При дворе Тишайшего. Авантюристка - Валериан Светлов

Старики с недоумением посмотрели на молодого человека, а его отец махнул рукой и, усмехнувшись, промолвил:

— Ну, что же я говорил? Что может он сказать толкового? Совсем с пути сбился молодец!

Леон вспыхнул, хотел резко возразить отцу, но вовремя удержался и только до крови закусил губы.

За него неожиданно вступилась царевна.

— Князь Леон прав, — тихо проговорила она. — Я тоже думаю, что давно следовало сделать подарки кое-кому из бояр.

— Подкуп бояр? — Это опасный шаг! — проговорил кто-то осторожный…

— Да и кого подкупать? — спросил Джавахов.

— Милославского лучше всего, — ответил Леон. — Он принимает подарки и пользуется большим влиянием при царе.

— Ой уж мне этот советник! — покачал головой Вахтанг Джавахов. — Введет он нас в беду!

— Мое дело сказать, а ваше принять или отвергнуть совет, — задетый за живое, ответил Леон.

Старики стали совещаться, а князь Вахтанг подошел к сыну и сурово спросил его:

— Где твой кинжал?

— Ведь я уже сказал тебе, отец!

— Ты солгал и должен сказать мне теперь правду. Сейчас говори! Слышишь? Я хочу знать!

Старый князь был страшен в гневе, и сын совсем растерялся, зная, что последует, когда отец узнает, что кинжал потерян.

Но между отцом и сыном вдруг встал царевич.

— Не сердись, князь Вахтанг, — проговорил мальчик. — Леон не виноват! Хочешь, я тебе скажу, что сталось с его кинжалом? Но только отойдем в сторону, а то они мешают своими разговорами!

Царевич отвел старика в противоположный угол комнаты и там подробно рассказал о случае с Леоном.

Мальчик говорил горячо и старался выгородить своего наставника перед отцом, а когда кончил, то, заглядывая под насупленные седые брови в глаза князю, спросил:

— Ты видишь, Леон ни в чем не виноват, не правда ли?

— Так зачем же он скрыл от меня потерю кинжала! — угрюмо спросил старик.

— Леон боится тебя, князь Вахтанг!

— Боится, значит, знает, что совершил нехорошее дело.

— Что же худого он сделал, князь?

— Разве он отомстил обидчику, осмелившемуся оскорбить Джавахова? — сверкнув глазами, спросил князь.

— Но он поразил его кинжалом! — произнес царевич.

— Хорош удар!.. — презрительно возразил Вахтанг. — Враг остался жив!

— Он не убийца! — гордо повторил мальчик слова своего наставника.

Старый грузин холодно посмотрел на царевича.

— Это тебя Леон научил? — проговорил он. — Хорошему же он тебя учит! Ты не будешь уметь держать оружие в руках с такими понятиями. Нас учили за обиду убивать, — с горечью произнес Вахтанг. — А вас, юношей грузинских, скоро будут безнаказанно бить по лицу!

Лицо царевича перекосилось, глаза засверкали, как у молодого львенка, и он схватился за свой кинжал.

— Потише, потише, мальчик! — остановил его князь, положив свою сильную, загрубелую в боях руку на его плечо. — Ты еще молод, чтобы грозить старику!

— Да счастье твое, что ты старик, а то я показал бы тебе, что оскорбления не остаются у нас безнаказанными, — надменно произнес царевич.

Эта вспышка очень понравилась старому князю.

— Ну, ладно, — спокойнее проговорил он. — Так помоги вот сыну вернуть наш старый дедовский кинжал!

— Я сам верну его, — вмешался Леон, недовольный тем, что отец дает ему в компаньоны мальчика.

— Что ж ты до сих пор не взял его?

— Некогда было, — хмуро ответил Леон.

Царевич стал проситься взять и его на поиски.

— Возьми его, — произнес старик Джавахов, — он славный будет воин.

— Да на что он мне? — уклонился Леон. — Если понадобится, возьму.

В это время кончилось совещание совета. Приближенные царевны решили попытаться одарить боярина Милославского и через его сестру действовать в пользу Грузии.

— Кто повезет подарки? — спросил князь Зичианов.

— Ну, хотя бы ты, князь, — предложили ему.

— Нет, меня увольте! — возразил он, кланяясь. — Устал я и стар для этого тонкого дела, лучше просите князя Орбелиани.

— Я сделаю, что мне прикажет моя царевна, — почтительно склоняясь в ее сторону, ответил Орбелиани.

— Я прошу тебя, князь! — скромно опуская глаза, ответила польщенная Елена Леонтьевна.

