али и Адамсей в их новую деревню. Камфорт в свои планы я не посвятила, потому что знала: она будет возражать и против этого. Попросив парнишку из лагеря по имени Алусин передать ей сообщение, я остановила пода-пода др Масаики, соседней большой деревни.

Путь должен был занять не больше часа, но дорогу не ремонтировали одиннадцать лет, пока длилась гражданская война. Там попадались выбоины такой глубины, что микроавтобус то и дело сворачивал в густую слоновую траву, чтобы не провалиться. Из лагеря я выехала утром, а к месту назначения добралась лишь под вечер.

Новая деревня Мари, Али и Адамсей, располагающаяся прямо у дороги, состояла из десяти глиняных домов с железными крышами. Названия у нее еще не было, и мои родные не знали почти никого из соседей.

— Кое-кого я видела в лагере, но близко не знакома ни с кем, — сказала Мари. — Наша семья раскидана по стране. Мы живем среди чужих, — сетовала она. — Я мелю кассаву рядом с женщиной и понятия не имею, как ее зовут. Так нельзя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мари, Али и другие жители вспахали и засеяли поля на новой ферме. Урожай ожидался через год, а пока они покупали продукты на деньги, которые Билл присылал мне, пока я была в Англии. Неподалеку от новой деревни было озеро, и Али часто ловил рыбу.

Я собиралась заночевать у дяди, тети и Адамсей, но когда мальчишки развели большой костер, а девчонки надели юбки из травы, чтобы танцевать, показался Алусин, парнишка из лагеря.

— Тебе пора! — выпалил он, тяжело дыша от бега.

Я вскочила в полном изумлении:

— Как ты сюда попал?

— Ехал на пода-пода, но он остановился на дозаправку в Масаике, — объяснил Алусин, по-прежнему не в силах отдышаться. — Бензина на всех не хватает; водитель сказал, что очередь на заправку может подойти через час-другой, и мне пришлось бежать сюда.

Адамсей грустно смотрела на костер. Мы обе понимали, что я должна уйти с Алусином.

— Камфорт говорит, что тебе нужно немедленно вернуться во Фритаун, — продолжал Алусин. — Она дала мне денег, чтобы я привез тебя в лагерь. Утром ты должна заполнить документы, не то не успеешь на самолет.

— Мне же только через два дня улетать, — возразила я.

— Камфорт требует, чтобы ты вернулась. Немедленно.

Я села перед Адамсей и прижалась лбом к ее лбу.

— Я люблю тебя, — шепнула я. — И всегда буду любить. Скоро настанет твой черед.

ГЛАВА 17

Я наблюдала, как наш самолет снижается над Международным аэропортом Торонто имени Пирсона.

— Там все белое! — воскликнула я, выглянув в окно. — Мы умерли?

— Нет! — засмеялась Камфорт. — Просто летим через облака.

Мы были в пути уже девятнадцать часов. Мой лучший африканский наряд, красно-желто-зеленые докет и лаппа, весь помялся. Я чувствовала себя грязной, хотя за время перелета из Лондона в Торонто трижды ополаскивала лицо и чистила зубы.

Самолет нырнул.

— Ой! — взвизгнула я, схватила Камфорт за руку и зарылась лицом ей в шею.

На сей раз она меня не оттолкнула.

— Это просто турбулентность, — объяснила мне спутница. — Смотри! — Она показала в окно.

Я охнула, увидев растянувшийся внизу город. Он был огромным! Взгляд зацепился за большой участок зеленого; за ним следовали коричневые бетонные дома, потом снова зелень. «Канада понравится мне больше Англии, — подумалось мне. — Я уже вижу цвета».

В терминале аэропорта служащая погранконтроля пролистала мой паспорт, остановившись, чтобы рассмотреть визу.

— Добро пожаловать в Канаду! — сказала она с улыбкой.

Когда мы прошли в зону прилета, я приготовилась к первым образам и запахам новой для себя земли. А меня встретили голоса — меня звали по имени, ослепляли фотовспышки, люди тянули руки, чтобы меня коснуться.

— Что происходит? — спросила я у Камфорт.

— Это журналисты, — ответила она.

— Что им от меня нужно? — удивилась я.

— Наверное, их потрясла твоя история.

Камфорт улыбалась в объективы, а я спряталась за нее. Только журналисты хотели снимать не мою спутницу, а меня.

Наконец фотовспышки прекратились.

— Пойдем, Мариату, — шепнула Камфорт, повернувшись ко мне. — Разыщем Билла и покончим с этим.

Двое мужчин в форме подошли ко мне и поздоровались по-английски. Сначала я испугалась. Фритаунская полиция, как правило, действует грубо, а эти мужчины с серьезными лицами и жесткой, энергичной походкой напоминали полицейских. Когда они велели нам с Камфорт следовать за ними, я решила, что у меня проблемы. Вдруг они поняли, что мне тут не место? Я ведь всего лишь бедная девочка из сьерра-леонского поселка, которой ради пропитания приходилось просить милостыню. Но эти полицейские оказались милыми. Они зашагали по обе стороны от нас с Камфорт, защищая от журналистов, и повели в глубь зоны ожидания к высокому белокурому мужчине. Рядом с ним стояли светловолосая женщина и парень примерно моего возраста.