Поцелуй или смерть - Дей Кин

Телефон звякнул, когда Галь положила трубку.

«Шлюха, — подумал Менделл, — маленькая грязная шлюха».

Действия Галь оборачивались для него большими сложностями. Он — всего лишь поляк из квартала возле скотобоен и с диагнозом сумасшедшего, а она — из фамилии Эбблингов. «Да, сержант, дочь Джона Эбблинга. Большой дом на Драйв». Дочь покойного Джона Эбблинга…

Менделл в последний раз бросил взгляд на дверь и поглубже натянул на голову шляпу.

— До свиданья, малышка! — пробормотал он, застегнув пиджак слева направо, вышел из дома через заднюю дверь и прошел по покрытой снегом аллее к гаражу.

Глава 19

В Чикаго тоже шел снег. Большим снегоуборочным машинам досталось очень много работы на Уотер-Драйв, на бульварах, на трамвайных рельсах и вообще на всех улицах города. Менделл остановил машину Эбблингов, не доезжая двух кварталов до дома матери. Несмотря на то, что было очень рано, на тротуаре, покрытом снегом, виднелись следы людей. Небольшие группки прятались в парадных и подворотнях от ветра в ожидании трамвая. Они ехали на работу, чтобы было чем заплатить за еду, за квартиру, за газ, купить себе ботинки, одежду, перчатки… Менделл медленно шел по холодной улице. В большинстве кухонь уже горел свет, в других комнатах свет зажигался на его глазах. Ледяной воздух пропитывался запахом жареного бекона, лука и кофе. Соседские дети вылепили снежную бабу в маленьком дворе дома его матери. Способы делания снежных баб не менялись. На них всегда были надеты старые шляпы, они всегда курили прогоревшие старые трубки, у них всегда были кусочки угля вместо глаз. Менделл щелчком отправил сигарету в снежную бабу и пошел по белому снегу к дому. На тропинке виднелись следы молочника, толстый слой снега лежал на бутылках молока и сметаны.

Менделл забрал бутылки, поднялся по лестнице и тихонько постучал в дверь Дойлов. Потом он снова постучал и, не получив ответа, попытался открыть дверь. Это ему удалось, и он вошел в темную и теплую кухню. Здесь ничего не изменилось. Розмари редко запирала дверь на ключ, только когда оставалась одна. Ведь два ее брата служили в полиции.

Маленький дом спал. Менделл ногой закрыл дверь и поставил бутылки с замерзшим молоком на стол, покрытый клеенкой. Потом он замер, вглядываясь в темноту и пытаясь вспомнить, где спали Джон и Пат — в передней комнате или в дальней. Ему хотелось поговорить с Патом, но и Джон устроил бы его. Дальше Барни решил не ходить. Когда они покинут этот дом, то отправятся в полицейский участок к инспектору Карлтону. Но до этого Менделл хотел иметь полную ясность о своем деле, хотел иметь друга по другую сторону закона. Он желал, чтобы кто-нибудь знал и его версию происшедшей драмы.

Сидя в темноте маленькой кухни, Менделл пытался успокоиться и привести мысли в порядок. Его обвинят в двух убийствах, а может быть, и в трех. С его диагнозом сумасшедшего, с Галь, бессовестно лгавшей полиции в Лайк-Форест, его, вне сомнения, обвинят в этих преступлениях. Может, его казнят, а может, только пожизненно заточат в сумасшедший дом. Но, что бы там ни было, ему хотелось повидать Пата, Джона, Розмари, Джоя Мерсера и свою мать. Он хотел, чтобы они знали, что он — не последний негодяй…

Барни открыл дверь дальней комнаты.

— Пат, — тихо позвал он, — Джон!

— О, это ты! — села на кровати Розмари. — Я слышала, как кто-то возится на кухне, и думала, что это кто-то из моих братьев.

В этот момент зазвонил будильник. Розмари откинула одеяло, встала и босиком прошлепала к окну, открыв его и нажав по дороге на звонок будильника. Потом она зажгла свет и, поежившись от холода, посмотрела на Менделла.

— Барни, что ты здесь делаешь в шесть часов утра?

Менделл вспомнил, что он в шляпе, и снял ее.

— Сожалею, — ответил он, — но я ошибся дверью.

— Я тебя спрашиваю, Барни.

— Я хотел сказать кое-что Пату.

Розмари взяла свой зеленый халат, висевший на стуле возле кровати, и надела его поверх ночной рубашки.

— Что именно?

— Я не сумасшедший, — ответил ей Менделл, — и никогда им не был. И я женат на шлюхе.

Розмари откинула прядь волос, упавшую ей на глаза.

— И когда ты это понял?

— Этой ночью.

— И теперь ты пришел поплакаться?

— Да.

— В шесть часов утра? — Она застегнула молнию на халате и, сидя на кровати, нашарила на полу свои туфли. — Лучше бы ты вышел отсюда, Барни. Пат вчера вечером не работал. И если он или Джон проснутся и увидят тебя в моей комнате…

Но Менделл уже переступил порог опасности.

