Резидент свидетельствует - Елисей Синицын

— Повторите, кто сообщил вашему источнику эту информацию.

— Информация получена Монахом от «П.», присутствовавшего при подписании соглашения с немцами о вступлении Финляндии в войну с СССР на стороне Германии, — сказал Фитин, добавив при этом, что Монах надежный источник.

Других вопросов Сталин не задавал. Наступило молчание. Сталин задумался. Затем, повернувшись лицом к Меркулову, впервые с начала доклада строго сказал:

— Перепроверьте все сведения и доложите.

Меркулов ответил:

— Будет сделано!

Наркому Меркулову вопросов не ставилось. В знак окончания встречи Сталин кивнул головой, и они вышли из кабинета.

Я задал Фитину вопрос, почему Меркулов по ходу его сообщения Сталину не подтвердил, что надежность и преданность берлинских источников и Монаха проверена их прежними сообщениями и дополнительная проверка ничего нового не даст, а только зря будет потеряно время. Если бы Меркулов сказал, что донесения нашей агентуры в Германии о нападении гитлеровцев на Советский Союз подтверждаются донесением надежного источника из Финляндии, то этот довод мог бы убедить Сталина и вызвать у него реакцию смертельной опасности.

На это Павел Михайлович высказался в том смысле, что он ждал поддержки Меркулова, но тот стоял по стойке «смирно» и молчал. До сего дня он не может понять, почему нарком отмалчивался. Меркулов мог поддержать его и в той части доклада, где сообщались агентурные данные, полученные нашими работниками К. У. и К. Г. от агентуры в Варшаве о переброске к советской границе крупных воинских соединений, большого количества танков, артиллерии, другой военной техники. От них было также получено агентурное сообщение о нападении Германии в начале третьей декады июня. И в отношении этих сообщений Меркулов мог бы обратить внимание Сталина на близкую дату начала войны. Но он этого не сделал, он молчал, сказал Фитин.

Далее Павел Михайлович по-дружески сообщил мне, что его удивило отношение Сталина к докладу агентурных материалов, в которых ясно и однозначно сообщалось о нападении гитлеровской Германии и Финляндии на СССР 22 июня 1941 года. Слушая его доклад, Сталин проявлял какую-то торопливость, вялую заинтересованность и недоверие к агентам и их донесениям. Казалось, что он думал о чем-то другом, а доклад выслушивал как досадную необходимость.

В заключение своего рассказа начальник разведки со вздохом добавил, что когда услышал о нападении немцев, он был потрясен тем, что оказался беспомощным убедить Сталина в достоверности агентурных сообщений. Когда он несколько успокоился, я высказал ему свое мнение по поводу их встречи 17 июня. В этом разговоре, который должен был остаться между нами, — иначе нам обоим не сносить головы, — я высказал мнение, что большая вина лежит и на наркоме Меркулове. Он редко лично докладывал Сталину документы о подготовке немцев к войне, не сообщал об агентуре, о ее возможностях добывать секретную документальную информацию из окружения Гитлера, Геринга[14] и др., не настораживал Сталина о грозящей опасности со стороны Германии. В силу этого Сталин перестал, а может и не начинал, серьезно относиться к информации советской разведки.

Десять дней небольшой срок, но мне до сих пор горько и тяжело осознавать, что сообщение Монаха о нападении гитлеровской Германии и Финляндии на Советский Союз 22 июня 1941 года Сталин проигнорировал…

Задание: в нейтральной Швеции работать против войны

В начале октября 1941 года по решению ЦК ВКП(б) большая группа разведчиков (свыше 100 человек) с семьями были эвакуированы из Москвы в города Куйбышев, Уфа, Ташкент, Алма-Ата, Новосибирск.

Мне предложили выехать в Алма-Ату для оказания консультативной помощи следственному отделу Наркомата республики по раскрытию разведывательной деятельности против СССР трех немецких миссионеров, действовавших из китайского города Кульджа.

При ознакомлении с подследственными и материалами на них оказалось, что это были глубокие старики, десятилетиями работавшие среди китайского населения по обращению китайцев в католическую веру и не имевшие никакого отношения к разведке. Местные работники все же сочли их кадровыми сотрудниками немецкой разведывательной службы и репрессировали их. Как ни старался я убедить следователей, что это только глубоко верующие католики, но не удалось отговорить от расправы над ними.