Порешив на этом, грузины стали расходиться. Все поочередно подходили к царевне и низко кланялись ей. Она сидела, не шевелясь, потупившись; возле нее стоял царевич и важно отвечал наклонением головы на поклоны князей.

XX. Ворожея Марфуша

Внешний вид избушки ворожеи Марфуши нисколько не изменился с тех пор, как в ней была несколько лет тому назад боярыня Елена Дмитриевна. Внутри она была все так же грязна и неуютна, и по-старому сидела над котелком с варящимися в нем какими-то травами Марфуша.

Годы точно не коснулись ее худощавого, цыганского типа лица; на нем так же светились энергией и силой мрачные темные глаза, пытливо высматривавшие из-за нависших над лбом всклоченных черных как смоль волос. Только вокруг рта лежала складка не то презрения ко всему окружающему, не то затаенного горя…

Помешав травы, она встала, подошла к маленькому слюдовому оконцу и посмотрела на улицу. Было темно, хоть глаз выколи. Кругом было пустынно и глухо; только слабое журчание ручейка доносилось откуда-то неподалеку.

— Никто больше не придет, поздно… Да и время не для волшебства… — проговорила Марфуша, и странная усмешка тронула ее бледные губы. — Вишь, Вербная неделя; они ее чтут и ворожить не станут… Верующие ведь! Много ли сегодня наработала?..

С этими словами она задернула оконце платком и пошла к маленькому сундучку, стоявшему рядом, в чуланчике. Вытащив его на середину избы, она присела на корточки и замысловатым ключиком отперла свою сокровищницу, на дне которой оказались горки золота и медной монеты.

Глаза ворожеи потускнели, подернувшись точно слезой.

— Сколько бед натворило это золото, — прошептала ворожея. — И все-таки мне еще мало! Этого не хватит, чтобы сделать счастливой мою Танечку! Ах, Таня, Таня, ради тебя терплю я муки, души загубила — и свою, и людские, а тело мое слабое ежеминутно адова огня трепещет! Матушка, матушка, — вскрикнула она, — .завета твоего не исполнила!

Большой черный кот— непременная принадлежность каждой чародейки того времени — ласково мурлыча, потерся о ее колена.

Ворожея погладила его по мягкой спинке.

— Бедные мы с тобою, Клубок! Когда-то страда наша кончится?

Кот поднял голову и пошевелил ушами.

— Что, Клубок, или идет кто-либо?

И действительно, возле избы послышались голоса и проклятия…

Ворожея быстро убрала сундучок и боязливо стала прислушиваться. Поздние гости говорили на незнакомом ей языке, а один из голосов был детский. Но скоро ворожея услышала и настоящую русскую брань.

— Чтобы черти тобой подавились, хрычовка некрещеная! Дома, что ль, тебя нет? Князь Леон, подожди маленько! Ежели нет ее, лешихи, всю избу разнесу! — И тот же голос тихо спросил: — Что, царевич, испугался?

— Я? Вовсе нет! — ответил детский голос, видимо, бодрясь.

— Не надо было так поздно, ведь ничего не видно, — проговорил сильный мужской голос.

— Я-то знаю ее чертову избу… — кричал русский, и Марфуша узнала в нем молодого стрельца Прова Степановича. — Да ответишь ли ты, сучья печень? — заорал он во все горло.

— Может, ее и в самом деле нет? — спросил Леон.

— Должна пронюхать, дьяволицына дочь, что мы золота ей кучи навезли!

— Только ты ей не говори, кто мы, — посоветовал Леон, когда под напором стрельца дверь заскрипела.

— Кто там, что надо? — сонным и хриплым голосом спросила наконец Марфуша.

— Открывай, рачье пузо!

— Да ты не больно ори, а сказывай, что надо?

— На то ты и ведьма, чтобы знать, зачем к тебе люди ходят! Разве не почуяла запаха денег?

Ворожея постаралась хрипло рассмеяться и отворила дверь, после чего стала рассматривать пришельцев. Она имела довольно много дел с боярами и боярынями, часто толкалась и в теремах, чтобы тотчас же по осанке узнать в пришедших знатных людей.

«Какого царства князья?» — думала она и старалась вспомнить, где видела таких чернооких, смуглых красавцев, как этот мальчик и его спутник.

Леон и царевич были в русских шубах и шапках, не желая открывать ворожее своего звания. Но их жгучие глаза и гибкие движения скоро навели старуху на мысль, что это могут быть только грузины, которыми она всегда при встрече на улицах любовалась.

«Грузинской царевны, должно быть, сын и его дядька», — подумала она и проговорила вслух:

— Садитесь, бояре!

— Что за варево мастерила? — спросил Дубнов. — Верно, зелье какое? По чью душу?

— Ты разве, боярин, за допросом пришел?