— Полагаю, что смогу им объяснить.

— Тогда начни это сразу же, старина, и побыстрей, — проговорил позади него из темной кухни Джон Дойл.

— Доброе утро, Джон! — произнес Менделл, не оборачиваясь.

Сильная рука схватила его за плечо.

— Ты слышал, что я сказал? Говори и побыстрей! Ты сам, Барни, на это напрашиваешься. И уверяю тебя, что ты получишь то, что заслужил. Что ты тут делаешь?

Розмари обула вторую туфлю.

— Барни обнаружил, что он не сумасшедший и что его жена — шлюха.

— И после этого он захотел переспать с тобой? Да?

— Нет! — запротестовал Менделл. — Поверь мне, Джон!

— Ну, конечно, это так естественно, — сказала Розмари. — Я всегда принимаю своих воздыхателей, одетых в пальто.

— Ты способна на это с Барни! Ты всегда плакалась о нем!

— Не будь идиотом, Джон! — прервала его Розмари, поправила платье и опустила руки. — Ты не пьян, Барни?

— Нет, я ничего не пил, — покачал головой Менделл.

— Какие еще новости?

— Мистер Эбблинг умер…

— Кто его убил?

— Не знаю.

— Не знаешь?

— Нет. Но они подтвердят, что это я.

Раздались тяжелые шаги, и в кухне зажегся свет.

— Что здесь происходит? — раздался голос Пата. — Боже мой! — воскликнул он, увидав Менделла.

— Посмотри, кого я нашел в комнате Розмари, — объявил Джон.

— На пороге моей комнаты, — уточнила Розмари. — Барни говорит правду… Это вас двоих он искал… если только меня не зовут Пат и Джон.

Пат Дойл закончил застегивать свою рубашку, потом, оттолкнув брата, потащил Менделла от двери комнаты на кухню и усадил его на стул.

— Возможно, я ошибаюсь, — пробурчал Пат, — может, ты сумасшедший. Вся полиция идет по твоим следам, а ты появляешься тут, свежий, как роза, и нарядно одетый…

Менделл засунул одну руку между коленей, а на пальце другой принялся вертеть шляпу.

— Нет, Пат, я не сумасшедший, и я им никогда не был.

— Я это знал.

— И ты был прав. Я только думал, что я сумасшедший, понимаешь? Но при всех обстоятельствах я пропал. Если я скажу, что я не сумасшедший, то меня поджарят на электрическом стуле. Если же я буду прикидываться сумасшедшим, меня на всю жизнь запрут в сумасшедший дом…

— Я, действительно, слышал, что мистер Эбблинг мертв?

— Да.

— Как это случилось?

— Убит двумя пулями в живот.

— Кто это сделал?

— Галь подтвердит, что я. Она уже объявила фликам из Лайк-Форест, что я его убил. Я убежал в Линкольн-Старис. Когда я уйду отсюда, то отправлюсь в полицию и сдамся инспектору Карлтону. Или один из вас может отвести меня, чтобы получить благодарность. Но прежде чем меня запрут в кутузку, я хочу, чтобы кто-нибудь знал мою версию этой истории.

Джон Дойл взял стул.

— Валяй, Барни, мы тебя слушаем.

Менделл уронил свою шляпу на пол и хрустнул суставами.

— Как я уже вам объяснил, они попытаются свалить на меня смерть мистера Эбблинга и, больше того, Вирджинии Марвин, а может, даже и мистера Куртиса…

— Кто это «они»? — поинтересовался Пат.

Менделл задумался над этим вопросом.

— Моя жена, — наконец ответил он, — и, я полагаю, шофер. Крупный парень, по имени Андре. Он может оказаться тем парнем, который оглушил меня в номере отеля и с которым я застал свою жену два года назад… У меня достаточно оснований так думать… — Менделл покачал головой. — Во всяком случае, события сегодня утром протекали не так, как они рассчитывали. Они полагали, что я потерял сознание. Сначала так и произошло. Им это нужно было по целому ряду причин, и это сделала добрая доза хлороформа и виски…

— После другой странной серии случаев? Таких, о которых ты мне уже рассказывал? — уточнила Розмари.

— Да, — кивнул Менделл и брезгливо поморщился. — И это после того, как я вопил на весь дом, что не хочу быть сумасшедшим. Я даже прослезился. Но что бы там ни случилось, я очнулся на полу спальни с револьвером в руке. Мистер Эбблинг лежал тут же мертвый, убитый двумя револьверными пулями. И все, что я мог вспомнить, это последние слова Галь, которые за вечер она мне несколько раз повторила: «Я предпочитаю видеть тебя мертвым, чем заключенным в клинику!» Это то, что я вам хотел рассказать. Я уже счел себя сумасшедшим, решил, что я убил мистера Эбблинга… — Менделл вытер лицо носовым платком. — Тогда я сунул ствол револьвера в рот… и не смог нажать на спуск.