Второй задачей для меня было изучение скандинавских стран, имея в виду, что в одну из них я буду направлен на работу после окончания войны. К марту 1942 года успел подробно изучить Норвегию и пополнить знания по Финляндии. Неожиданно Москва телеграммой предложила возвратиться в Наркомвнудел и заступить на работу в качестве заместителя начальника отделения по скандинавским странам. В августе 1943 года приказом руководства наркомата мне предложили выехать на работу в Швецию в качестве зам. резидента и дали три месяца на оперативную подготовку к отъезду в страну.

В начале ноября 1943 года я был командирован из Москвы в город Беломорск, временную столицу Карело-Финской ССР, куда из занятого финнами Петрозаводска были эвакуированы все государственные учреждения республики по делам партизан, засылаемых в тыл финских войск. Узнав, что Отто Вильгельмович Куусинен находится в этом городе, решил позвонить ему и попросить встречи в связи с предстоящим моим отъездом в Швецию на работу в советское посольство по делам Финляндии.

Когда дежурный секретарь соединил меня с ним, Куусинен, вспомнив меня, сразу же после приветствий сказал, что сейчас высылает автомашину, чтобы привезти меня как гостя к себе домой, где я могу остаться на все время пребывания в Беломорске. Так и получилось. Два длинных вечера до поздней ночи я имел возможность в вольной беседе узнать мнение о «зимней войне» человека, который волею Сталина стал причастен к подготовке и окончанию ее.

Е. С иницын с первым орденом «Знак Почёта». Фото конца 1940 г.

В первый же вечер после ужина мы уселись в мягкие кресла у журнального столика, чтобы выпить по чашке кофе.

Воспользовавшись хорошим настроением Куусинена по случаю очередного окружения и разгрома немецких дивизий на советско-германском фронте, я сказал ему, что в период моего пребывания в Финляндии после «зимней войны» финские политики буквально атаковали меня вопросами: можно ли было избежать этой войны, кто несет большую ответственность за ее начало и так далее. Надо полагать, что когда я вернусь в Финляндию после ее капитуляции, подобные вопросы мне будут задавать и дальше.

— В этой связи, уважаемый Отто Вильгельмович, прошу просветить меня, как отвечать финнам на эти вопросы?

— Это сложные вопросы, — сказал он, — но сейчас на них можно полнее ответить, чем в ту ночь, когда мы перед самой войной ехали с вами в Ленинград. Надо сказать, что когда Гитлер к лету 1939 года оккупировал половину Европы и свою армию повернул на Восток, к советской границе, стало ясно, что он приступил к созданию плацдарма для нападения на Советский Союз.

Начавшиеся переговоры с Финляндией показали, что финское правительство упорно сопротивляется подписанию подобного соглашения, и возникло опасение, что Финляндия прервет эти переговоры. На такой случай Сталин, вызвав к себе наркома Ворошилова и Куусинена, предложил им начать подготовку к военному вторжению на Карельский перешеек. Когда Куусинен заметил, что в случае проведения такой акции может выступить Германия совместно с Англией и Францией, Сталин зематил, что Германии опасаться не следует, с ней имеется договоренность. В наши отношения с прибалтийскими государствами и Финляндией она вмешиваться не будет.

— Чтобы этого не сделали Англия и Франция, вторжение надо провести в две-три недели, — сказал тогда Сталин, строго обращаясь к Ворошилову.

В начале ноября, когда правительство Финляндии прервало переговоры и отозвало свою делегацию из Москвы, Сталин пригласил к себе Молотова, Ворошилова и Куусинена. Куусинен рекомендовал послать Финляндии ноту с предложением, чтобы она в ближайшие дни перенесла линию границы на Карельском перешейке на 25 км в сторону города Выборга, не предъявляя других требований. Сталин согласился с таким предложением, и нота была послана.

— Финское правительство отказалось от такой минимальной уступки, — сказал Куусинен. — Поэтому я считаю, что в «зимней войне», как и в войне против СССР на стороне Германии, повинно правительство Финляндии. На заседании Политбюро, где мы побывали с вами, был утвержден и принят план Сталина о начале вторжения в Финляндию 30 ноября 1939 года. Ворошилов, которого Сталин обязал согласовывать свои действия со мной, говорил, что войну он закончит не позднее, чем через 2–3 недели. На самом же деле оказалось, что Генеральный штаб Красной Армии открыл фронт без необходимой подготовки как по численности солдат и офицеров, так и по оснащенности танками, тяжелой артиллерией, автотранспортом и связью.