Параметры риска - Леонид Репин

На метеостанции Екедже, где с маленькой дочкой живут супруги Виктор и Надежда Софроновы, их встретили словно родных. Люди в те края очень редко заходят, поэтому вполне можно понять, с какими чувствами они принимают каждого нового человека.

У Надежды незадолго до того был день рождения, и супруги с понятным нетерпением ждали гостей, чтобы разделить с ними радость: из радиосводок они знали, что экспедиция находится совсем близко.

Однако по вполне понятным также причинам застолья не получилось. Семерка нарушать режим не могла, да и в научной группе тоже был установлен сухой закон, и специалисты с сочувственной улыбкой выслушивали приглашения хозяина, совершенно уже отчаявшегося, выпить с ним хотя бы рюмку. "Да поймите вы, — говорил Виктор. — Мне целых тринадцать лет выпить не с кем! А тут — у жены день рождения!"

Добрые, сердечные Софроновы… Так не хотелось от них уходить…

Из дневника Виктора Голикова: "Идти становится все труднее. Запас воды и сил убывает очень быстро по мере подъема солнца. О его восходе в пустыне можно писать поэмы… Сначала, когда вокруг еще темно, робко загорается заря, как бы подглядывает в дверь- можно ли войти. И, словно бы получив разрешение, постепенно разгорается, заполняя весь горизонт оранжево красным светом. Останавливаемся и смотрим на солнце… А через два часа мы уже не могли думать о нем без содрогания".

Но и в пустыне случаются радости. Утомленным, измученным жаждой и отчаянием путникам она дарит такие незабываемые краски, о которых рассказывал Виктор. Слабое, конечно, вознаграждение! И ни с чем не сравнимая радость, возможно даже и счастье, от встречи с водой. Особенно, если эта вода прозрачна, вкусна, холодна.

Однажды они вышли на колодец с такой водой. Анализ же показал, что пить ее нельзя: большое содержание солей серной кислоты. Даже и кипячение не избавляло от них. А ведь какой, казалось, подарок… Несколько человек в научной группе не удержались от соблазна и вопреки категорическому запрещению пили ее. У всех была рвота.

Наверное, можно понять этих людей, когда и солоноватая, мутная водица доставляет подлинное наслаждение. Она приносит избавление и с каждым глотком наполняет человека новыми силами. Нет ничего в пустыне ценнее воды.

Зейнел Сакибжанов перед последним своим переходом, когда все небо уже выстлали яркие звезды, произнес тихо, задумчиво: "Знаете, мои мысли часто возвращаются к тому, что к воде необходимо относиться бережно. Она не должна просто так пропадать, ведь она может стоить человеческой жизни…"

Чтобы это попять, надо было прочувствовать нечто очень серьезное. Чтобы прийти к такой мысли, человек пересек всю пустыню. Пользуйтесь этой мыслью: Зейнел безвозмездно вам ее отдает.

Был один день, когда пустыня щедро отдарила их за лишения. Неожиданно открылось большое соленое озеро. С каким же наслаждением погрузились все в прохладную воду… Так приятно было почувствовать себя снова чистым и свежим…

И опять путь, дорога без дороги и поднимающая настроение радость, когда под ногами вновь оказывается нужная, желанная колея.

Бесчисленное количество дорог пересекает пустыню. След после проехавшей машины может оставаться очень и очень долго. Скольких путников ввели они в заблуждение! Вот почему достойна удивления та уверенность, с которой штурманы экспедиции Эмиль Баль и Владимир Климов без карты, а только по ими самими составленной схеме провели товарищей через пески.

Из дневника Виктора Голикова: "Прошли барханные пески. Спуск, подъем, снова спуск и снова подъем. Ноги вязнут в песке. Скорость передвижения резко снизилась. Прошли два колодца с водой с запахом сероводорода. Пот заливает глаза, мы пытаемся спрятаться от палящего солнца в крохотных тенях от рюкзаков. Хочется уменьшиться в своих размерах…"

И снова — обследования, одно за другим, на ходу и па десятиминутном привале, на дневном отдыхе, когда нестерпимо хочется спать и когда неудержимо тянет пить, а пить нельзя, хотя и есть под рукой вода — нужно сначала проделать медицинские анализы. Значит, и спать тоже нельзя…

И снова Кондратенко первым показывает пример, встает, когда нет сил встать. За ним — Гельмут. Потом — все остальные.

Из дневника Николая Кондратенко: "Дорога очень трудна. От рубахи идет сильный, неприятный запах. Подушка с водой в рюкзаке неполная, и вода надоедливо плещется на каждом шагу. Это раздражает, как часы на мокрой от пота руке. Сплю на ходу. Ощущения хуже, чем в переполненном трамвае".

Научная группа, передвигавшаяся на машинах, далеко не каждый день входила в контакт с семеркой — лишь когда по плану надо было провести необходимые обследования с помощью приборов или когда на длинном отрезке пути, где рассчитывать на колодцы не приходилось: только в таких случаях на маршрут идущим подбрасывали воду.

Два долгих, томительных дня специалисты провели на месте, не в состоянии тронуться в путь — поднялась сильная пылевая буря, застлала вуалью все небо, сократила видимость до нескольких десятков метров. Никто не знал в это время, где пережидает бурю семерка, не застигла ли буря ее в пути. Очень это были тревожные, беспокойные дни…

А тех буря только краем задела — так далеко они находились. Подняла, вскружила песок, заставила втянуть голову в плечи, плотней запахнуться, ускорить шаг.

Но вот ветры доставили им много неприятных, монотонно раздражающих дней и часов. Долгое время о спину дул слабый, горячий ветер, в точности равный скорости их ходьбы. От этого казалось, что они шли в не подвижном, тяжелом и вязком воздуху И лишь когда ветер менял направление, дул хотя бы чуть-чуть под углом, они могли издохнуть с облегчением.

В этой знойной дороге у них было два праздника, два дня рождения. Гельмуту исполнялось 35 и 25 лет — Николаю Устименка. Это произошло как раз посреди Каракумов. Из научной группы прислали торт, состряпанный с трогательной старательностью из галет и сгущенки, а сами ребята подарили виновникам торжества по крохотному самоварчику, заблаговременно приобретенному нарочно для такого случая. Предусмотрели и это!

Наверное, каждый из них готов был бы много отдать за то, чтобы те самоварчики — но волшебству, разумеется, — стали большими и напоили их горячим, спасительным в жаркой Туркмении чаем… Хотя, оказалось, и маленькие тоже умеют согреть: душу, например.

Рано утром пятого августа, едва солнце поднялось, они увидели прямо перед собой фиолетово-зубчатую гряду Копет-Дага. Это было столь неожиданно, что Кондратенко даже зажмурился — так напомнили горы его родной Заилийский Алатау… Показалось на какое-то мгновение: пот я и дома… Такое счастье, что все уже позади… Копет-Даг стал естественной границей не только пустыни, казавшейся им бескрайней, но н долгого, тяжелого пути. Конец теперь был близок, но им предстояло идти еще два дня.