Неугасимый огонь - Биверли Бирн

Большинство постояльцев мало внимания обращали на певицу, потому что слишком много его уделили вину. Роберта не покидало ощущение, что ее песни глубоко запали ему в душу. Его потрясла ясность ее голоса, топа и то, как она брала верхние ноты. Ее пение приворожило его и он не сразу вспомнил, что пришел сюда ужинать.

Стол для него был накрыт в отдельной угловой комнате.

– Кто эта девушка? – спросил он у женщины, подававшей ему ужин. – Она часто здесь поет?

– Никогда раньше мы их не видели, сеньор. Они вместе с мужем зашли и попросили разрешения развлекать гостей. Говорят, что ее зовут Софья, а ее мужа Пако. Они цыгане. Я думаю, что он таскает ее по всем постоялым дворам этой местности.

– Мора, моя жена поет везде, – произнес вошедший мужчина.

Ему было, как минимум, вдвое больше, чем его жене. Взглянув на него, можно было без труда определить, что это за человек – этот цыган выглядел неопрятно и доверия не вызывал.

– Вам повезло, у вас такая талантливая жена, – произнес Роберт.

– Да, сеньор, это так. Но мы люди бедные… – Мужчина держал в руках перед собой потрепанную шляпу.

Роберт открыл кошелек и бросил в нее две монетки, затем, повинуясь внезапному порыву, еще одну покрупнее.

– Купите своей жене что-нибудь красивое. Ее голос мне очень понравился.

– Я так и сделаю, сеньор. Благослови вас Бог за вашу доброту. Да улыбнется вам небо, сеньор.

Эти слова сопровождались многочисленными поклонами, но этим и ограничивалась его способность разыгрывать подобострастие. На выражение глаз она не распространялась. В них Роберт ничего не видел, кроме низости под маркой стыдливости. Вот дурак, подумал он, мягкосердечный идиот, дал этому мерзкому цыгану еще денег и вообразил, что он способен потратить их на жену. Да он их пропьет тут же, на постоялом дворе. Роберт припомнил все, что слышал о цыганах. Тот попятился из комнаты, словно Роберт был каким-то восточным божеством, повернуться задом, к которому считалось величайшим грехом. Англичанин склонился над уже остывшим ужином.

Судьба бессмысленна, – размышлял Роберт. Родись эта девушка в другой семье, но не в бедной и цыганской, ее внешность и голос позволили бы ей стать женой дворянина. Вместо этого она вышла замуж за человека, годившегося ей в отцы и вынуждена петь перед пьяной чернью, которая не в состоянии по достоинству оценить ее талант. Не желая занимать себя этими размышлениями, Роберт энергично потряс головой, отгоняя мысли об увиденном, как отгоняют мух и ринулся в атаку на цыпленка. Птица оказалась вкуснейшей. О том, что цыпленок мог быть зажарен на свином сале, Роберт не позволил себе и думать.

Девушку-цыганку англичанину пришлось увидеть еще раз. После ужина Роберт направился в конюшню, чтобы посмотреть в порядке ли лошадь. Коня почистили, накормили и поставили в приличное стойло. Роберт, довольный увиденным, возвращался в свою комнату, размышляя о том, что сейчас он ляжет спать, а завтра, ранним утром продолжит свой путь. Цыганская пара собиралась уходить. Девушка накинула на голову пеструю шаль – ночи стояли прохладные. Роберт разглядел лишь ее лицо и поразительные синие глаза. Она шла в нескольких шагах позади мужа. Роберт должен был пересечь им дорогу. «Пожалуйста, проходите», – пробормотала она и посторонилась, уступая ему дорогу.

– После Вас, сеньора, – Роберт приостановился и сделал приглашающий жест рукой.

Она улыбнулась ему едва заметной, покорной улыбкой и прошла вперед.

– Сеньора, – вдруг вырвалось у него, – спасибо за ваши песни. Я восхищен вашим голосом.

– Вы очень любезны, сеньор, – услышал Роберт в ответ.

Ее муж, заслышав этот обмен любезностями, повернулся к ним.

– Да это тот самый господин, о котором я тебе говорил. Самый благородный человек во всей Андалузии! – Он отвесил Роберту серию поклонов, как и во время ужина.

– Пошли, нам нельзя задерживать их светлость, – проговорил цыган и схватил жену за руку.

Несмотря на то, что он все еще не вышел из своей роли и раболепно подскуливал, от Роберта не укрылся его взгляд, завистливый и недобрый. Бедное создание, ты заслуживало гораздо лучшей участи.

5

Июнь и июль в то лето выдались прохладными, шли даже дожди, что в Андалузии случалось не часто. Летние щи мало чем отличались один от другого, а для Софьи они слились в одни бесконечные сутки: долгие переходы от одного постоялого двора до другого. Многочасовое пение по вечерам, потом ночевка под открытым небом. Но все это было более-менее терпимо даже при том, что Софья ждала ребенка, но когда наступил август и принес испепеляющую жару, вот тогда ее жизнь превратилась в кошмар. И это ужасное существование продолжалось до начала октября. У нее не хватало смелости жаловаться, да и кому?.. Пако бил ее по любому поводу. Софья заметила, что избивать ее стало для него привычным удовольствием. Не таким, как для Терезиты – той было интересно поучить ее уму-разуму, для Пако же синяки, оставленные его кулаками или кровавые полосы на ее теле от узловатой плетки были предметом восхищения. После истязаний он всегда набрасывался на нее, как похотливый бык и рыча от удовольствия, проникал в ее тело. Насладившись телом Софьи, Пако отваливался от нее и тут же засыпал. На женщину находила беспросветная тоска. Неужели между мужчинами и женщинами всегда было и будет одно это? Неужели девчонки в таборе хихикали над этим? И что, выйди она замуж за Карлоса, все было бы точно также? Нет, не будет она думать о прошлом. Карлос покинул ее, бросил. Наверное, он оказался слабаком, каким его и считали.

– Хватит сидеть и глазеть по сторонам, – Пако потянулся за кувшином и надолго припал к нему. Красные капли стекали по его бороде, как кровь. Он отер рот и рявкнул: «Давай, быстро все укладывай, и спать, завтра рано утром уходим».

Она, не проронив ни слова, стала собирать в корзину остатки еды, хлеб, сыр, оловянную посуду. Завтра эта корзина будет висеть у нее на спине. Когда четыре месяца назад они начали свое странствие, у них был еще ослик. Но однажды Пако, после того, как на одном постоялом дворе гости показали себя скуповатыми, по его мнению, решил его продать. «Если ты не можешь заработать себе на хлеб, так будь вместо осла», – сказал он жене.

Для Софьи таскать на себе корзины было не в новинку. Во время странствий с табором Зокали ей часто приходилось это делать. Что для Софьи было действительно необычным, так то, что на протяжении нескольких недель она общалась с одним-единственным человеком. А еще пение. Она ни разу не слышала о том, чтобы цыгане пели за деньги. Софья даже подозревала, что они поступают вопреки цыганским законам.

– Муж…, – позвала она.